Фернан Пинто - Странствия
Мы хотели приблизиться к берегу, чтобы узнать там последние новости, но обратили внимание на большое количество огней на берегу и на грохот орудий, доносившийся до нас время от времени. Все мы начали строить догадки, что это может означать, и с убавленной парусностью пролавировали у берега остаток ночи, пока совершенно не рассвело и мы не увидели, что крепость со всех сторон окружает большое количество судов с латинскими парусами.
Это столь необычное зрелище нас смутило, и по поводу него возникло множество споров и высказывались самые различные мнения. Одни говорили, что сюда, должно быть, прибыл из Гоа губернатор, чтобы вести мирные переговоры после смерти султана Бандура, короля Камбайского, которого он незадолго до этого убил. Другие утверждали и готовы были биться о крупный заклад, что это прибывший из Португалии инфант дон Луис, брат короля Жоана III, поскольку приезда его ожидали во всей Индии со дня на день, и множество латинских парусов, которое мы видели, не что иное, как каравеллы его армады; третьи считали, что это Патемарка с сотней фуст Саморина {36}, короля Каликута; и, наконец, четвертые уверяли, что это турки, и приводили к тому весьма веские и убедительные доводы.
Мы пребывали в смущении и тревоге и строили всевозможные догадки относительно нашего будущего, как вдруг увидели, что от толпы судов отделилось пять очень крупных галер с полосатыми зелеными и фиолетовыми треугольными парусами, многочисленными знаменами, развевающимися поверх тентов, и весьма длинными вымпелами, спускавшимися с марсов и почти достигавшими косицами воды. Все они обратили свои носы к нам, стараясь занять наветренное положение, из чего мы сразу заключили, что это турки. Как только мы поняли, в чем дело, мы отдали с большой поспешностью подобранный было грот и повернули в открытое море в великом страхе, что с нами за наши грехи приключится такое же несчастье, как то, о котором я рассказывал. Неприятель следовал за нами в кильватер, но господу нашему было угодно, чтобы незадолго до наступления ночи он лег на обратный курс и пошел опять туда, откуда вышел.
Весьма довольные тем, что избежали столь жестокой опасности, мы прибыли через двое суток в Шаул {37}, где капитан нашего корабля вместе с купцами, которые на нем следовали, немедленно же отправились к Симону Гедесу, коменданту крепости, которому сообщили обо всем, что случилось с нами в пути.
На это последний ответил:
— Без сомнения, у вас есть все основания благодарить господа бога за то, что он избавил вас от такой опасности. И тогда он сообщил им, что Антонио Силвейра уже двадцать дней как окружен большим флотом турок под командой Солеймана-паши, вице-короля Каира, и что великое множество судов, замеченное нами, не что иное, как пятьдесят восемь королевских и иных галер, у которых было по пяти пушек на носу, а у некоторых из них сверх того еще и кулеврины, львы и мелкие пушки, а кроме того, восемь больших галер с большим количеством турок, которые были присланы, чтобы занять место убитых. Турки привезли с собой много припасов и боевого снаряжения, среди которого, по сведениям, находилось триста осадных орудий, в том числе двенадцать василисков.
Все эти известия нас весьма встревожили и напугали, и мы вознесли много благодарственных молитв господу за то, что он по милости своей избавил нас от столь великой опасности.
Глава VIII
О том, что с нами случилось па пути из Шаула в Гоа и что было со мной по прибытии туда
Уже на следующий день мы покинули Шаул и взяли курс на Гоа. Когда мы достигли устья реки Карапатан {38}, мы повстречались с Фернаном де Мораисом, командиром трех фуст, который по приказанию вице-короля дона Гарсии де Нороньи, только что прибывшего из Португалии, направлялся в Дабул {39}, чтобы попытаться захватить или сжечь один турецкий корабль, который по распоряжению паши находился там в порту с грузом провианта.
Как только этот Фернан де Мораис узнал, кто мы такие, он потребовал от нашего капитана, чтобы из двадцати человек, которыми тот располагал, он уступил ему пятнадцать, так как у него не хватало команды из-за того, что вице-король приказал ему отплыть с большой поспешностью, ссылаясь на то, что этого требует дело господа бога и его величества. После ожесточенных препирательств, которые я опускаю, чтобы не затягивать повествования, оба капитана сошлись на том, что вместо пятнадцати человек, которых требовал Фернан де Мораис, наш капитан даст ему двенадцать, чем он наконец и удовлетворился. В эти двенадцать попал, разумеется, и я, потому что со мной никогда не считались. Так с этим делом и покончили.
