Алексей Парин - Чудесный рог: Народные баллады

Гил Моррис сыном эрла был,
           Но всюду славен он
Не за богатое житье
           И не за гордый тон,
А из-за леди молодой
           Из Кэрронских сторон.

«О, где гонец, кому чулки
           Мне с башмаками дать?
Пусть к лорду Барнарду спешит —
           К нам леди в гости звать!
О Вилли, быть тебе гонцом,
           Подходишь ты вполне,
И, где другой пойдет пешком,
           Помчишься на коне!»

«О нет! О нет, мой господин!
           Задача не по мне!
Я ехать к Барнарду боюсь
           С письмом к его жене».
«Мой Вилли, милый Вилли мой,
           Мой птенчик дорогой,
Меня ослушаться нельзя —
           Ступай и — бог с тобой!»

«Нет! Нет! Мой добрый господин!
           Зеленый лес — твой дом!
Оставь свой замысел, оставь,
           Чтоб не жалеть потом!»
«Скачи к ним в замок, я сказал,
           К нам госпожу зови!
А не исполнишь мой приказ —
           Умоешься в крови!

Пусть плащ принять благоволит,
           Весь в золоте, с каймой,
Пускай придет совсем одна,
           Чтоб свидеться со мной.
Отдай рубашку ей мою,
           Что вышита крестом,
И поскорей проси прийти,
           Чтоб лорд не знал о том».

«Ну что ж! Я выполню приказ,
           Но месть найдет тебя,
Не хочешь слушать слов моих,
           Пеняй же на себя.
Лорд Барнард мощен и свиреп,
           Не терпит сраму он,
И ты до вечера поймешь,
           Сколь мало ты силен!

Приказ твой — для меня закон,
           Но горе будет, знай!
Все обернется не добром —
           Сам на себя пеняй!»
И, мост разбитый повстречав,
           Он лук сгибал и плыл,
И, на зеленый луг ступив,
           Бежал что было сил.

И, к замку Барнарда примчав,
           Не крикнул: «Отвори!» —
А в стену лук упер и — прыг! —
           И тотчас был внутри!
Он страже слова не сказал
           О деле о своем,
А прямо в зал прошел, где все
           Сидели за столом.

«Привет, милорд и госпожа!
           Я с делом и спешу!
Вас, госпожа, в зеленый лес
           Пожаловать прошу.
Благоволите плащ принять
           Весь в золоте с каймой.
А посетить зеленый лес
           Вам велено одной.

Не эту ли рубашку вы
           Расшили всю крестом?
Гил Моррис вас просил прийти,
           Чтоб лорд не знал о том».
Но леди топнула ногой
           И бровью повела,
И речь ответная ее
           Достойною была:

«Ты, верно, к горничной моей
           И спутал имена!»
«Нет, к леди Барнард послан я.
           По-моему, вы — она!»
Тут хитрая мамка с дитем на руках
           Молвила в стороне:
«Если это Гил Моррис послал,
           Очень приятно мне!»

«Ты врешь, негодница мамка, врешь!
           Ибо для лжи создана!
Я к леди Барнард послан был.
           По-моему, ты — не она!»

Но грозный Барнард между тем
           Озлился и вспылил:
Забыв себя, дубовый стол
           Он пнул, что было сил,—
И утварь всю, и серебро
           Сломал и перебил.

«Эй, платье лучшее мое
           Снимай, жена, с крюка!
Пойду взгляну в зеленый лес
           На твоего дружка!»
«Лорд Барнард, не ходи туда,
           Останься дома, лорд;
Известно всем, что ты жесток
           Не менее, чем горд».

Сидит Гил Моррис в зеленом лесу,
           Насвистывает и поет:
«О, почему сюда люди идут,
           А мать моя не идет?»
Как пряжа златая Минервы самой,
           Злато его волос.
Губы, точно розы в росе,
           Дыханье — душистей роз.

Чело его, словно горный снег,
           Над которым встал рассвет.
Глаза его озер голубей.
           А щеки — маков цвет.
Одет Гил Моррис в зеленый наряд
           Цвета юной весны.
И долину он заставил звенеть,
           Как дрозд с верхушки сосны.

Лорд Барнард явился в зеленый лес,
           Томясь от горя и зла,—
Гил Моррис причесывает меж тем
           Волосы вкруг чела.
И слышит лорд Барнард, как тот поет;
           А песня такой была,
Что ярость любую могла унять,
           Отчаянье — не могла.

«Не странно, не странно, Гил Моррис, мне,
           Что леди ты всех милей.
И пяди нет на теле моем
           Светлее пятки твоей.
Красив ты, Гил Моррис, но сам и пеняй
           Теперь на свою красу.
Прощайся с прекрасной своей головой —
           Я в замок ее унесу».

