Имад ан-Наари - Жемчужины бесед
Как ворон ни заискивал перед селезнем, сколько он ни приносил ему лакомых кусков, селезень только больше страдал, приводил разные отговорки и отворачивался. А про себя он думал, что ведь правду сказали:
Утка, повидавшая ручей и цветник,
Разве станет пить воду из водоема у бани?
Ворон по своей проницательности догадался обо всем, понял, что селезень брезгует его едой и водой. Он раскаялся в том, что зря приставал к нему с угощениями, попусту оказывал ему милости, и стал ограничиваться одним хлебом. Селезень устал и изголодался, ему стало невмоготу в тех местах, и на другой день он попросил у хозяина разрешения вернуться домой. Ворон согласился, и они обнялись на прощание. Когда селезень собрался в путь, ворон подлетел, ухватил за крыло утку и сказал:
– Ты – моя супруга и мать моих птенцов. Куда ты летишь с селезнем? Зачем ты водишься с ним? Правда, мы провели какое-то время в его гнезде, но ведь были его гостями недолго!
Бедный селезень повернулся, пораженный и озадаченный, вступил в спор с вороном, сказал:
– Что за несправедливость ты творишь? Что за срам ты себе позволяешь? Разве мы не белы, словно помыслы добронравных мужей и книга записи их деяний? А ваш цвет разве не черен, словно нутро вероотступников и лица воров? Мы белы, словно десница Мусы, а ваши лица подобны облику чародеев Фараона. Наше одеяние – это самые прекрасные одежды, ведь сам Пророк – да будет мир над ним – сказал: «Лучшие одеяния – белые».[377] Ваши же платья от головы до пят подобны цветом Черному диву. Ведь «чернота – от неверия». Мы светлее ясного дня, вы же мрачнее черной ночи. Мы соперничаем с соколами царствующего султана, а вы сочетаетесь браком с презренными совами. Вы – смола, а мы – молоко, вы – пепел, а мы – шафран. Да как же моя супруга может стать твоей женой и как она может покориться тебе?
На это ворон отвечал:
– Как бы не так! Все это пустяки, цвет и сходство не имеют никакого значения. Всеславный и всевышний творец создал людей разнообразными по цвету. Он тюрка женил на эфиопке, румийцу дал в жены негритянку. Точно так же у разного рода животных, таких, например, как кони, овцы, у всяких птиц, например у голубей и прочих, могут быть черные самцы и белые самки и наоборот. К тому же эта самка раньше была черной, как я, была облачена в черную накидку. Но пока мы оставались у тебя в гостях, я остерегался ваших губительных кушаний и потому остался при своем цвете, черным, словно шатер султана. А эта самка по ограниченности ума и недостаточности разума, что вообще присуще женщинам, не смогла воздержаться от пищи и ела то, что попадалось. Перья ее выпали, она облезла, а новые перья у нее выросли такие же, как у вас.
Бедный селезень от таких доводов ворона растерялся и огорчился, разгневался и рассердился. Он не знал, что ему возразить, и, наконец, сказал:
– Этот случай не может быть решен со слов истца и ответчика, лишь по их показаниям невозможно вынести решение. Во всякой тяжбе должны быть справедливые судьи и беспристрастные свидетели. И только тогда тяжба будет решена справедливо и распря обернется примирением. «Если бы не было правителя, то люди пожирали бы друг друга».
– Согласен, – отвечал ворон, – вполне подходящая мысль. Завтра, когда белая утка утра взлетит на небо, а ворон ночи пустится в бегство перед соколом солнца, мы призовем судью для решения нашей тяжбы и вручим повод в руки его справедливости. Однако звери и птицы не могут иметь отношения к этому делу, так как они принадлежат к тому же роду, что и мы. Как бы они не склонились в чью-нибудь сторону, как бы не стали потворствовать кому-либо из нас. Человек же не состоит с нами в родстве, он не станет принимать ничью сторону и решит по справедливости. Надо его и выбрать судьей и возложить на него это трудное дело.
Селезень согласился с этими доводами, не ведая о несправедливости рода людского. А поблизости, в одной деревне, обитали четверо мужчин. Один из них был мясник, второй – крестьянин, третий был отцом детей, а четвертый – лысый. Ворон пришел к ним пораньше и завел разговор, запугивая и угрожая.
– Вот уже много лет, – говорил он, – я живу по соседству с вами, и вы мне многим обязаны. Сегодня у меня важное дело: я хочу, чтобы утка стала моей парой. По этой тяжбе мы выберем вас в судьи, бросим перед вами мяч решения спора. Помните, что судьба изменчива! Вы должны принять мою сторону и решить дело в мою пользу.
Мяснику ворон сказал:
– Если ты выступишь против меня, станешь мне перечить, то твоему мясу не поздоровится! Я буду летать вокруг подвешенных туш и растаскивать их по кусочкам.
