Ли Юй - Двенадцать башен
Никто, понятно, не принимал его речи всерьез, считая их пустой болтовней. Тогда Инь купил лист бумаги, сложил его в несколько раз и крупными иероглифами начертил: «Я стар и бездетен, хочу пойти в приемные отцы. Прошу всего десять лянов. Желающие могут совершить сделку немедленно и не раскаются».
Такую бумагу он доставал всякий раз, когда приходил в какое-нибудь селение. Иногда, устав скитаться, он садился на землю, поджав под себя ноги, словно монах, просящий подаяния. Кто смеялся, глядя на лист бумаги, висевший у него на груди, кто бранился, но все сходились в одном — старик несомненно рехнулся. Однако Инь не обращал никакого внимания на брань и насмешки. В поисках необычного покупателя он исходил многие округа и области, преодолевая реки и горы.
Если вам интересно узнать, чем окончились его поиски, прочтите следующую главу.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Старик остается без денег и получает десять лянов; почтительному сыну достаются в награду высокие проценты
Итак, богач Инь с листом бумаги на груди обошел множество мест и не раз подвергался насмешкам. Впрочем, сделка, которую он предлагал совершить, была и в самом деле несколько странной. На сей счет существует такая присказка:
Бывает, что нож дикаря-инородца
В тыквяной плошке овощи рубит,
И крышкой горшок ночной закрывают,
Хоть в нем не масло храниться будет.
Не говори о вещах ненужных —
Пользу во всем найдешь, поразмысля:
Можно продать, выдавая за уксус,
Остатки вина, что давно прокисли.
Как-то Инь забрел в уезд Хуатин области Сунцзян[337] и сел отдохнуть, как обычно. Вдруг появилась толпа молодых бездельников, которые стали над ним потешаться:
— Эй ты, в доме призрения для нищих бродяг освободилось место, можешь его занять!
— В одном заведении нужен мастер по приготовлению напитков. Не наняться ли тебе туда?
Кто-то шлепнул его по голове, кто-то пнул ногой. Старик не знал, куда деваться. Но вдруг сквозь толпу протиснулся юноша высокий, белолицый, весьма приятной наружности.
— Тот, кто в старости одинок, так же несчастен, как бедняк, которому некому пожаловаться, — сказал юноша, стараясь унять горлопанов. — Молодым положено относиться к старшим с почтением. Сам государь должен бы пожалеть столь почтенного старца, а власти — дать ему денег.
— Скажите какой добряк выискался! — крикнул один из бездельников. — Вот и возьми его себе в папаши. Ну-ка, выкладывай десять лянов!
— Что же, — проговорил юноша. — Это можно. С виду он человек порядочный. Одного я боюсь: вдруг объявятся у него родственники и он уйдет от меня. Другое дело, если бы он дал согласие жить со мной до самой своей кончины. Родителей у меня нет, и я охотно взял бы его в приемные отцы. Может, лет через сто кто-нибудь вспомнит, что жил-де на свете юноша, явивший сострадание к одинокому старцу.
— Нет у меня родни, — сказал Инь. — Один я как перст. К тому же в бумаге сказано, что раскаиваться никому не придется. Если ты и вправду решил меня взять к себе, живей выкладывай деньги!
— Зачем тебе деньги? — закричали вокруг. — Ведь теперь будет кому о тебе заботиться!
— Не скрою, почтенные! Бедняка, такого как я, насытить почти невозможно. Кроме обычной еды — мяса, вина и чая, — я люблю еще и полакомиться. Нравилось мне, грешнику, жить на широкую ногу, всласть поесть, вот почему я оказался в столь бедственном положении. Привередничать я вначале не стану. Поживу у него месяц-другой, а когда мы друг к другу привыкнем, притремся, тогда и буду требовать. На то я и отец.
Многих возмутили такие речи. Почему юноша его не одернет? Но юноша не только не возмущался, а слушал старика с одобрением. Раз тот явил к нему милость, значит, непременно полюбит его как родного сына. Он пригласил Иня в питейное заведение, заказал полный стол закусок и велел подогреть чайник лучшего вина. Во время застолья они познакомились ближе.
Молодые бездельники пришли в питейное заведение вслед за ними, будто бы пропустить чарку-другую. На самом же деле им не терпелось посмотреть, что будет дальше. Старик сидел на почетном месте, и юноша оказывал ему всяческие знаки внимания, как почтительный сын своему родителю. После трапезы он достал из кармана шестнадцать серебряных лянов и протянул Иню.
— К этой сумме я прибавил еще шесть лянов. Прошу вас принять их и тратить по собственному усмотрению, хотите — на еду или на что-то другое, это ваше дело. И живите себе на здоровье, хоть до ста лет!
