Лопе де Вега - Том 6

Тщеславная любовь! Ты к небесам
Юнца возносишь мысли, увлекая
Его, что так желаньями богат
И беден разумом. А мой наряд
Кому достанется? А вдруг сеньора,
Что для сержанта прелести полна,
Не затуманенному страстью взору
Покажется неряшлива, грязна
И, с кем-нибудь греху предавшись, скоро
Весь мой наряд испакостит она?
Так смилуйся, взываю к юной даме,
Хоть над моими новыми чулками!

Дон Эктор! Вас, мой капитан,
Влечет костей скороговорка?

Я сыт и картами. Семерка
Мой протаранила карман,
И ох, как ноет эта рана!
Цепь проиграл я.

Ну и пусть…
Куда же вы?

Развеять грусть.

Но где же?

В церкви Сан Хуана
Я мессу отстою… О чем
Заговорил я? Что за бредни!
Не служат вечером обедни.
Ох, голова идет кругом!
Я зол, я в бешенстве, мутится
Мой разум…

И не мудрено,
Коль, говоря сейчас одно,
К другому тотчас же клониться.

Не стало тыщи золотых
И бриллиантовой подвески.

Таится в их лукавом блеске
Лишь память о деньгах шальных,
Что мы выигрывали прежде.
Что горевать тут?

Удручен
Сеньор дон Эктор тем, что он
Все это проиграл невежде.

А не хотите ль с ним опять
Сразиться?

Сколько перепало
Тебе?

Четыре, что ль, реала.[3]

Не щедро, должен я сказать.
Он чести не блюдет законов.

Ну, а тебе?

Один реал,
А скорчил рожу, словно дал
По крайней мере сто дублонов.

Найти песчинку серебра
Средь груды золотых дукатов?

В запасе у подобных хватов
Немало всякого добра.
Но их карманы — что колодцы,
Поэтому не мудрено,
Что тяжесть там идет на дно,
А мелочь сверху остается,
И незачем подолгу им
В карманах шарить, чтоб оттуда
Извлечь реал, а не эскудо.

Пойдем и площадь оглядим.

Здесь, в городке, блюдя приличья,
Все спят уже. Она пуста,
Но, впрочем, есть и тут места,
Где в эту пору пахнет дичью.
В игре наитию страстей
Себя обычно предаю я,
Да и в любви игра вслепую
Успешней.

Нет ли новостей?

С красоткой римлянкою рыжей
Вчера болтал я под окном,
А за полночь проник к ней в дом,
Чтоб познакомиться поближе.
И вам понравится она.
Пожалуй, даже сын Приама
Взамен Елены эту даму
Похитил бы.[4]

А ей цена?

Две сотни.

Медью?

Золотыми!
А прежде — верить мне прошу —
Бывала рада и грошу,
Улитками торгуя в Риме.

Драть деньги с нас — завидный дар.

Себя даем мы обольщать им.
Втридорога мы часто платим
За жалкий рыночный товар.

А где миланка, что держалась
От слабости за стенку?

С той
Все кончено. Совсем больной
Она вчера мне показалась.
Вас донья Хуанилья ждет,
Горя от нетерпенья.

Это
Магнит, который хоть полсвета
Способен притянуть. А вот
Ее сестрица Мадалена…

Она красива.

И хитра.
Двух завлекла к себе вчера
На сьесту.[5]

Ловко!

Впрочем, сцену
Один покинул.

А с другим
Что было?

Павший жертвой страсти
Клянет сегодня это счастье,
И я потешился над ним…
Сеньор, уж поздно! Не хотите ль
Отужинать со мной? А там
Валетов, королей и дам
Стасует местный туз — учитель.

Дружок! Ты нас опереди,
Чтоб мы накрытым стол застали.

Я в церкви вас найду?

Едва ли…

Так где ж?

К Вьоланте приходи.

Вот, вот: тебе легко сейчас
Кривить насмешливые губки,—
Ведь сколько спеси про запас
И молодости у голубки!
Но старость постучится в дом,
И ты наплачешься потом,
Когда сокровище такое,
Как золото твоих волос,
Серебряною став мукою,
Поблекнет, и еще вопрос,
Не будут ли дешевле меди
Ценить остатки этой снеди?
Сейчас ты дразнишь аппетит
Бутончиками губ карминных
И розами своих ланит.
Но много ль прелести в морщинах,
В кривом носу, что напоказ
Сидит меж двух запавших глаз?
Померкнет ровный блеск жемчужин,—
Кого тогда он привлечет?
Скажи: кому он будет нужен,
Твой опустевший дряблый рот,
Где будет зуб виднеться черный,
Как виселицы столб позорный?
Да, в молодости вы всегда
Уверены, что, неизменно
Любя вас, будут господа
Стремиться к цели вожделенной,
Безумствуя в чаду страстей
У ваших запертых дверей.
Ты дура, дурища, дуреха,—
Обманывай себя сама,
А после и вздыхай, и охай,
И от любви сходи с ума.
Эх, плетью бы я вразумила
Тебя!

Что обо мне заныла?
Отстань!

Мечтаю я о том,
Чтоб молодости воск златистый
Весь, до конца, ты целиком
Сожгла, и лился пламень чистый,
И счастья светоч не угас
До самой смерти.

Вот сейчас
О смерти вспомнила не в пору.

Да как же мне не горевать?
Ведь эта красота, которой
Пристало бы в плену держать
Весь мир, теперь добычей стала…

Кого?