Абулькасим Фирдоуси - Сказание о Бахраме Чубина из «Шахнаме»

Горой могучей двинулись войска.
Мир почернел от пыли и песка.

Бахрам на них смотрел с тоской во взоре:
Он чувствовал раскаянье и горе.

Но все-таки повел он войско в бой:
Пред ним дороги не было другой.

Бахрам подумал: «Всеми признается,
Что ум и смелость — свойства полководца.

Герои выбрали меня царем,
Поняв, что я рожден богатырем.

Враги отступят, мощь мою почуя:
Величье Нуширвана в прах втопчу я!»

Он, словно вихрь, по луговой траве
Помчался со стрелой на тетиве,

С колчаном, на бедре висящим криво,
Он ринулся на шаха горделиво.

Стрела Бахрама высоко взвилась,
Но в неизвестного раба впилась.

Тогда Хосров метнул копье в Бахрама,
Но не пронзило острие Бахрама:

Сломался наконечник пополам
Затем, что был в броню одет Бахрам.

Смутился шах, когда копье сломалось,
Но у Бахрама тоже сердце сжалось.

Ударил шах, рожденный силачом,
По шлему зложелателя мечом.

От страшного удара шлем сломался,
Но меч Хосрова вместе с тем сломался.

Дружины, растянувшись вширь и вдаль,
Услышали скрежещущую сталь,

Тогда Бахрама пошатнулось дело,
А воинство Хосрова осмелело.

От битвы удалился Чубина,
Умчал он от Хосрова скакуна,

Он понял: эта схватка неудачна, —
И небо стало для Бахрама мрачно.

А шах, когда отвагу проявил,
Иранцев и румийцев вдохновил.

Они пошли, оружье обнажая.
Казалось: двинулась гора большая.

За войском вслед пошли вельможи, двор.
Бандуй с Хосровом начал разговор:

«С тем войском предстоит нам бой тяжелый.
Оно заполнило хребты и долы

И многочисленнее саранчи.
Противников добром ты приручи.

О шах, не следует царям державным
Кровь проливать, с рабом дерясь, как с равным.

Пусть каждый к нам с повинною придет,
Пусть нашу милость смерти предпочтет».

Сказал Хосров: «Простой и родовитый,
Пусть каждый ищет у меня защиты.

С любовью честных воинов приму:
Вражды я не питаю ни к кому.

Моей короны камень драгоценный
Сравню я с тем, кто кинул путь измены».

Ночь подняла свой стяг из-за горы.
Вступили оба воинства в шатры.

На поле боя шум улегся бранный,
Запели колокольчики охраны.

Немногие могли в ту ночь заснуть.
Бандуй поднялся и пустился в путь.

С ним рядом звонкий поскакал глашатай,
Ясноречивый, доблестью богатый.

Меж двух враждебных войск остановясь,
Глашатай крикнул, смерти не боясь:

«Рабы, что впали в грех, но ищут блага!
Велик ваш стыд, но велика отвага!

Во имя бога шах прощает всех,
Кто совершил большой и малый грех!»

Богатыри смежить старались очи,
Когда раздался клич в безмолвье ночи.

Бойцы Бахрама, сквозь ночную тьму,
Внимательно прислушались к нему.

И сразу, ратное покинув ложе,
К уходу опоясались вельможи.

Когда рассвет блеснул из-за горы,
Пустыми оказались их шатры.

Вельможи к рати двинулись враждебной,
А мир сиял, одет зарей целебной.

Измена обнаружилась к утру.
Пришли друзья к бахрамову шатру.

Сказал Бахрам в печали: «Не в сраженье,
А в бегстве ныне обретем спасенье».

Потребовал для ратников своих
Две тысячи верблюдов верховых,

Таких, чьи морды в пене, длинноногих,
Не падающих на степных дорогах.

Все то добро, что в битвах он обрел:
Слоновой костью блещущий престол,

Все из каменьев, золота, постелей,
Все из колец, запястий, ожерелий,

Все из одежд, ковров и покрывал, —
Навьючить на верблюдов приказал.

Оставив многое на поле ратном,
С друзьями поскакал путем обратным.

Когда воздвигла свой чертог заря,
Ночной дозор предстал глазам царя

И доложил, что скрылся неприятель,
Что убежал с дружиной зложелатель.

Расстроен этим, выбрал царь царей
Три тысячи воинственных мужей,

Таких, чьи быстроскачущие кони,
Как всадники, одеты были в брони,

Настуду приказал возглавить рать,
Бахрама отыскать и покарать.

