Мурасаки Сикибу - Повесть о Гэндзи (Гэндзи-моногатари). Книга 4.
— А вы уверены, что ни в чем передо мною не виноваты? — испытующе взглянув на супругу, спросил принц. — Вспомните, разве я когда-нибудь пренебрегал вами? Наоборот, многие дамы даже пеняли мне за то, что я оказываю вам слишком большое внимание. А вот вы всегда предпочитали мне другого. Конечно, все это можно объяснить предопределением, но мне неприятно, что у вас есть от меня тайны.
«И все же наши судьбы тесно связаны, — подумал он, и на глазах у него заблестели слезы, — иначе мне вряд ли удалось бы ее разыскать».
Принц был явно чем-то расстроен, и госпоже стало его жаль. «Ему что-то рассказали, но что?..» — гадала она, не зная как лучше ответить. «Принц начал посещать меня, повинуясь случайной прихоти. К тому же у него действительно были основания подозревать меня в легкомыслии. Мне не следовало принимать услуги совершенно постороннего нашему семейству человека, который, преследуя собственные цели, решил взять на себя роль посредника. Так, это было моей ошибкой, и принц вправе презирать меня».
Она лежала, задумавшись, столь трогательная в своей печали, что вряд ли кто-нибудь мог остаться к ней равнодушным. Решив пока ничего не говорить госпоже о девушке из Удзи, принц сделал вид, будто сердится на нее совершенно по другому поводу, и, поверив, что он не на шутку озабочен ее отношениями с Дайсё, Нака-но кими пришла к заключению, что кто-то оклеветал ее. Ей было так стыдно, что она предпочла бы не встречаться с принцем, пока все так или иначе не разъяснится.
Неожиданно пришел гонец с письмом от Государыни-супруги, и принц все с тем же мрачным видом перешел в свои покои.
«Государь был весьма встревожен Вашим исчезновением, — писала Государыня. — Если можете, приходите сегодня. Я так давно не видела Вас…»
Принцу не хотелось огорчать своих родителей, но на сей раз ему в самом деле нездоровилось, а потому он предпочел остаться дома. Многие важные сановники приходили засвидетельствовать ему свое почтение, но он ни к кому не вышел. Вечером пришел Дайсё, и принц принял его в своих покоях.
— Мне сообщили, что вы нездоровы, — сказал Дайсё. — Государыня тоже обеспокоена… Что же с вами случилось?
Принц едва мог отвечать, настолько велико было его смятение. «Дайсё выдает себя за отшельника, — подумал он, — но что за странный способ достичь просветления! Увез в Удзи прелестную особу и заставляет ее томиться в одиночестве».
А надо сказать, что принца всегда возмущало стремление Дайсё при каждом удобном случае представляться человеком благоразумным и благонравным, и он радовался любой возможности уличить друга. Нетрудно вообразить, что он мог сказать ему теперь, проникнув в его тайну. Но, увы, принц был настолько удручен, что ему не хотелось даже шутить.
— Вы должны беречь себя, — наставительным тоном говорил Дайсё. — Самое на первый взгляд незначительное недомогание может стать опасным, если затянется надолго.
«Рядом с ним каждый покажется ничтожеством, — вздохнул принц, когда Дайсё ушел. — Хотел бы я знать, что она думает, сравнивая нас?» Мысли его беспрестанно устремлялись в Удзи.
А там тянулись унылые, однообразные дни. Поездка в Исияма была отложена, и дамы изнывали от скуки. От принца то и дело приносили длинные, полные неподдельной страсти письма. Понимая, что даже писать к девушке и то небезопасно, он сделал своим посланцем того самого приближенного по имени Токиката, которому были известны истинные обстоятельства.
— Когда-то я была хорошо знакома с этим человеком, — объясняла Укон подругам. — И надо же такому случиться, что он оказался одним из телохранителей господина Дайсё! Разумеется, он сразу узнал меня, и в память о прошлой дружбе…
Увы, в последнее время ей приходилось слишком часто лгать.
Скоро и эта луна подошла к концу. Принц места себе не находил от беспокойства, но выбраться в Удзи ему не удавалось. «Если так пойдет и дальше, я просто умру от тоски», — в отчаянии думал он.
Тем временем Дайсё, освободившись от дел, как обычно тайком отправился в Удзи. Заехав по дороге в храм и поклонившись Будде, он вознаградил монахов за чтение сутр и только вечером двинулся дальше. Вряд ли стоит упоминать о том, что и на этот раз он постарался обойтись без огласки, однако вопреки обыкновению не стал переодеваться в простое платье, а приехал в носи, как нельзя лучше оттенявшем его поразительную красоту.
