Ли Юй - Двенадцать башен
Жена мало что поняла и решила, что все эти красивые слова — пустая болтовня, которая понадобилась мужу, чтобы оправдаться, выдать свой проступок за подвиг.
— Я вижу, ты мне не веришь, — продолжал муж. — Вспомни, восемь лет назад я послал тебе некий знак. Взгляни на него и все поймешь!
— Какой такой знак? — удивилась жена.
— В тот день, когда наш Юй получил новое назначение, я послал тебе письмо. Ты разве его не читала?
— Обычное письмо со словами о разлуке. Ты писал, чтобы я не надеялась на встречу. В общем, как и во время прощанья, хотел разрушить нашу любовь.
Дуань рассмеялся.
— Не надо корить меня и обвинять в жестокости! Помнишь, когда мы прощались, ты обронила фразу о том, что хотела бы походить на Мэн Цзяннюй и Су Хуэйнян. На Мэн Цзяннюй ты, пожалуй, походишь, а вот на Су Хуэйнян — нисколько. Ты, видно, не очень хорошо знаешь историю о парче и круговых письменах. Мое письмо как раз и есть послание с круговыми письменами. Его можно читать с любого конца. Читаешь с одного — послание о разлуке, читаешь с другого — счастливый знак. Ты сохранила мое послание? Прочти и сразу все поймешь!
Женщина, все еще сомневаясь в душе, достала послание мужа и стала читать, как велел супруг:
«Злые сомненья мой дух омрачили,
Гнев и досада и боль укоризны
Вскоре окончились — их сменили
Тучки и дождик, радости жизни.
Не нужно грустить-сожалеть напрасно,
Что чувства любви давно пережиты,
Вещает о думах жены прекрасной
Стих-перевертыш с парчи расшитой».
Прочтя послание, Жаоцуй долго молчала, потом вдруг поняла его истинный смысл, и лицо ее осветилось радостной улыбкой.
— Вы хотите сказать, что поступали так намеренно? Желали, чтобы я охладела к вам? Но почему вы не сказали об этом прямо, заставив меня страдать восемь долгих лет? Ведь только сегодня я испытала настоящую радость жизни!
— Открой я свои намерения тогда, не достиг бы цели. С тобой могло случиться то же самое, что с твоей родственницей. В свое время стих-перевертыш послала мужу жена, а у нас получилось наоборот. Муж отправил жене круговое послание. Не правда ли, это несколько необычно?
БАШНЯ ПОДНОШЕНИЯ ПРЕДКАМ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Бегством спасаясь от бед, женщина дает жизнь ребенку; она получает совет, как ради младенца пожертвовать своим целомудрием
Мирянина встретив, иной святоша
Ему монахом стать предлагает,
Но много ль таких, что согласны отбросить
Цветок, что у них перед взором сияет.
В восточных странах людям открылись
Законы духовного просветленья.
В западных странах возок появился[315],
Способный указывать направленья.
Известно, что вместе с постной едою
Не грех подавать и скоромную пищу,
Так нужен ли длинный халат монаха
Тем, что прозрений глубоких ищут?
И если зерно буддийского древа[316]
В душу запало, растет неуклонно,
Оно в душе со временем станет
Чистым цветком святого Закона[317].
Из этих стихов видно, что человеку, дабы совершить доброе дело, вовсе не обязательно становиться последователем буддийского учения: брить голову, надевать монашескую рясу, давать обет не пить вина, не есть скоромного. Главное — это взрастить в душе милосердие и жалость к людям и творить добро всегда и везде. Понятно, что добрые поступки бывают разные. Одни выполнить легко, другие — трудно, третьи — невозможно. Поэтому в первом случае надо исполнить все, во втором — хотя бы половину. Но, разумеется, не так, как взвешивают товар: из десяти частей выбирается пять, и дело с концом. Сначала следует оценить значимость деяний, выбрав в них наиболее важное. Одна или две части здесь вполне соответствуют остальным частям. Что до этой последней, пускай она остается до лучших времен, постепенно обретая свое совершенство. Кто знает, быть может, со временем и она заполнится добрыми поступками. Заметим, достойных деяний на свете не счесть. Вот почему, говоря об одном, часто имеют в виду и все остальные. Взять хоть запрет на вино и скоромную пищу, а также разные говенья и посты, которые блюдут вошедшие во Врата буддийского учения. Конечно, все эти достойные деяния лучше исполнять монаху, а не простому смертному. Почему? Потому что инок в своей повседневной жизни видит не мясо и рыбу, а овощи и травы. Недаром говорят: «Когда не зришь вожделенное, сердце не мечется». У простого смертного, как бы он с собой ни боролся, непременно потекут слюнки при виде мяса, а рот невольно раскроется.
