Сборник - Памятники Византийской литературы IX-XV веков
Северные воды отвердели до такой степени, что можно было пройти по ним пешком; проходимыми оказались все места, пограничные с землей хазаров и соседние со скифским народом, и не только для людей, но и для домашнего скота и других животных. А Понтийское море стало в это время уже недоступно для плавания. По прошествии нескольких дней та грозная снежная громада раскололась на разные части, которые были столь огромны, что казались высочайшими горами. Несколько этих частей отделилось и, поднятые силою ветра, были отброшены к Дафнусии, хорошо укрепленной крепости на Понтийском побережье. Упали они у самого входа в Евксинское море. Уплотнившись и заполнив здесь узкое пространство между проливами, эти снежные части соединили друг с другом два материка, Фракию и Азию, так что пешком можно было скорее, чем на корабле, перейти с одной стороны на другую. Отсюда снежные громады двинулись по Пропонтиде и достигли Абидоса, и никто даже не подозревал, что здесь — море. Одна из этих громад раскололась, и ее отшвырнуло на акрополь Византия. Стена акрополя так задрожала, что находившихся внутри людей объял страх. А снежный ком, распавшись на три части, рассыпался вдоль морского берега по ту и другую сторону акрополя; высота этих частей превышала городские стены, и кое–кто ходил по ним пешком напрямик от акрополя туда, где находится крепость, называемая Галатской. Все это навело на жителей города необыкновенный ужас: с недоумением взирая на такое странное и неожиданное зрелище, они покидали город с плачем и слезами.
Прошло немного времени, и племя склавинов [71], переселяясь со своей земли, переправляется через Евксинское море; число их достигает 208 тысяч. Поселяются они близ реки, которая называется Артаной [72].
А вот что происходило в это время у гуннов и болгар: эти два народа, заключив между собою союз, убили своих властителей, бывших из одного рода, и поставили над собой вождя по имени Телесий, человека надменного и вместе с тем по молодости бесстрашного. Собрав отряды тяжеловооруженных воинов, Телесий начисто опустошил земли и укрепления, лежавшие вблизи от ромейских владений. Узнав об этой своевольной дерзости, Константин снарядил 800 кораблей, приспособленных для перевозки лошадей, и, разместив на них конное войско, отправил через Евксин на Истр. Сам же, собрав другое войско, прибыл в город Анхиал [73]. Телесий двинулся» против Константина с немалым числом союзников–склавинов. Но, потерпев в бою поражение, бежал. Множество врагов пало с той и с другой стороны, а кое- кто из знатных — а таких немало — были взяты в плен живыми.
Одержав таким образом победу, Константин возвращается в Византий и захваченных им пленников собственноручно отдает на расправу гражданам и димотам из так называемых партий цветов, а те вывели пленников за стену, обращенную к суше [74], и убили их. Захваченную добычу торжественно пронесли у всех на виду во время конских состязаний; среди этой добычи были показаны народу два золотых сосуда, изготовленных на острове Сицилия, весом в 800 литров каждый.
Узнав о несчастье, постигшем Телесия, болгары подняли мятеж и убили его; власть они предоставили одному из своих архонтов, которого звали Савин. Как только он получил власть, тотчас послал к царю послов с просьбой заключить самый прочный мир. Но болгарам это не понравилось; недовольные, они стали упорно возражать, думая, что ромеи сразу же обратят их в рабство. Испугавшись их, Савин бежал к царю. Отпустив несколько тяжеловооруженных воинов и освободив жен их и родственников, бывших в заточении, царь посылает их к Савину. В это время болгары изменили свое решение и сами отправляют к царю послов с просьбой о мире. Константин же не принял их, а тотчас выступил в поход против болгар. Последние стали укреплять труднопроходимые места в горах. Вождь их, взяв у царя залог верности, прибывает вместе со своими архонтами к царю. Константин принял их, побранил в присутствии Савина за непослушание и ненависть, проявленную к Савину, и заключил с ними мирный договор.
Это случилось в первый индиктион. И еще у царя родился сын, которого он назвал Никитой. В это же самое время войска сарацин двинулись из Африки и прибыли на остров Сицилию. Но воины этого острова оказали им решительное сопротивление и прогнали прочь, разбив все их надежды.
В третий индиктион Константин вторгается в Болгарию; болгарским полководцем был тогда поставленный Савином Умар. Но когда болгары лишили его власти, они поставили на его место болгарина Токта, брата Ваиана. Бежавшие же в леса болгары отступили к реке Истру. Немало из них было убито, среди них погиб Токт со своим братом Ваианом и другие. А какой–то другой их архонт, по имени Кампаган, бежал в Варну и, казалось, был уже спасен, но его убили его собственные рабы. Большую часть болгарских селений ромеи в то время сожгли и разорили.
