unknown - Ямато-моногатари
так написала.
82
Той же даме снова долго вестей не было, а потом как-то ей прислали фазана[207]. В ответ она:
Курикома-но
Ама-ни аса тацу
Кидзи ёри мо
Кари ни ва авадзи
То омохиси моно-во
Больше, чем фазан,
Взлетающий утром
С горы Курикома,
Думаю я о том, что
Не придется мне встретиться с охотником[208] —
так сказала.
83
У той же дамы, когда она жила в дворцовых покоях, был возлюбленный, который навещал ее тайно; он был в чине главы дворцовой управы и постоянно находился во дворце.
Однажды в дождливую ночь он подошел к шторке двери ее комнаты; она же не знала этого и, так как дождь просочился внутрь, перестилала соломенную подстилку. При этом она сказала:
Омофу хито
Амэ-то фурикуру
Моно нараба
Вага мору токо ва
Кахэсадзарамаси
Если бы
Тот, кого люблю,
Был дождем, который льется сюда,
Не меняла бы я
Свое ложе, на которое каплет вода[209].
Так она произнесла. Он был очарован этими стихами и тут же вошел к ней в комнату.
84
Та же дама впоследствии сказала кавалеру, который давал ей множество клятв, что не забудет, но позабыл:
Васураруру
Ми-во ба омовадзу
Тикахитэси
Хито-но иноти-но
Осику мо ару кана
Уж не думаешь с любовью
Обо мне, которую позабыл.
Но как мне жаль
Жизнь человека,
Который давал клятвы[210].
85
О той же Укон пошли слухи, будто к ней ходит Момодзоно-но сайсё-но кими, министр Персикового сада[211], и прочую напраслину говорили люди. Тогда она послала министру:
Ёси омохэ
Ама-но хировану
Уцусэкахи
Мунасики на-во ба
Тацубаси я кими
Подумай хорошенько —
Ведь рыбак не собирает
Пустых раковин.
Неужели пустые слова
О нас говорят?[212] —
так сложила.
86
В первый день нового года во дворец к дайнагону[213] пришел Канэмори, беседовали они о том о сем, и вдруг дайнагон говорит Канэмори: «Сложи стихотворение». И тот сразу же так прочитал:
Кэфу ёри ва
Оги-но якэхара
Какивакэтэ
Вакана цуми-ни то
Тарэ-во сасоваму
Кого же, [как не тебя], позвать мне с собой,
С кем отныне,
Пробираясь
По полю с выжженным папоротником,
Буду срывать молодые травы?
Дайнагону же это безмерно понравилось, и он ответил:
Катаока-ни
Вараби моэдзу ва
Тадзунэцуцу
Кокоро яри ни я
Вакана цумамаси
Даже если еще не вырос
Папоротник на крутых холмах,
Все равно пойду с тобой
Собирать молодые травы,
Чтоб душе обрести отраду.
Так он сложил.
87
Кавалер, состоявший в чине хёго-но дзо[214] и наезжавший в провинцию Тадзима, оставил свою тамошнюю возлюбленную и отправился в столицу. И вот, когда начал падать снег, она сложила:
Ямадзато-ни
Вага-во тодомэтэ
Вакарэдзи-но
Юки-но мани мани
Фукаку нарураму
В горной деревушке
Меня оставил,
И вот на дороге, которой идешь, расставшись со мной,
Снег постепенно
Становится все глубже[215] —
и ему отправила, а он в ответ:
Ямадзато ни
Каёфу кокоро мо
Таэнубэси
Юку мо томару мо
Кокоробососа-ни
В горную деревушку
Протянувшиеся нити сердца
И те порвались.
Верно, причиной одиночество,
Что охватило меня, уходящего, и тебя, оставшуюся —
так ответил.
88
Тот же придворный как-то собрался ехать в страну Ки и молвил: «Холодно». Послал он к своей возлюбленной человека за одеждами, а она:
Ки-но куни-но
Муро-но кохори-ни
Юку хито ва
Кадзэ-но самуса мо
Омохисирарадзи
В страну Ки,
В уезд Муро[216],
Уезжающий
Холода от ветра
Не должен бы чувствовать.
Кавалер же в ответ:
Ки-но куни-но
Муро-но кохори-ни
Юкинагара
Кими то фусума-но
Наки дзо вабисики
В страну Ки,
В уезд Муро,
Уезжаю,
Но как горько мне, что нет со мной
Тебя и теплых одежд[217].
89
Когда госпожа Сури-но кими[218] была возлюбленной Мума-но ками, главы правого конюшенного приказа[219], как-то он передал ей: «Путь прегражден, поэтому я отправляюсь в другое место, к вам сегодня прийти не смогу», и она:
Корэ нарану
Кото-во мо охоку
Тагафурэба
Урамиму ката мо
Наки дзо вабисики
Не только в этом —
И в другом нередко
Свои намерения меняешь.