Девушка была в отчаянии. «Как я посмотрю ему в глаза?» — ужасалась она, сгорая от стыда и страха. Ей казалось, что на нее устремлен взыскующий взор небес, но не думать о принце она не могла.
«Увижу ли я его снова?» — спрашивала она себя. Принц сказал, что ради нее готов забыть всех женщин, с которыми когда-либо встречался. Ей было известно, что, вернувшись из Удзи, он заболел и никуда не выезжал, а в доме на Второй линии и в доме Левого министра постоянно служили молебны. Не станет ли ему хуже, если он узнает, что Дайсё…
А Дайсё был приветлив и внимателен более обыкновенного. Нежная почтительность звучала в его голосе, когда, не вдаваясь в подробности, объяснял он девушке причины своего долгого отсутствия. О нет, он не говорил ни о любви, ни о сердечной тоске, лишь изящно намекнул на то, как тяжела разлука для любящего сердца… Впрочем, он умел столь трогательно выражать свои чувства, что его намеки производили куда большее впечатление, чем самые многословные излияния. Он был очень хорош собой и, самое главное, надежен, чего нельзя было сказать о принце. «А если господин Дайсё узнает? — думала девушка. — Страшно даже помыслить об этом… О, я не должна была поддаваться искушению. Разумеется, принц так трогательно-пылок, и все же… Очень скоро он разлюбит меня, и я останусь совсем одна…»
«Она словно повзрослела за это время, — думал Дайсё, на нее глядя. — Впрочем, это неудивительно. Когда живешь в столь уединенном жилище, времени для размышлений остается более чем достаточно». Чувствуя себя виноватым, он беседовал с ней сегодня особенно ласково.
— Строительство дома, о котором я вам уже говорил, в общем закончено. Я был там на днях. Он тоже расположен у реки, но гораздо менее быстрой. В саду собраны самые красивые цветы. Да и до Третьей линии оттуда совсем недалеко. Когда вы будете жить там, нам не придется расставаться надолго. Если ничто не помешает, я перевезу вас этой весной.
«А ведь и тот, другой, во вчерашнем письме писал, что подготовил для меня укромное убежище, — вспомнила девушка, и сердце ее тоскливо сжалось. — Вряд ли ему известны намерения господина Дайсё. О нет, я не должна…» — думала она, но пленительный образ принца неотступно стоял перед ней. «Что за несчастная судьба выпала мне на долю!» — вздохнула она, и по щекам ее покатились слезы.
— Но что это? — попенял ей Дайсё. — Я так надеялся на ваше благоразумие. Неужели напрасно? Может быть, кто-то пытался опорочить меня в ваших глазах? Но подумайте сами, разве стал бы я ездить по этой опасной дороге, будь я равнодушен к вам? При моем звании это не так просто…
Скоро над горными вершинами появился совсем еще молодой месяц. Выйдя на галерею, Дайсё задумчиво любовался небом. И он, и его возлюбленная были печальны: мужчина уносился мыслями в прошлое, женщина с тревогой вглядывалась в будущее.
Горы тонули в дымке, вдали на холодной речной отмели виднелись стройные силуэты цапель. Еще дальше был мост Удзи, там вверх и вниз по реке сновали груженные хворостом ладьи. Словом, здесь было собрано все, что только может быть примечательного в горной местности. Дайсё глядел вокруг, и перед глазами его возникали картины прошлого. Ночь была так прекрасна, что, окажись в тот миг рядом с ним любая другая женщина, в его душе неизбежно зародилось бы нежное чувство к ней, а ведь девушка была живым подобием той, которая до сих пор владела его сердцем… Он радовался, наблюдая за тем, как постепенно проникает она в душу вещей, как утонченнее становятся ее манеры, и его чувство к ней росло день ото дня.
Лицо девушки выражало глубокую горесть, и, желая утешить ее, Дайсё сказал:
— Верю: связаны мы
Прочными узами. Прочно
Мост Удзи стоит.
На него ты можешь ступить,
Отбросив страхи, сомнения.
Скоро вы поймете, как велика моя любовь к вам.
— Зияют прогалы —
По мосту Удзи ходить,
Право, опасно.
И разве могу я поверить
В надежность и прочность его? —
отвечала девушка. Никогда еще Дайсё не было так тяжело уезжать, и он: «Не провести ли в Удзи еще несколько дней?» — подумал, но, опасаясь неизбежных пересудов, отказался от этой мысли. В конце концов ждать оставалось недолго, ведь как только удастся устроить ее где-нибудь поблизости…
Он выехал на рассвете. Неизъяснимая тоска сжимала его сердце. Такого с ним еще не бывало. «Как повзрослела она за это время», — умиленно вздыхая, думал он.