Нечестие императора уже становилось очевидным; вся жизнь людей благочестивых и преданных богу подвергалась насмешкам и поруганию, особенно же сильно преследовался святой чин монашеский. В самом деле, кто был тверд в своей старой вере, придерживался избранного образа жизни и противостоял тем нечестивым догматам, того подвергали всевозможным пыткам, всячески истязали; кому беспощадно выжигали бороду, кому уничтожали ее, выщипывая по волоску, кому разбивали голову ударами святых икон, на которых было начертано изображение святых. Некоторым эти жалкие люди вырывали глаза, безжалостно отрезали различные части тела. Можно сказать, что всякое благочестие преследовалось и изгонялось; для христиан словно вновь наступили языческие времена, замышлялось всевозможное зло, которое стремились причинить людям, избравшим жизнь по заповедям божьим. Некоторые все же были увлечены в самую пучину собственной гибели: уступали их безбожному учению либо под воздействием силы, либо поддавшись обману, либо склонившись на льстивые речи, либо соблазненные деньгами, либо польстившись на военные должности, либо обманутые другими всевозможными нечестными способами; отказываясь от прежних обетов и снимая с себя священное одеяние, отказывались от пострижения и отращивали волосы и тотчас перенимали мирской образ жизни, начинали общаться с женщинами и одобряли сожительство с ними. Вот что творили эти люди; самого бога, всеобщего создателя, всячески бесчестили и оскверняли святую церковь.
В это время был схвачен некий Стефан, человек праведный, боголюбивый, монах, заточивший себя в очень тесной хижине, построенной на вершине высочайшей горы; называли ее горой святого Авксентия. Те нечестивцы обвинили Стефана, что он держится старой веры; они говорили, будто он многих обманывает, призывая презреть земную славу, пренебречь своим домом и родственниками, отвернуться от царских дворцов и обратиться к монашеской жизни. Подвергнув его за это жестоким побоям и осудив на тюремное заключение, они, в конце концов, связали ему ноги веревками и волокли от царского дворца до площади, именуемой площадью Быка; тело его безбожники бросили в так называемые рвы Пелагия, словно он был злодеем, ибо туда сносили трупы людей некрещеных и приговоренных к смертной казни. Многих убили они из тех, кто исполнял гражданские и воинские обязанности, обвинив их в поклонении святым иконам, словно они были уличены в святотатстве. Одних они доводили до смерти различными способами, других подвергали неслыханным наказаниям, многих изгнали далеко за пределы страны. Мало того: император повелел, чтобы все его подданные давали клятву никогда не поклоняться ни одному святому образу. Некоторые рассказывали, будто видели, как тогдашний патриарх города, подняв животворные иконы, поклялся в том, что он не принадлежит к числу поклоняющихся святым иконам. Вот до чего дошло бесчестие!
…Все еще дыша ненавистью к благочестию, Константин надругался над святыми назарейскими схимниками. Так, устроив конские состязания, он приказал некоторых из них выпустить на середину театра и каждому вести за руку женщину — монахиню. Зрители бросали им всевозможные оскорбления, плевали в них, как это обычно делает беспорядочная чернь. Так дважды прошли они тот беззаконный, постыдный путь [75]. После этого Константин по ложному доносу подвел некоторых мужей, занимавших значительные должности, под тяжелейшее обвинение в том, будто они пытались отнять у него власть. Среди них был Антиох, доставлявший царю донесения об общественных делах (придворные называют эту должность логофетом дрома) [76], Феофилакт, патрикий и стратиг, и еще несколько царских щитоносцев и телохранителей, кроме них и другие. В скором времени, устроив те же состязания, царь повелел вывести на ристалище закованных в цепи, а на другой день осудил на смерть братьев Константина и Стратегиона; он приказал отсечь им головы в так называемом городском Кинигии [77], а у других вырвать глаза. Днем позже царь взял клятву с некоторых родственников Константина, патриарха Византия, в том, что они придумают против него обвинение, и во всеуслышание уличил, будто от него слышали обо всех замыслах Антиоха и Феофилакта. И тотчас отправил Константина в Иерию — так назывался царский дворец, расположенный напротив Византия, к юго–востоку; патриархом же он назначил евнуха Никиту, пресвитера церкви святых Апостолов. Все это происходило в августе месяце четвертого индиктиона.