Потом он повернулся к земледельцу и молвил:
– Если ты пойдешь против меня, если в этой тяжбе не будешь на моей стороне, я разбережу раны твоих заезженных мулов.
Потом он обратился к отцу детей со словами:
– Если ты не поможешь мне взять верх в споре, не приблизишь мою победу, то я стану клевать твоих детей, израню их головы клювом.
А лысому он пригрозил так:
– Если ты не сделаешь меня мужем утки, если не отдашь ее мне в жены, то я вцеплюсь когтями тебе в лысину, не дам тебе спокойно даже воды испить.
Все четверо крестьян испугались ворона и его коварства и порешили так:
– Ворон для нас – грозный и страшный противник. Очевидно, что мы бессильны против него. Надо его задобрить и прийти к согласию с ним. Какая нам разница, утка ли станет женой ворона, или самка ворона – женой селезня? Похвально и желательно стремиться к соблюдению собственной пользы и печься о своем будущем.
С этими словами они единодушно согласились на просьбу ворона, и он вернулся домой радостный и довольный.
На другой день, когда мир избавился от насилия ворона ночи и стал светлым, словно оперение утки, ворон и селезень вместе с самками пришли к судьям и изложили свою тяжбу. Судьи от страха перед вороном, как они и обещали накануне вечером, вынесли такое решение:
– Это самка ворона, и, вне всякого сомнения, она – его супруга. Уже долгое время она живет совместно с ним. А селезень на нее никаких прав не имеет.
Когда крестьяне таким образом решили спор тяжущихся сторон, когда они вынесли такое решение, селезень удивился их пристрастию и лицемерию, не мог слова вымолвить из-за их несправедливого и неправого суда. Зарыдал он громко и покинул свою давнюю супругу. Утка также горько плакала, самка ворона тоже проливала слезы. Ворон-истец вдруг тоже стал рыдать вместе с ними. Стеная и скорбя, трое попрощались с бедным и безутешным селезнем и поднялись в небо. Пролетев немного, они вернулись назад, ворон обнял селезня, стал говорить ласковые и приветные слова, утешать его и выражать сочувствие, а потом сказал:
– О брат мой! Эта самка – твоя супруга, а мне она – сестра. И все это я учинил лишь из-за того, что ты брезговал нашей пищей. А смысл моего поступка был тот, что в этой деревне падалью и отбросами питаются не одни вороны. Да будет тебе известно, что здесь и люди кормятся тем же самым, ублажают свою плоть той же пищей. Если бы не так, что же тогда заставило их отдать белую утку за черного ворона? Стоило мне немного пригрозить им, и они поступили так вопреки религии и вере. Разве это не означает, что они питаются падалью?
Селезень очень обрадовался, засмеялся и сказал:
– Теперь мне ясен сокровенный смысл твоего поступка, и тот удивительный случай запечатлелся в моей памяти. А теперь скажи мне, из-за чего же ты плакал? Отчего родник твоих глаз проливал слезы, ведь у тебя не было горя? Я и моя самка плакали из-за того, что нам приходится расстаться, твоя жена плакала из-за того, что ее супруг взял вторую жену, более красивую. Мне бы хотелось знать причину твоих рыданий, подоплеку твоих слез.
Ворон ответил ему:
– Я плакал из-за мысли о том, какова участь подданных, как вершатся их дела в стране, где такие несправедливые судьи и такие безбожные обитатели. Ведь на помощь униженным приходят судьи, слабые приносят свои жалобы кадиям. Ищущий справедливости жаждет от судей истины, и только благодаря им осуществляется право правой стороны. Если судьи проявляют пристрастие и не относятся к тяжущимся одинаково, то как же могут быть решены мирские дела? Как будут соблюдены основы мира?
Когда попугай завершил рассказ, то он сказал:
– О Мах-Шакар! Вот из-за этого-то рассказа я и смеялся.
Мах-Шакар была поражена, но тоже засмеялась. А уста утра, когда оно услышало эту притчу, также раскрылись в улыбке, подражая ей, а затем засверкали и зубы солнца.
ПОВЕСТЬ о том, как раджа Тирхута устроил пиршество, о его сыне и дочери и о старом музыканте
На сорок третью ночь, когда властелин звезд сбежал из картинной галереи четвертого неба в укромное местечко на западе, а музыкантша Зухра стала напевать в третьем ладу мелодию хусравани, Мах-Шакар, которая долго сносила разлуку с возлюбленным и безмерно страдала от тоски по другу, пришла, расстроенная, к попугаю и остановилась перед клеткой, огорченная. Она твердо решила повидаться с попугаем и получить от него разрешение на свидание, не теряя времени на выслушивание всяких сказок и притч, чтобы не уклониться от основной цели и не сбиться с дороги. Попугай благодаря своей природной сообразительности и прозорливости прочитал ее потаенные мысли и надежды, немедленно воздал ей искренние славословия и похвалу, оказал подобающие почести и знаки внимания, а потом сказал:
