Гэ Хун - Баопу-Цзы
Кроме того, есть созвездия святых-бессмертных совершенных мудрецов; есть созвездия совершенных мудрецов, занимающихся мирскими делами правления; есть созвездия совершенных мудрецов, совмещающих и то, и другое; есть созвездия, дающие знатность, но не дающие богатства; есть созвездия, дающие богатство, но не дающие знатности; есть созвездия, дающие и знатность, и богатство; есть созвездия, дающие вначале богатство, а потом бедность; есть созвездия, дающие и бедность, и плебейство; есть созвездия, дающие и богатство, и знатность, но не до конца; есть созвездия, дающие преданность и сыновнюю почтительность; есть созвездия, дающие горести и бедствия. Все множество комбинаций здесь невозможно перечислить, поэтому я ограничиваюсь этим беглым обзором. Но в любом случае жизнь человека коренится в предустановленной судьбе, именно об этом говорит Чжан Чэ-цзы[14].
Если человек не получил судьбы святого-бессмертного, то он никогда не будет иметь влечения к делам бессмертных и не станет любить их. И никогда не бывало такого, чтобы человек, не имея влечения и любви, начинал искать этого, и никогда не бывало такого, чтобы человек не начинал искать, но получал. С древности до нашего времени всегда находились люди, наделенные возвышеннейшими талантами и мудростью, но не верившие в бессмертных, и вместе с тем бывали самые посредственные и заурядные люди, учившиеся пути бессмертных — и обретавшие бессмертие. Первые хотя и знали чрезвычайно много, но пренебрегали делами бессмертных; вторые не постигли очень многого, но всесторонне познали главный принцип пути бессмертных. Разве этому есть какое-либо другое объяснение, кроме предустановленной судьбы?
Даосы всегда стремились хранить в тайне драгоценные знания об искусствах Дао-Пути. Они чрезвычайно долго отбирали среди своих учеников самых наилучших и только после этого устно сообщали им важнейшие сведения и давали наставления. Неужели же эти знания могли быть доступны мирским людям, которые не верили и не искали? Чего бы ради даосские наставники стали разговаривать с ними? Ведь их невозможно изменить и сделать верующими: при любых попытках наставить их они станут только глумиться и поносить истины учения. Поэтому мужи, обретшие Дао-Путь, ходят с мирскими людьми по разным тропам, останавливаются в разных местах, не выказывают никакого желания говорить с ними и всячески избегают общения между собой. Даже расстояние в тысячу ли не считают они достаточным, чтобы удалиться от нападок и бремени забот и тревог. Даже то, что они оставляют следы на разных тропах, не считают они достаточным для избавления от мерзости клеветы и поношений. Знатности мало, чтобы соблазнить мужей Дао-Пути; богатства мало, чтобы они изменили свой образ жизни. Так неужели же эти мужи стали бы по собственной воле обращаться к обывателям, говоря: "Я обладаю способом обретения бессмертия"? Вот почему Чжоу-гун и Конфуций никогда не имели возможности узнать о пути обретения бессмертия.
При этом надо отметить, что Чжоу-гун и Конфуций были обладателями возвышенных талантов и великими учеными, далеко отстоявшими от достоинств обычных людей. Поэтому они не занимались ни одним из всего множества ничтожных дел, таких как жонглирование шариками, игры с мечами, хождение по лезвиям ножей, втискивание крупных вещей в узкие щели, лазание по занавесям, метание дисков, акробатические номера на столах, повисание над бездонными пропастями, плавание в неизмеримых по своей глубине пучинах Люйляна, поднимание тяжестей в тысячу пудов, хождение по горящим углям, дрессировка тигров и леопардов или ловля летящих стрел. Обычные люди умеют все это, а Чжоу-гун и Конфуций не умели, но разве из того можно сделать вывод, что они уступали людям толпы? А еще менее они умели делать следующее: знать мысли других людей, определять, куда побежит блоха, определять через стену, какого цвета предмет — пурпурного или киноварно-красного, находить определенный стебелек в густом лесу, узнавать названия книг, лежащих в запертом шкафу, находить скрытые в земле клады, определять птиц и зверей, живущих в лесных чащобах, или рыб и черепах, обитающих в глубинах водных пучин, — ведь если спросить у Чжоу-гуна или Конфуция обо всех этих существах, о том, много их или мало, о том, есть ли вообще такие твари или же их нет, то они отнюдь не смогут исчерпывающе рассказать об этом. А что уж говорить о вещах более далеких и загадочных?