Инь, нимало не смущаясь, взял серебро и протянул юноше купчую.
— А это моя закладная. Спрячь-ка ее как доказательство совершенной сделки!
Молодой человек с поклоном взял бумагу и положил в рукав, а Инь — на правах старшего — достал серебро и расплатился за трапезу. Они вышли из харчевни. А молодые бездельники так и остались сидеть, разинув рты от удивления.
— Ну и чудаки! Кто они? — удивился один из бездельников. — Бессмертные духи, а может быть, нечисть! Нормальный человек не способен на такой поступок!
Надо сказать, что Инь, совершая сделку, забыл спросить молодого человека, как его имя, где он живет, есть ли у него жена, но подумал: «Узнаю, когда приду к нему в дом!» Они подошли к внушительного вида воротам и вошли внутрь. Юноша почтительно предложил гостю сесть в кресло, после чего, совершив четыре поклона, спросил, как его имя и откуда он родом. Инь не назвал ни своего настоящего имени, ни места жительства, опасаясь, как бы юноша не узнал об его истинных намерениях. И то и другое он придумал. В свою очередь, Инь поинтересовался, как зовут юношу, женат он или холост.
— Меня зовут Яо Цзи, я из поселения Ханькоу Ханьянского уезда, что в Хугуане. Родителей я потерял еще в детстве, и никого из близких у меня нет. Лет шестнадцати я вместе с одним земляком, Цао Юем, поехал в Сунцзян продавать ткани и научился у него торговому делу, а со временем поднаторел, скопил небольшой капитал и открыл собственное дело — тоже по части торговли тканями. Каждый год я приезжаю сюда за товаром и останавливаюсь у своего прежнего хозяина. Мне двадцать два года, но я пока не женат. Судя по выговору, вы тоже из Хугуана, только, наверное, мы из разных уездов. Впрочем, есть поговорка: «Хоть не родной, но земляк». Как видно, наша нынешняя встреча была предопределена заранее. Скажу откровенно, мне очень тоскливо жить без родителей, не дала мне судьба этого счастья. Я давно хотел пойти к кому-нибудь в приемные сыновья, боюсь только, что это истолкуют превратно, будто я зарюсь на чужое богатство. Но ведь я и сам умею зарабатывать деньги. Семи лет я остался один и, как видите, не умер с голода. Не нужно мне чужого богатства! Вот почему я и обрадовался, узнав, что нет у вас ни семьи, ни имущества. Я сразу почувствовал к вам расположение и подумал, что наконец-то осуществится мое заветное желание. Мне не довелось слышать родительских наставлений, потому я со вниманием буду выслушивать ваши советы. Учите меня, наставляйте, как сына, чтобы я стал настоящим человеком. Пусть мы встретились в середине жизненного пути, все равно это прекрасно. Я возьму вашу фамилию, ибо отец и сын должны носить одну фамилию.
Слова юноши пришлись старику по душе. «Весьма достойный молодой человек, — подумал он. — И все же следует его испытать. Говорит-то он складно, а как поведет себя в дальнейшем — неизвестно. Чего доброго, отвернется от старика!» Инь не решился придумывать еще одно имя, как придумал себе, и ответил уклончиво:
— Если бы я взял тебя в приемные сыновья за свои собственные деньги, то я обязан был бы дать тебе свою фамилию. Но в данном случае деньги выкладываешь ты, и брать тебе мое имя вовсе не обязательно. Напротив, я должен взять твою фамилию. Ты — Яо, значит, теперь и я буду Яо. Зови меня Яо Сяолоу — Маленькой Башней!
«Почтенье хорошо, а послушанье лучше!» — вспомнил юноша старую поговорку.
Отец и сын жили душа в душу. Молодой человек почтительно ухаживал за новым родителем, покупал ему все, что тот пожелает, а старый Инь частенько куражился, не без умысла. И то плохо, и это не по душе. Он заставлял юношу по нескольку раз менять покупки, прежде чем соглашался что-то отведать. Яо безропотно сносил все капризы, не выказывая ни малейшего недовольства. Через полмесяца, а может быть, немного позднее Инь прикинулся больным. Интересно, как поведет себя юноша? Ведь истинные чувства проявляются в тяжелую минуту.
Как раз в это время случилось одно неожиданное событие. Вдруг поползли слухи, что юаньские войска, сметая все на своем пути, овладели заставой Яньгуань[338] и со дня на день появятся возле Золотого холма[339]. Потом вдруг заговорили о разбойниках, которые объявились в местностях Три Чу и Два Юэ[340], где жители терпят от них жестокие беды.
Старый Инь забеспокоился и больше не притворялся больным. Однажды он позвал сына и спросил:
