Сэй Сёнагон - Записки у изголовья (Полный вариант)
198. Побережья
Побережье Удо̀. Нагаха̀ма — «Длинное побережье». Берег «Налетающего ветра» — Фукиагэ̀. Побережье Утиидэ̀ — «Откуда отчаливают»… «Берег встреч после разлука» — Мороёсэ̀.
Побережье Тиса̀то — «Тысячи селений»… Подумать только, каким оно должно быть широким!
199. Заливы
Залив Оу. Залив Сиога̀ма — «Градирня». Залив Коридзума̀. Надака̀ «Прославленный залив».
200. Леса
Леса Уэкѝ, Ива̀та, Когара̀си — «Вихрь, обнажающий деревья», Утатанэ̀ «Дремота», Ивасэ̀, Оаракѝ…
Леса Тарэсо̀ — «Кто он?», Курубэ̀ки — «Мотовило».
Роща Ёкотатэ̀ — «Вдоль и поперек». Это странное имя невольно останавливает внимание. Но ведь то, что растет там, и рощей, кажется, не назовешь. Зачем так прозвали одинокое дерево?
201. Буддийские храмы
Храмы Цубосака̀ — «Гора плащ паломницы», Касагѝ — «Там, где снимают шляпу», Хо̀рин — «Колесо закона»…
Гора Рёдзэн[299]. Душу наполняет благоговение, ведь так в индийской земле называлась гора, на которой пребывал сам Шакья-муни.
Храмы Исия̀ма, Кока̀ва, Сѝга…
202. Священные книги
«Лотос благого закона[300]» — тут не надо лишних слов.
Затем «Десять обетов Фугэ̀на»[301], «Сутра тысячерукой Ка̀ннон», «Сутра мольбы», «Сутра алмазной твердости и мудрости», «Сутра Будды-Целителя», последний свиток книги о «Благодетельных царях — Нио̀»[302].
203. Будды и бодхисаттвы
Нёирѝн — богиня Каннон[303] с колесом, исполняющим желания. Сэ̀ндзю тысячерукая Каннон. Все шесть образов богини Каннон.
Якусѝ[304] — Будда-Целитель. Шакья-муни.
Бодхисаттвы Миро̀ку[305], Дзидзо̀[306], Ма̀ндзю[307].
«Неколебимый владыка[308]» — Фудосон.
Бодхисаттва Фугэ̀н.
204. Китайские книги и сочинения
Сборник сочинений Бо Цзюй-и.
Изборник Вэньсюань[309].
Синьфу[310].
Шицзи — «Исторические записки» Сыма Цяня.
«Записки о пяти императорах[311]».
Моления богам и буддам.
Прошения императору.
Сочинения на соискание ученой степени.
205. Романы
«Сумиё̀си[312]», «Дуплистое дерево», «Смена дворца».
«Уступка земли» — плохой роман,
«Похороненное древо», «Женщина, ожидавшая луну», «Полководец Умэцубо̀», «Идущие путем Будды», «Ветка сосны»…
В повести «Комано̀» мне нравится место, где герой, отыскав веер «Летучая мышь», уходит с ним.
Герой романа «Завистливый тюдзё» прижил сына от придворной дамы сайсё и получает от нее на память одежду… Все это наводит скуку.
А вот «Младший военачальник Катано̀» — увлекательный роман.
206. Дхирани — магические заклинания…
Дхарани[313] — магические заклинания лучше слушать на рассвете, а сутры в вечерних сумерках.
207. Музыку хорошо слушать…
Музыку хорошо слушать ночью. Когда не видны лица людей.
208. Игры
Стрельба из малого лука. Шашки «го».
Игра в ножной мяч с виду не очень красива, но увлекательна.
209. Пляски
Пляска страны Суру̀га[314].
Пляска «Мотомэго̀»[315] — «Бродящий в поисках ребенок» — прекрасное зрелище…
В «Пляске мира»[316] танцоры машут длинными мечами, глядеть неприятно, но все же этот танец не лишен интереса. Я слышала, что некогда в Китае его исполнили, фехтуя друг с другом, заклятые враги.
Танец птиц[317].
В пляске «Голова коня»[318] волосы у танцора спутаны и вздыблены, взгляд устрашающе-грозный, но музыка прекрасна.
В «Пляске на согнутых ногах»[319] двое танцоров ударяют коленями о пол.
Танец «Корейское копье».
210. Музыка на струнных инструментах
Лютня-бива.
Разные лады: «Аромат ветерка», «Желтый колокол»…
Заключительная часть мелодии «Оживленные ароматы»[320].
Лад «Трель соловья».
Великолепно звучит тринадцатиструнная цитра — со-но кото.
Мелодия «Лотос первого министра»[321].