Корабль Жорже Фернандеса Таборды отравился в Гоа, а Фернан де Мораис со своими тремя фустами продолжал идти курсом на порт Дабул, куда и прибыл на следующий день в девять часов. Там он захватил малабарский пагел {40}с грузом хлопка и перца, стоявший на якоре посредине бухты, и тотчас подвергнул пытке капитана и лоцмана. Те сообщили, что несколько дней назад в Дабул заходил корабль паши в поисках продовольствия и что на этом судне был посол, привезший очень богатый халат Хидалкану {41}, который подарок этот отверг, чтобы не сделаться вассалом Великого Турка (ибо у мусульман не принято посылать друг другу такие халаты, за исключением случая, когда сеньор посылает его своему вассалу). Из-за этой неудачи судно вернулось без продовольствия и вообще ни с чем. А на предложения, которые паша от имени Великого Турка сделал Хидалкану, последний ответил, что он предпочитает дружбу короля Португалии, который уже владеет Гоа, чем его, Великого Турка, который лишь обещает вернуть ему этот город. Корабль же этот всего два дня как ушел, и капитан его по имени Сиде Але объявил войну Хидалкану и клялся, что, как только будет взята крепость Диу (что случится не позже, чем через неделю, принимая во внимание положение, в котором она находится), Хидалкан потеряет и царство свое, и жизнь и тогда наконец поймет, как мало могут ему помочь португальцы. Фернан де Мораис, видя, что ему тут ничего не остается делать, повернул на Гоа, чтобы доложить вице-королю о положении вещей, и прибыл туда через два дня. Там мы застали на якоре Гонсало Ваза Коутиньо, который с пятью фустами направлялся в Онор {42}, чтобы потребовать от королевы этой страны галеру из армады Солеймана, которая, сбившись с курса, зашла туда.
Один из командиров этих фуст, близкий мой друг, видя меня в сильно потрепанном платье и желая оказать мне помощь, предложил мне пойти к нему на корабль, за что он обещал немедленно уплатить мне пять крузадо. Я охотно принял это предложение, так как мне показалось, что господь бог таким образом поможет мне раздобыть плащ получше того, какой я носил, ибо в это время у меня не было иных средств, кроме тех, которые я собирался заработать собственными руками. Солдаты на фусте пришли мне на помощь и поделились со мной некоторыми недостающими у меня предметами снаряжения, и таким образом я оказался слатанным из различных кусков, как любой из моих товарищей по армаде, столь же нищих, как и я.
На другой день утром, в субботу, мы отбыли от бара Вардеес и в следующий понедельник бросили якорь в гавани Онор при великом грохоте артиллерии, реях, обрасопленных по-боевому, и громких звуках флейт и барабанов, чтобы местное население решило по этим внешним проявлениям воинственности, что мы ни в грош не ставим турок.
Глава IX
О том, как вел себя Гонсало Ваз Коутиньо с королевой Онора
После того как армада стала в порту на якорь и дан был залп, о котором я говорил, капитан Гонсало Ваз Коутиньо немедленно послал королеве письмо, которое ему вручил вице-король. Передать его должен был некий Бенто Кастаньо, человек опытный и воспитанный, которому он поручил сообщить, с какой целью он сюда прибыл и что, поскольку ее величество сочувствует королю Португалии и находится с ним уже много лет в мире и дружбе, ему непонятно, как может она давать в своем порту приют туркам, которые являются величайшими нашими врагами.
На это королева ответила, что она всячески приветствует приход его милости со всем его войском; что он совершенно прав, ссылаясь на мирные отношения, существующие между ней и королем Португалии, а также его губернаторами; что, покуда она жива, они останутся нерушимыми; а что касается турок, о которых он упоминает, один бог, которого она в этом деле призывает в свидетели, знает, насколько приход их сюда совершился против ее воли, а посему, раз его милость располагает силами, для того чтобы изгнать их прочь, пусть он это и делает; что она, со своей стороны, будет способствовать этому предприятию, насколько это в ее силах, но сделать большее не может, как он прекрасно знает, ибо государство ее не могущественное и она не дерзает сражаться со столь грозной силой; что она клянется золотыми сандалиями, которые надевает в своей пагоде, что так же обрадуется его победе, которую да дарует ему бог, как обрадовалась бы, если бы король Нарсинги {43}, рабой которого она является, посадил ее за стол вместе со своею женой.