И как же грустно мне, что не найду
Я средства упрекать тебя![220]
Но вот глава правого конюшенного приказа перестал бывать у нее, тогда она сложила и отправила ему:
Икадэ наво
Адзиро-но хиво-ни
Кото товаму
Нани-ни ёритэ ка
Вага-во товану то
Что ж,
У рыбки хио в адзиро[221]
Спрошу:
Отчего же он
Ко мне не приходит? —
так там говорилось, а в ответ:
Адзиро ёри
Хока ни ва хиво-но
ёру моно ка
сирадзу ва удзи-но
хито-ни тохэкаси
Кроме адзиро,
Разве рыбка хио
куда-нибудь заходит?
Если не знаешь, спроси
У кого-нибудь из Удзи![222]
И когда снова стал он ее посещать, как-то, вернувшись от нее, он утром сложил:
Акэну то тэ
Исоги мо дзо суру
Афусака-но
Кири татину томо
Хито-ни кикасу на
Уж рассветает, говорят мне,
И поспешно
Со склона Афусака
Туман поднялся,
Но людям о том не рассказывай[223].
А когда он впервые побывал у нее, он сложил:
Ика-ни ситэ
Вага ва киэнаму
Сирацую но
Кахэритэ ноти-но
Моно ва омовадзи
Ах, мне бы
Умереть, как тает
Белая роса,
Чтобы, вернувшись домой,
Не мучиться от любви[224].
Ответом было:
Каки хо нару
Кими га асагахо
Митэ сигана
Кахэритэ ноти ва
Моно я омофу то
О, как бы мне увидеть
У изгороди твоего дома
Вьюнок «утренний лик»!
Чтоб узнать – вот вернулся,
А помнишь ли обо мне?[225]
С той же дамой клятвами обменявшись, он вернулся домой и сложил:
Кокоро-во си
Кими-ни тодомэтэ
Ки-ни сикаба
Моно омофу кото ва
Вага-ни я аруран
Сердце мое
У тебя оставив,
Домой вернулся.
Как же могло случиться,
Что я полон любви?
Ответом было:
Тамасихи ва
Окасики кото мо
Накарикэри
Ёродзу-но моно ва
Кара-ни дзо арикэри
Душа, сказали вы...
Но ничего особого
В ней и нет.
Ведь все
Находится в теле[226].
90
С той же дамой вел переписку покойный Хёбугё-но мия[227]. Однажды он известил ее: «Буду у вас», а она ответила:
Такаку томо
Нани-ни кавасэн
Курэтакэ-но
Хитоё футаё-но
Ада-но фуси-во ба
Хоть и высоки,
Но чем они станут —
Всего один или два —
Те бамбуковые коленца?
Что в них будет проку?[228]
91
Когда правый министр третьего ранга состоял еще в чине тюдзё[229], он однажды был назначен гонцом на праздник[230] и отправился туда. Прошло долгое время с тех пор, как он порвал с дамой, которую часто навещал раньше, а тут перед отъездом он попросил ей передать: «По такому-то поводу я собираюсь уехать. Понадобился мне веер, пришлите, пожалуйста». А она была женщина тонкого вкуса и, вознамерившись все отправить в надлежащем виде, послала веер очень изысканной расцветки, сильно ароматами пропитав. А на обороте веера по краю написала:
Ююси то тэ
Иму томо има ва
Кахи мо арадзи
Уки-во ба корэ-ни
Омохи ёсэтэму
Пусть это считают плохой приметой,
Остерегаются, но теперь
Для меня нет в этом толка.
Печаль свою в подарок
Вложив, посылаю[231].
Прочитав это, он нашел стихи полными очарования и в ответ:
Ююси то тэ
Имикэру моно-во
Вага тамэ-ни
Наси то ивану ва
Та га цураки нари
То, что считают плохой приметой
И чего надо остерегаться,
Вы мне прислали.
«Нет» не сказали же вы.
Кому же должно быть горько?[232]
92
Покойный ныне Гон-тюнагон[233] в первый день двенадцатой луны того года, когда он навещал Хидари-но Оидоно-но кими[234]:
Моноомофу то
Цуки хи-но юку мо
Сирану ма ни
Котоси ва кэфу-ни
Хатэну то ка кику
Полон любовью к тебе,
Как идут дни и месяцы —
Не различаю.
И в этом году, сегодня,
все будет кончено – слышу я[235] —
так сложил. И еще:
Ика-ни ситэ
Каку омофутэфу
Кото-во дани
Хито дзутэ нара-дэ
Кими-ни катараму
С такою силой
Люблю тебя!
Хоть ради этого
Позволь поговорить с тобой самой,
А не через людей...[236] —
вот так он все говорил ей, и наконец встретились они, а на следующее утро он написал ей:
Кэфу сохэ-ни
Курадзарамэ я ва
То омохэдомо
Таэну ва хито-но
Кокоро нарикэри
И сегодня
Может ли солнце не зайти?
Хоть и знаю это,
Но снести [ожидания не в силах].
Вот каково мое сердце[237].
93
