без автора - Тысяча И Одна Ночь. Книга 2
И истопник принялся снаряжать его и оседлал ему осла и положил на осла его мешок, а в мешок он сложил кое-какие запасы. И, затянув пояс, он приготовился и стоял, пока мимо него не прошли все тюки. А царедворец ехал на верблюде, и пешая свита окружала его. И Дау-аль-Макан сел на осла истопника и сказал истопнику: "Садись со мной", по тот отвечал: "Я не сяду, во буду служить тебе". - "Ты непременно должен немного проехать на осле", - воскликнул Дау-аль-Макан. И тот ответил: "Пусть будет так, если я устану". - "Ты увидишь, брат мой, как я вознагражу тебя, когда приеду к своим родным", - сказал Дау-аль-Макан. И они ехали непрерывно, пока не взошло солнце, а когда настало время полуденного отдыха, придворный приказал сделать привал. И путники спешились и отдохнули и напоили своих верблюдов, а затем он велел отправляться.
И через пять дней они достигли города Хама и остановились и пробыли там три дня..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Семьдесят первая ночь
Когда же настала семьдесят первая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что они провели в городе Хама три дня, а потом поехали и ехали беспрерывно до тех пор, пока не достигли другого города, в котором провели три дня, а затем они поехали и вступили в Диар-Бекр, и на них повеял ветерок Багдада. И Дау-аль-Макан вспомнил о своей сестре Нузхат-аз-Заман, об отце и о матери и подумал, как он вернётся к отцу без сестры, и заплакал и застонал и начал жаловаться, и его печали усилились. И он произнёс такие стихи:
"О други, доколь терпеть и медлить придётся мне?
И нету ко мне от вас гонца, чтоб поведать мне.
Ведь дни единения так кратки, поистине!
О, если б разлуки срок короче мог сделаться!
Вы, за руку взяв меня, откиньте одежд покров -
Увидите, как я худ, но скрыть худобу хочу.
И если кто скажет мне: "Утешься!" - скажу ему:
"Клянусь, не утешусь я до дня воскресенья".
И истопник сказал ему: "Прекрати этот плач и стенания, мы близко от шатра царедворца". Но Дау-альМакан воскликнул: "Я обязательно должен говорить какие-нибудь стихи, быть может огонь в моем сердце погаснет". - "Ради Аллаха, - сказал истопник, - оставь печаль, пока не прибудешь в свою страну, а потом делай, что хочешь. Я буду с тобою, где бы ты ни был". - "Клянусь Аллахом, я не перестану", - воскликнул Дау-альМакан и обратился лицом в сторону Багдада.
А луна сияла и изливала свой свет, и Нузхат-аз-Заман не спала этой ночью; она беспокоилась и вспоминала о своём брате Дау-аль-Макане и плакала. И, плача, она вдруг услыхала, как её брат Дау-аль-Макан плакал и говорил такие стихи:
"Луч блеснул зарниц йеменских,
И тоскою я охвачен
По любимом, бывшем близко,
Что поил привета чашей.
Он напомнил о метнувшем
Мне стрелу в моем жилище,
О сияние зарницы,
Возвратятся ль дни сближенья?
О хулитель, не брани же!
Испытал меня господь мой
Тем возлюбленным, что скрылся,
И судьба меня сразила,
И ушла услада сердца,
Когда время отвернулось.
Поит он меня заботой,
Неразбавленною в чаше,
И себя я вижу, друг мой,
Мёртвым прежде единенья.
Время! К нам с любовью детской
Воротись скорей с приветом,
С безопасностью счастливой.
От стрелы, меня сразившей,
Кто поможет чужеземцу,
Что с испуганным спит сердцем?
Одинок в своём он горе,
Потеряв Усладу Века.
Овладели нами силой
Руки сыновей разврата".
А окончив свои стихи, он закричал и упал без чувств. Вот что было с ним.
Что же касается Нузхат-аз-Заман, то она этой ночью бодрствовала, так как ей вспомнился в этом месте её брат. И, услышав среди ночи голос, она отдохнула душой и поднялась, обрадованная, и позвала евнуха. "Что тебе надо?" - спросил он. И Нузхат-азЗаман отвечала: "Пойди и приведи мне того, кто говорит эти стихи". - "Я не слышал его", - сказал евнух..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Семьдесят вторая ночь
Когда же настала семьдесят вторая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что когда Нузхатаз-Заман услыхала стихи своего брата, она позвала старшего евнуха и сказала ему: "Пойди приведи мне того, кто говорил эти стихи". - "Я не слышал его и не знаю, кто он. И все люди спят", - отвечал евнух. По Нузхат-аз-Заман сказала: "Всякий, кого ты увидишь бодрствующим, и есть тот, кто говорил стихи".