И выхватил он булатный клинок,
           И жарко блеснул клинок,
И голову Гила, что краше нет,
           Жестокий удар отсек.
Прекрасную голову лорд приказал
           Насадить на копье
И распоследнему смерду велел
           В замок нести ее.

Он тело Гила Морриса взял,
           Седла поперек взвалил,
И привез его в расписной покой,
           И на постель положил.
Леди глядит из узких бойниц,
           Бледная точно смерть,
И видит: голову на копье
           Несет распоследний смерд.

«Я эту голову больше люблю
           И эту светлую прядь,
Чем лорда Барнарда с графством его,
           Которое не обскакать.
Я Гила Морриса своего
           Любила, как никого!»
И в подбородок она и в уста
           Давай целовать его.

«В отцовском дому я тебя зачала,
           Ославив отцовский дом.
Растила в добром зеленом лесу
           Под проливным дождем.
Сидела, бывало, у зыбки твоей,
           Боясь тебя разбудить.
Теперь мне к могиле твоей ходить —
           Соленые слезы лить!»

Потом целовала щеку в крови
           И подбородок в крови:
«Никто и ничто не заменят мне
           Этой моей любви!»
«Негодная грешница, прочь от меня!
           Твое искупленье — смерть!
Да знал бы я, что он тебе сын,
           Как бы я мог посметь?!»

«О! Не кори, лорд Барнард, не мучь
           Злосчастную ты меня!
Пронзи мне сердце кровавым клинком,
           Чтоб не видеть мне бела дня!
И если Гила Морриса смерть
           Твою ревность унять не могла,
Сгуби, лорд Барнард, тогда и меня,
           Тебе не желавшую зла!»

«Теперь ни тьма, ни белый свет
           Не уймут моей маеты,—
Я стану скорбеть, я стану точить
           Слезы до слепоты.
Достаточно крови пролил я —
           К чему еще кровь твоя?
О, почему вместо вас двоих
           Бесславно не умер я?

Мне горше горя слезы твои —
           Но как я мог, как я мог
Своею проклятою рукой
           Вонзить в него клинок?
Не смоют слезы, госпожа,
           Содеянного во зле!
Вот голова его на копье,
           Вот кровь на сырой земле.

Десницу я проклял за этот удар,
           Сердце — за злую мысль,
Ноги за то, что в лесную дебрь
           Безудержно понеслись!
И горевать я стану о нем,
           Как если бы сын он мне был!
И не забуду страшного дня,
           Когда я его сгубил!»

Дева Изабелл в дому за шитьем сидит.
             Весеннею майской порою.
В дальней чаще Страж Лесной в звонкий рог трубит.
             А солнце встает за горою.

«Вот бы звонкий рог трубил под моей стеной!»
             Весеннею майской порою.
«Вот бы на груди моей спал бы Страж Лесной!»
             А солнце встает за горою.

Не успела и сказать этих слов она —
             Весеннею майской порою —
Страж Лесной уже стоял у ее окна.
               А солнце встает за горою.

«Дивно мне! — он говорит. — Кто бы думать мог!»
             Весеннею майской порою.
«Ты зовешь меня, а мне не трубится в рог!»
             А солнце встает за горою.

«Не пожалуешь ли ты в мой приют лесной?»
             Весеннею майской порою.
«Если боязно одной — поскачи со мной!»
             А солнце встает за горою.

Повскакали на коней и — в лесной предел —
             Весеннею майской порою —
Поскакали Страж Лесной с девой Изабелл.
             А солнце встает за горою.

«Спешься, спешься, — он сказал, — мы в глухом краю»
             Весеннею майской порою.
«Здесь ты, дева Изабелл, примешь смерть свою!»
             А солнце встает за горою.

«Сжалься, сжалься, добрый сэр», — молвила она.
             Весеннею майской порою.
«Я родную мать с отцом повидать должна!»
             А солнце встает за горою.

Он в ответ ей говорит: «Здесь, в глуши лесной —
             Весеннею майской порою —
Семь царевен я убил, быть тебе восьмой».
             А солнце встает за горою.

«Прежде чем погибну я в этой стороне,—
             Весеннею майской порою —
Голову свою склони на колени мне».
             А солнце встает за горою.

Нежно гладила его — он к ней ближе льнул.
             Весеннею майской порою.
И от нежных этих чар Страж Лесной уснул.
             А солнце встает за горою.

Тут она возьми шнурок — и свяжи его,—
               Весеннею майской порою.
Тут она возьми клинок — и пронзи его.
               А солнце встает за горою.

«Семь царевен погубил ты в лесной глуши.
             Весеннею майской порою.
А теперь — им всем супруг — с ними и лежи!»
             А солнце встает за горою.