Если совершенные мудрецы не поедят, то они проголодаются; если не попьют, то почувствуют жажду; если обожгутся, то почувствуют ожог; если окажутся на морозе, они замерзнут; если их ударят, то им станет больно; если ранят, то их плоть будет уязвлена; а чем дольше они живут, тем сильнее стареют. Когда их жизненная сила уменьшается, они заболевают, когда их пневма пресекается, они умирают. А это значит, что того, в чем они не отличаются от простых людей, много, а того, в чем совершенномудрые превосходят последних, — мало. Поэтому все, в чем совершенные мудрецы оставляют простых людей далеко позади, — это только величина их таланта и глубина их мысли, способность красиво говорить и искусно владеть кистью, целостность их добродетели и чистота их поведения, совершенство их образования и широта их познаний. Но разве может быть такое, чтобы они не упустили ни одного дела? Они всемерно заняты составлением кодексов ритуалов и норм поведения, вопросами умиротворения верхов и облагодетельствования народа. Так не чрезмерным ли будет требование обременить их еще знанием пути продления жизни и обретения бессмертия? Знать все об этих двух областях — делах правления и пути бессмертных — не слишком ли это много даже для совершенных мудрецов?
Я слышал, что речи о высшем противны уху обывателя, а правдивые слова ненавистны толпе. Однако я надеюсь, что когда мужи-конфуцианцы прочтут, что я написал, они не сочтут, что я хулю совершенномудрых. Разве я клевещу на них? Я только хочу всесторонне и до конца рассмотреть суть проблемы, но когда проблема всесторонне рассмотрена и ее суть до конца исчерпана, то может показаться, что я клевещу на Чжоу-гуна и Конфуция.
Мирские люди говорят, что совершенные мудрецы ниспосланы нам Небом и что они особые, божественно одухотворенные существа, для которых нет ничего неизвестного и ничего невозможного. Люди настолько трепещут перед именами совершенномудрых, что даже не осмеливаются проверить их славу при помощи фактов, и только говорят, что раз совершенные мудрецы чего-то не могли сделать, то другие люди и подавно не смогут, и что раз совершенные мудрецы чего-то не познали, то другие люди и подавно этого познать не смогут. Ну не смешно ли это?!
Ныне я собрал воедино сведения о близких к нам событиях, чтобы опровергнуть эти взгляды, и надеюсь, что смогу внести полную ясность в этот вопрос.
Птица с горы Ваньшань кричит так же, как человек, продающий в рабство своих родных, чтобы похоронить умерших, но Конфуций ничего не знал об этом, и только Янь Хуэй смог объяснить ему характер услышанных криков, — разве это не так?[15] Когда он услышал, как плачет женщина на горе Тайшань, то он тоже не знал причины ее скорби, и только после того, как спросил ее, узнал, что тигр сожрал трех человек из ее семьи и поэтому-то она и не уходит с горы; только когда женщина ответила ему, он узнал об этом[16]. Когда Конфуций увидел, что ловец воробьев ловит только желторотых птенцов, то не мог понять причины этого обстоятельства, пока ловец сам не объяснил ему, что к чему[17]. Когда Конфуций хотел похоронить свою мать, то не знал, где находится могила его отца, и только посторонние люди объяснили ему, где ее найти. Потом могильный курган обрушился, но Конфуций также ничего не знал об этом, пока ему не рассказали ученики; тогда Конфуций залился слезами[18]. Подозревая, что Янь Юань украл пищу, Конфуций притворился, что хочет принести ее в жертву предкам и погадать о бренности и тщете присвоенного имущества[19]. Когда сгорела конюшня, Конфуций не знал, пострадали ли от этого кони и люди, и Янь Юань должен был сообщить ему, что при пожаре были жертвы[20]. Конфуций объехал семьдесят с лишним чжоуских государств, но не знал заранее, удастся ли ему где-нибудь получить назначение на службу. Оставаясь без использования и здесь и там, он так быстро переезжал с одного места на другое, что циновки, на которых он сидел, не успевали согреваться. Не зная, что люди из местности Куан будут угрожать ему, Конфуций спокойно путешествовал по тем землям[21]. А поскольку он расспрашивал Лао-цзы о древних ритуалах, то и о ритуалах он знал далеко не все[22]. Он расспрашивал Тань-цзы о чиновничьих должностях, называемых именами птиц, а это значит, что он знал не все и о чиновничьих должностях[23]. Во время одного из своих путешествий он не знал, где найти брод, и вынужден был спрашивать об этом других людей; не знал он и того, что люди, к которым он обратился с вопросом, обманут его и не объяснят ему дорогу, — ведь если бы он все это знал, то не стал бы никому задавать вопросов[24]. Когда он сходил с колесницы, чтобы подойти к человеку, певшему о фениксе, то не знал, что тот не остановится поговорить с ним[25]. Он был на аудиенции у Нань-цзы, но не знал, что от встречи с ней не будет проку[26]. Вообще же, всех примеров такого рода даже нельзя и перечислить, так почему же надо удивляться только тому, что Конфуций не знал способов обретения состояния бессмертия?