Настуд помчался в смуте и тревоге,
Но не было Бахрама на дороге.

Скакал по бездорожью Чубина,
Душа его была потрясена.

О венценосных людях рассуждая,
Богатый караван сопровождая,

Храбрец Изадгушасп с Ялонсиной
Скакали незнакомой стороной.

Когда уже стемнело, в отдаленье
Вдруг показалось бедное селенье.

С душой смятенной, с пересохшим ртом,
Бахрам вошел к одной старухе в дом,

Учтиво попросил, во имя неба,
Воды немного и немного хлеба.

Ушла старуха, бедности стыдясь.
Потом, с дырявым ситом возвратясь,

Пред воинами постелила кожу,
Взглянула исподлобья на вельможу,

Познавшего гонения судеб,
И положила в сито черствый хлеб.

Заполнив дом старухи до отказу,
Бойцы о боге вспомнили не сразу.

Ялонсина Бахраму дал барсам,
Все вознесли молитву небесам,

И с любопытством женщины смотрели,
Как жадно черствый хлеб вельможи ели.

Когда они поели, Чубина
Спросил: «А нет ли у тебя вина?»

И та: «Вы не сердитесь на старушку:
У тыквы я отрезала верхушку

И сделала я чашу из нее.
А в старой тыкве я храню питье».

Сказал Бахрам: «Что старой тыквы краше,
Когда найдем вино в подобной чаше?»

Старуха тыкву принесла с вином,
Чтоб люди горе потопили в нем.

Взял в руки тыкву Чубина, желая
Чтоб радовалась женщина седая.

«Ты, матушка, приветила гостей.
А много ли ты знаешь новостей?» —

Спросил Бахрам. Ответила старуха:
«Ох, сын мой, столько слов дошло до слуха,

Что даже стал мой бедный ум богат.
Лишь об одном все люди говорят:

«Бахрам бежал без войска, полон страха,
А войско перешло под знамя шаха».

И тот: «О мать, святая всех святых,
Да будет польза мне от слов твоих!

Разумно ли Бахрам бежать решился,
Иль в этот миг он разума лишился?»

Старуха молвила: «Ты — львов гроза,
Но, видно, див затмил твои глаза!

Пойми, что все смеются над Бахрамом:
Он от Хосрова убежал со срамом!»

Сказал Бахрам: «Так было суждено.
И если он из тыквы пьет вино,

И если хлеб ячменный ест из сита,
И если он один — себе защита,

И если был он вынужден бежать, —
То обо всем, приветливая мать,

До нового ты помни урожая,
Ячмень на скудном поле собирая».

Поев, заснул он в хижине глухой,
С кольчугой, с кушаком под головой.

Открыло солнце тайну небосвода, —
Трубу отъезда поднял воевода.

Помчались. Тростниковый лес возник.
Срезало множество людей тростник.

Один из тех людей к дружине вышел.
«Добро пожаловать! — Бахрам услышал, —

Но как случилось, что издалека
Ты в заросли забрался тростника,

С бойцами, скачущими в беспорядке,
С руками, окровавленными в схватке?»

Сказал Бахрам: «К чему вам тростники?
Ведь вы — переодетые стрелки!

Я знаю вас — и кто вы, и откуда,
Я знаю, что Хосров призвал Настуда,

Велел ему взобраться на коня,
Чтоб жалкий муж преследовал меня,

Чтоб я пред ним главу склонил покорно,
Признав, что ваше войско непоборно».

Все спешились, построились в рады
И двинулись, топча свои следы,

Из ножен вынули мечи стальные,
Одели в пламя заросли густые.

Зарделись тростники со всех концов.
Огонь сжигал живых и мертвецов.

Настуда увидав на поле бранном,
Бахрам с седла его сорвал арканом.

Не мог вельможа вырваться из пут,
Пощады попросил себе Настуд,

Сказал: «О богатырь, достойный власти!
Прости меня, погрязшего в несчастье,

Не убивай меня своей рукой,
Я верным сделаюсь твоим слугой!»

Сказал Бахрам: «Себя лишь обесславлю,
Когда такого труса обезглавлю.

Я не убью ничтожного врага,
Такой, как ты, не нужен мне слуга!

Беги к тому, кто нас возненавидел,
Поведай все, что от меня увидел».

Настуд вознес Бахраму сто похвал,
Он землю перед ним поцеловал.

Бахрам, собрав бойцов вооруженных,
Погнал коня вдоль зарослей сожженных

И с горсткой преданных богатырей
На родину приехал, в город Рей.

Он пробыл там, спокойствие вкушая,
И поскакал к властителю Китая.