Аль-Мухальхиль - Арабская поэзия средних веков

Спешу, отбрасывая страх и не боясь беды,
Через пустыню, где песок сметает все следы.

Меня верблюдица несет, проворна и крепка,
Не зная отдыха и сна, не требуя воды.

Она стремительней, быстрей рассветного луча,
Она спешит, не нужно ей ни плети, ни узды.

Неси, послушная, меня, к халифу торопись,
К его богатому дворцу, в тенистые сады.

Халифа щедро одарил достоинством Аллах
И доброй славой увенчал высокие труды.

Двойной короной наградил избранника господь,
Величье и Смиренье в ней — две яркие звезды.

Когда ярится ураган, халифа голос тверд:
«Со мною, ветер, не борись, не заводи вражды!»

Ему подобных не найду. Родители его
И благородством выше всех, и отпрыском горды.

Прожита жизнь. Я не видел счастливого дня.
Нет ничего, кроме бед, — у тебя, у меня.

Что будет завтра, не знаю. Сегодняшний день
Празднуй, довольствуясь малым, смиренье храня.

Смерть приготовила стрелы в колчане своем,
Цели для них выбирает в молчанье глухом.

Мы — обреченные. Нет избавленья от стрел.
Зря суетимся, напрасно по свету снуем.

Завтра, быть может, в Ничто откочую, мой друг.
Так для чего ж на верблюда наваливать вьюк?

Стоит ли деньги копить, выбиваясь из сил,
Стоит ли гнуться под грузом позора и мук?

Те, для кого надрывался без устали я,
Кто они? Дети и внуки, родные, семья.

В землю отца положили — и дело с концом.
Что им, беспечным, печаль и забота мож

Все, что для них накопил ты за множество лет,
То ли на пользу пойдет, то ли будет во вред —

Ты не узнаешь. Так празднуй сегодняшний день.
Время уйдет, и назад не вернешь его, нет.

Правит всевышний мирами по воле своей.
Смертный, смиряйся. Избегнешь ли доли своей?

Бог наделяет удачей одних дураков,
А мудрецы изнывают в юдоли скорбей.

Терпи беду любую, крепись — недолог век.
Никто из нас не вечен. Ничтожен человек.

Несчастья в этом мире бесчисленней песка.
Везде людская доля бесславна и горька.

Да можно ли на свете счастливого найти?
Таких, как мы, без счета на горестном пути.

Тоска и униженье — удел земных дорог.
Найду ли утешенье в тебе, единый бог?

О Рашид! Справедливы твои повеленья.
Благородный, спаси меня, жду избавленья.

Да не знаешь ты козней завистников злобных!
Ты великий, тебе я не видел подобных.

Помоги! Я в темнице, в объятиях страха.
Помоги! Я молю тебя, словно Аллаха.

Каждый день в заточенье меня убивает,
А свобода — то рядом, то прочь убегает.

День за днем безнадежно уносятся годы.
Я, наверно, умру, не дождавшись свободы.

Я ночи провожу без сна, меня подушка обжигает.
Душа изнывшая моя лишь от рыданий оживает.

Сюда бессонница пришла — незваный, нежеланный гость,
Сидит у ложа и меня ежевечерне ожидает.

Невольник, расплатился я за горькую любовь к тебе.
Найду ль кого-нибудь еще, кто этой доли пожелает?

Ей, не верящей мне, скажи:
Мое сердце в огне, скажи.

То не бог испытал меня,
Злобный рок истерзал меня.

Разум мой охватила тьма.
Исцели, не своди с ума!

Исстрадаюсь, отчаюсь я,
За себя не ручаюсь я!

Живи, пока живется, вкушай покой блаженный.
Твоим дворцам высоким нет равных во вселенной.

Едва проснешься утром — отказа не встречаешь
Желанию любому иль прихоти мгновенной.

Но в час, когда охватит тебя предсмертный холод
И затрепещет сердце под оболочкой бренной,

Внезапно ты прозреешь, и вся земная радость
Покажется ничтожной, бесплодной и презренной.

Бывало, вспомню о тебе — и на душе светло.
Теперь в печали и тоске рыдаю, вспоминая.

Бывало, радостно спешил к тебе я во дворец.
Теперь к могиле прихожу, где прах и пыль земная.

Я жаждал только одного — чтоб ты подольше жил,
Меня доверьем одарял, наветы отвергая.

Я приходил к тебе в нужде, спасенье обретал,
Я был ростком, а ты росой меня живил, сверкая.

Ты был отрадой для друзей, неудержимо щедр,
Как дождь, который туча шлет, густая, грозовая.

Ты укрывал от зноя нас, светил во тьме ночной,
И в час беды мы шли к тебе, о помощи взывая.

Ты помогал. Ты был высок — и саном и душой.
Теперь тебя покоит бог в высоком круге рая.

Ты — смертный, и тебя настиг неотвратимый рок,
От тела душу отделил, шутя извлек, играя.

Не помогли тебе ни двор, ни войско, ни друзья,
Ни стража, ни валы, ни рвы, ни мощь твоя иная,

И вот перенесли тебя из пышного дворца
В жилище новое, где тлен, и прах, и пыль земная,

И дверь, забитая землей, — ни сдвинуть, ни раскрыть,—
Застыла, Страшного суда недвижно ожидая,

И опустели навсегда дворцы, что ты возвел,
И в яме поселился ты, где затхлость нежилая.

Ты ложе мягкое свое на саван променял,
Забыв о мускусе, застыл, могильный смрад вбирая.

Ты навсегда ушел в страну, откуда нет вестей.
Ты здесь чужак, хоть и лежишь в земле родного края

Прощай, наш доблестный эмир, защитник рубежей.
Ты мчался в битву, ураган беспечно обгоняя.

Прощай! Найдется ли когда подобная твоей
Отвага, дерзкая в бою, и ярость огневая.

Прощай! Не в силах мы тебя достойно восхвалить —
Нет лучшей славы на земле, чем жизнь твоя благая.

Ты нас за гробом ожидай. Ведь следом за тобой
Мы скоро двинемся, хвалу предвечному слагая.

О господь, где твоя справедливость хранится?
Неужели удел Ибрахима — темница?

Ведь отравлена жизнь и утрачено счастье
Для меня, если он в подземелье томится.

Он в оковах, в тюрьме, разлученный с друзьями,
Их сердца безутешны, нахмурены лица.

Нашу радость низвергли во мрак заточенья.
Чем забыться, утешиться, развеселиться?

Хвала скупцу за добрые дела —
Не грабит он, не причиняет зла.

Он всех засыпал щедрыми дарами —
За широту души ему хвала..

Мне, недостойному, такие блага
Его рука радушная дала!

Какая честь мне выпала на долю —
Мне подали еду с его стола!

А он об этом не подозревает,
Великодушный, скромный, как пчела.

Любимая в цвете своей красоты!
Языческих статуй прекраснее ты.

С тобой позабуду сокровища рая,
Эдемского сада плоды и цветы.

Сколько дней я повсюду собрата искал,
Человека с утра до заката искал!

Вместо дружбы нашел я одно вероломство,
Вместо доброй улыбки — звериный оскал.

О моих недостатках крича и трубя,
Себялюбцы безгрешными числят себя.

Лицемеры в глаза улыбаются сладко,
Отвернешься, — как змеи, ужалят, шипя.

Полон мир нечестивых, спесивых людей.
Не ищи, не найдешь справедливых людей.

Только истину должно искать в этом мире,
Только правде будь верен, склонись перед ней!