Вот какой я намерен дать нынче совет. Если полный пост соблюсти невозможно, надо соблюсти половинный, — к нему можно прибегать долгое время. Вы спросите, что значит половинный пост? Из скоромной пищи можно есть все, что угодно: свинину, баранину, гусей, уток. Запрещена лишь говядина и собачина. Казалось бы, не все ли равно, чье мясо есть. Верховный владыка бережет все без исключения живые существа, и последователи буддийской веры запрещают их умерщвлять, но сохранить всю живность невозможно. Поэтому следует выбрать, кто более, а кто менее важен. Губить жизнь свиньи или овцы тоже жаль, особых заслуг у них перед миром нет, но нет и особых проступков. В общем, убить их, съесть хотя и грех, но простить его можно. Совсем другое буйвол и собака. Буйвол поддерживает жизнь человека, собака — охраняет. Если бы буйвол не трудился в поле, разве взошли бы пять злаков[318]? Если бы пес по ночам не сторожил дом, разве уберег бы хозяин свое добро от воров? Словом, заслуги этих животных перед людьми огромны, но люди порой забывают воздать им должное. Некоторые даже убивают их как лютых врагов, спят на их шкурах и едят их мясо. Ублажая свою плоть, они забывают о милосердии и справедливости. Забить буйвола или собаку так же грешно, как погубить человека. Еще больший грех — съесть их мясо. Кто из десяти лет жизни пять лет потреблял растительную пищу, сможет избежать многих бед в нынешней жизни и достигнет благополучия в Темном царстве.
Итак, животных, которые верно служат, справедливость не велит убивать. Этого же правила должно придерживаться и в делах государства. Если обладающий властью днем не сгубит жизни достойного и верного человека, ночью его сердце не сожмется от стыда и раскаяния!
Все, о чем мы здесь говорили, не пустая болтовня. В свое время Владыка Северного ковша[319] спустился в наш мир и все эти слова вложил в уста одного страдальца, дабы тот, сочинив рассказ, вразумил людей. Понять смысл сказанного можно, лишь прочтя рассказ до конца.
В нашей истории речь пойдет о тайных предопределениях, однако она нисколько не походит на рассказы о возмездии, где говорится о причинах и следствиях явлений[320], ибо жизнь полна крутых извивов и хитросплетений. Известно, что нынешнего читателя больше прельщают истории о «ветре и чувствах»[321], нежели рассказы о воздаянии. Но не должны его страшить и слова о «светлом и темном»[322]. Разве хорошо, когда, читая рассказ, проявляют интерес лишь к удивительным событиям?
В конце правления Мин в уезде Дунлю области Чичжоу под Нанкином жил ученый-сюцай. Мы запомнили лишь его фамилию, а имени так и не узнали. Неведомо нам также, из какой семьи происходила его супруга. Но поскольку наша история вполне достоверна, мы не станем придумывать нашим героям имена и правду превращать в вымысел, а потому назовем их сюцай Шу и госпожа Шу. Надо бы сказать, что, хотя род Шу был весьма многочислен, у предков нашего героя в семи поколениях рождался всего один ребенок. Братьев и сестер у них не было, поэтому линия рода шла от отца к сыну. А все оттого, что среди Пяти нравственных установлений, видимо, одного не хватало! Помните слова из «Четверокнижия»: «У других есть братья, а у меня никого!» Эта фраза стала как бы отличительным знаком семьи Шу.
Еще в молодые годы сюцай взял себе в жены девицу из именитой семьи, женщину достойную и неглупую, к тому же весьма привлекательную. Очень скоро жена стала опорой в доме. Супруги нежно любили и хорошо понимали друг друга. А их радости на супружеском ложе даже описать трудно. Одна беда — много лет женщина была бесплодна и понесла, лишь когда ей исполнилось тридцать. Счастливую весть тотчас сообщили всем родственникам, с тем чтобы те обратили мольбу к небесам: «Умоляем послать чадо здоровым, и пусть, если зачата девочка, на свет появится мальчик». И что бы вы думали? Женщина действительно родила мальчика. «Ясен взор его, чисты его брови», — так обычно говорят о благородном облике младенца. Понятно, радость сюцая не знала границ. Вся родня молилась за здоровье новорожденного. При рождении ребенок не умер, на свет появился вполне здоровым, поэтому родители смотрели на него словно на чудо. А в это время соседи за спиной усмехались: «Ну и глупцы!» Вы спросите, почему они так говорили? Потому что в ту пору к северу и к югу от Большой реки[323] везде бесчинствовали разбойники. Встретят женщину — осквернят, увидят младенца — убьют. Случалось и хуже. Убьют женщину на сносях, извлекут у нее из нутра жир, приготовляют особый состав и пропитывают факелы. А то привяжут младенца к шесту и стреляют в него из лука и самострела, будто в мишень. Вот почему девять из десяти женщин предпочитали избавиться от плода, чтобы не погибнуть от руки злодеев. Во многих семьях новорожденных топили в реке, чтобы они не достались разбойникам. Узнав, что Шу и его жена радуются рождению младенца, соседи стали говорить, что сам Шу — свихнувшийся книжник, а жена его — блаженная.