211. Флейты
Как прекрасны звуки поперечной флейты[322], когда они тихо-тихо послышатся где-то в отдаленье и начинают понемногу приближаться! Или когда уходят вдаль и медленно замирают…
Флейта удобна в пути. Едет ли ее владелец в экипаже или на коне, идет ли пешком, она всюду с ним за пазухой, невидимо для чужих глаз.
А как радостно на рассвете заметить у своего изголовья великолепную флейту, пусть даже в этот миг она беззвучна! Возлюбленный, уходя, забыл ее. Вскоре он присылает за ней слугу. Отдаешь флейту, обернув ее бумагой, с таким чувством, будто посылаешь любовное письмо, изящно скатанное в трубку.
Чудесно слушать, сидя в экипаже светлой, лунной ночью, звуки многоствольной флейты-сё[323]!
Правда, она громоздкая и на ней трудно играть. А какое лицо строит флейтист! Впрочем, он забавно надувает щеки, даже играя на обычной флейте.
Бамбуковая флейта-хитирики[324] утомляет слух. Она пронзительно верещит, словно кузнечик осенью.
Не слишком приятно, когда на ней играют вблизи от тебя, а уж если плохо играют, это невыносимо.
Помню, в день празднества Камо, еще до того, как танцоры появились пред лицом императора, флейты начали играть где-то позади помоста для танцоров… Ах, с каким восторгом я слушала!
Вдруг в самой середине напева вступили бамбуковые свирели и стали играть все громче и громче.
Тут уж даже дамы, у которых были самые красивые прически, почувствовали, что волосы у них встают дыбом!
Но наконец постепенно все струнные и духовые инструменты соединились вместе в полном согласии — и музыканты вышли на помост. До чего же это было хорошо!
212. Зрелища, достойные внимания
Празднество в храме Камо. Императорский кортеж.
Торжественное возвращение на другой день после праздника Камо Верховной жрицы — ѝцуки-но мико.
Паломничество канцлера в святилище Камо накануне праздника.
213. Помню, однажды во время празднества Камо[325]…
Помню, однажды во время празднества Камо день выдался пасмурный и холодный. Снег редкими хлопьями падал на шапки танцоров, увенчанные цветами, на их одежды, белые с темно-синим узором.
Слова бессильны выразить, как это было прекрасно!
Черные, испещренные белыми пятнами ножны мечей выделялись с особенной яркостью… Шнуры безрукавок-хампи сверкали так, словно их только что отполировали. Поверх белых шаровар, украшенных синим рисунком, выбивались лощеные шелка нижних одежд. Казалось, они блистают, как лед…
Хоть бы еще немного поглядеть на это великолепное шествие танцоров! Но нет, появились императорские послы. Видно, они были набраны из провинциальных губернаторов. Какие-то мелкие сошки, не более того. Впрочем, и они выглядели сносно, если гроздья цветущих глициний, прицепленные к шапкам, закрывали их лица.
Мы долго провожали взглядом танцоров, а меж тем появились певцы и музыканты в одеждах цвета зеленой ивы, на шапках красуются горные розы керрии.
Люди низкого звания, ничем не примечательные, они все же восхитили меня, когда, отбивая такт веерами, запели:
В священном храме Камо[326],
Там, где носят на рукавах
Завязки из белого хлопка[327]…
214. Что может сравниться с императорским кортежем?
Что может сравниться с императорским кортежем?
Когда я вижу, как государь следует мимо в своем драгоценном паланкине, я забываю, что, служа во дворе, постоянно появляюсь пред его очами. Меня пронизывает священный, небывалый, неизъяснимый трепет..
Самые ничтожные чинуши, даже девушки-прислужницы, на которых в другое время я не брошу взгляда, необычайно преображаются и кажутся высшими существами, если они сопровождают государя в торжественном шествии.
А как хороши гвардейские начальники среднего и высшего звания в роли «держателей священных шнуров»[328] императорского паланкина! Еще более великолепны тайсё — командующие гвардией. Но всех затмевают сановники военного ведомства, несущие на своих плечах паланкин императора.
Торжества в пятый день пятой луны были, я думаю, самыми прекрасными из всех. Но как жаль, что в наш век многие обычаи жсчезли…
Кое-что можно вообразить себе, слушая рассказы стариков о прошлом, но как все было на самом деле?
В этот день украшали аиром застрехи домов. Прекрасный обычай, он и теперь сохранился. А как выглядел дворец в старину? Галереи для зрителей повсюду устланы аиром, у всех людей на шапках стебли аира…
Красивейшие девушки раздавали придворным аир и целебные шары кусудама, а придворные, отдав благодарственный поклон, привешивали кусудама к своим поясам.
Наверно, это было замечательно![329]
… мне это кажется одновременно и смешным и прекрасным!