И евнух стал искать и увидал, что не спят только истопник и Дау-аль-Макан (а он был в забытьи). И когда истопник увидал, что евнух стоит над его головой, он испугался его, а евнух спросил: "Это ты говорил стихи? Моя госпожа услыхала тебя". И истопник подумал, что госпожа рассердилась из-за того, что говорили стихи, и испугался и отвечал: "Клянусь Аллахом, это не я!" - "Л кто же это говорил? - спросил евнух, - укажи мне его, ты его знаешь, так как ты не спал".
И истопник испугался за Дау-аль-Макана и подумал: "Может быть, этот евнух ему чем-нибудь повредит". - "Клянусь Аллахом, я не знаю его", - сказал он. И евнух воскликнул: "Клянусь Аллахом, ты лжёшь! Здесь нет никого, кто бы сидел и не спал, кроме тебя. Ты знаешь его!" - "Клянусь Аллахом, - отвечал истопник, - я скажу тебе правду. Тот, кто говорил стихи, - человек, проходивший по дороге; это он испугал и встревожил меня, воздай ему Аллах!" - "Если ты знаешь его, - сказал евнух, - проведи меня к нему, я его схвачу и приведу к носилкам, в которых наша госпожа, или ты сам схвати его своей рукой". - "Уйди, а я приведу его к тебе", - сказал истопник.
И евнух оставил его и удалился. Он вошёл к своей госпоже и сообщил ей об этом и сказал: "Никто его не Знает, это только прохожий на дороге". И Нузхат-аз-Заман промолчала. Что же касается Дау-аль-Макана, то, очнувшись от обморока, он увидал, что луна достигла середины неба, и на пего повеял предрассветный ветерок и взволновал в нем горести и печали.
И Дау-аль-Макан прочистил голос и хотел говорить стихи, а истопник спросил его: "Что это ты хочешь делать?" - "Я хочу сказать какие-нибудь стихи, чтобы погасить огонь моего сердца", - ответил Дау-аль-Макан. А истопник сказал: "Ты не знаешь, что со мной случилось! Я только потому спасся от смерти, что уговорил евнуха". - "А что же было? Расскажи мне, что случилось", - спросил Дау-аль-Макан.
И истопник ответил: "О господин, ко мне пришёл евнух, когда ты был без чувств, и у него была длинная палка миндального дерева. Он всматривался в лица людей, которые спали, и спрашивал, кто говорил стихи, но никого не нашёл бодрствующим, кроме меня. И когда он спросил меня, я сказал: "Это прохожий на дороге". И евнух ушёл, и Аллах спас меня от него, а иначе он убил бы меня. И он сказал мне: "Когда ты услышишь его ещё раз, приведи его к нам".
Услыхав это, Дау-аль-Макан заплакал и воскликнул: "Кто помешает мне говорить стихи! Я буду говорить, и пусть со мной случится то, что случится! Я близко от моей страны и не стану ни о ком думать". - "Ты хочешь только погубить свою душу!" - воскликнул истопник. Но Дау-аль-Макан сказал: "Я непременно буду говорить!" И тогда истопник вскричал: "С этого места между нами легла разлука! Я намеревался не расставаться с тобою, пока ты не вступишь в твой город и не встретишься со своим отцом и матерью! Ты пробыл у меня полтора года, и я не причинил тебе ничего дурного. Что это тебя подпяло говорить стихи, когда мы до крайности устали от ходьбы и бессонницы! Все люди прилегли отдохнуть от усталости, и они нуждаются во сне". - "Я не отступлюсь от того, что делаю!" - воскликнул Дау-аль-Макан. И горести взволновали его, и он обнаружил затаённое и произнёс такие стихи:
"Постой у жилища ты, приветствуя стан пустой,
И к ней воззови - ответ, быть может, подаст она.
И если обитает тебя ночь тоски по ней,
Во урагане зажги огонь от пламени страсти ты.
Не диво, что коль шуршит змеёю пушок его,
Я жгучий укус сорву, срывая румянец губ.
О рай! Ты покинут был душой моей нехотя!
Блаженства навек я жду, не то б я погиб в тоскою.
И ещё он произнёс такие два стиха:
"Мы жили, и были дни нам верными слугами.
И жили мы вместе все в жилище прекраснейшем.
А окончив свои стихи, он издал три крика и упал на землю без чувств, и истопник поднялся и накрыл его. А Нузхат-аз-Заман, услыхав первые стихи, вспомнила своего брата, отца и мать, а услышав вторые стихи, заключавшие упоминание её имени, имени её брата и их общего обиталища, она заплакала и кликнула евнуха и сказала ему: "Горе тебе! Тот, кто произнёс стихи в первый раз, произнёс их и во второй раз, и я слушала его близко от себя. Клянусь Аллахом, если ты не приведёшь его ко мне, я разбужу царедворца, и он тебя побьёт и выгонит! Но возьми эти сто динаров, отдай их тому человеку и приведи его ко мне, только ласково, не причиняя ему вреда. А если он не согласится, дай ему этот мешок с тысячей динаров; если же он откажется - оставь его и узнай, где он находится и какое его ремесло и из каких он земель. И возвращайся ко мне скорее и не пропадай..."
