Гэ Хун - Баопу-Цзы
Некто сказал: "Мужи высших способностей обретают Дао-Путь, даже находясь в рядах трех армий. Мужи средних способностей обретают Дао-Путь, даже живя в больших городах. Мужи низших способностей обретают Дао-Путь только среди гор и лесов. У всех представителей этих трех категорий людей снадобье бессмертия получилось. При этом никто из них не пожелал вознестись на небо. Ведь те, кто находился в трех армиях, достигли неуязвимости, и ни один клинок не мог нанести им раны. А те, которые жили в большом городе, достигли такого состояния, при котором они оказались защищены от всех человеческих горестей. И только низшие по способностям мужи не достигли ничего, поэтому они так и остались в горах и лесах. Я говорю об этом не к тому, что все мужи высших способностей, начинающие учиться великому Дао-Пути, должны обязательно служить в трех армиях или жить в больших городах и что только там они смогут обрести Дао-Путь. Просто следовать учению Хуан-ди и Лао-цзы можно и в наши дни, никуда при этом не уходя".
Некто спросил: "Если даосизм — это источник и корень, а конфуцианство — это верхушка и речной поток, то, применительно к нашей судьбе, какие еще малые различия и в каких делах существуют между ними ныне?"
Баопу-цзы сказал: "Вот чему учит конфуцианство: постижению посредством созерцания небесных знаков наверху и свойств очертаний земли внизу[19], трем тысячам правил круговращения, искусствам наступления, сохранения, продвижения и отступления, доктрине, согласно которой надо пренебрегать собой и ценить долг-справедливость, делам радости и скорби, музыке и ритуалу, а также заботе об управлении людьми и благе простолюдинов[20].
А вот в чем заключаются дела даосов: в отбрасывании мудрствований о внешних вещах, в омовении и очищении сердца от всякого коварства, в забвении о богатстве и избавлении от знатности, в предотвращении принуждения и поощрении самоограничения, в том, чтобы не огорчаться, когда все потерял, и не радоваться, когда что-то получил, и в том, чтобы не горевать о хуле и не восхищаться хвале. Конфуцианцы совершают жертвоприношения и молятся о счастье, а даосы шествуют по пути истины, попирая зловерие[21]. То, что ценят конфуцианцы, это власть и польза, а то, что почитают даосы, это отсутствие желаний. Конфуцианцы исчерпывают свои таланты ради славы и пользы, даосы объемлют Одно ради одиночества и блага. Конфуцианцы наставляют в правилах, рассчитанных на непрестанную зубрежку и соперничество, даосы повторяют учение о заповедях, направленных на забвение чувств.
Если говорить о даосах, то их дело — благое самосовершенствование для достижения цели, их пребывание — жизнь в сообществе людей, отказавшихся от вражды, их принципы упорядочения — успешно пресекать беды, когда они еще не проявились, их поведение — заботиться о благе существ и не считать это за добродетель, их образ жизни — искусно применять все силы сердца, благостно созерцая народ, их упокоение — жить в благе истины и не замыкаться в себе. Эти принципы царят и начальствуют над учениями всего множества философских школ и являются праотцем и прародителем доктрины гуманности и справедливости. Вот что следует сказать о принципе, отличающем даосизм от конфуцианства, если говорить кратко: одно — голова, а другое — хвост, одно возносится ввысь, другое тонет в грязи. И тут не может быть никаких перемен".
Некто сказал: "Конфуцианцы — последователи Чжоу-гуна и Конфуция. Их письменные тексты — шесть канонов, а эти книги есть то, откуда проистекают деяния по упорядочению мира и установлению правды. Они суть мерило установления личности и ее поступков, их действие распространяется вдаль и вширь, а дела, основанные на их учении, — драгоценны. Деяния, вдохновляемые ими, велики, а слова их прекрасны. И если руководствоваться ими, то и государство, и семья непременно окажутся под надежным контролем и управлением.
А даосы не следуют учению о ритуале, не смотрят на великие принципы морали; как лисы и барсуки, они живут среди трав и вод, как макаки и прочие обезьяны, они живут в лесной чащобе и на горных склонах. Они ведут себя, словно начальники и хозяева, но их соседи — просто деревья и камни. И они, и их друзья-обезьяны равным образом "ходят на восток"[22], сбиваясь с пути, а также забыв сладкий вкус мальвы"[23].
Баопу-цзы сказал: "Ваши слова цветисты и фразы вычурны, вы не цените простых и прямых слов. Вы словно бы атаковали мое невежество, чтобы избавить меня от заблуждений. Я уже объелся вашими рассуждениями и никогда больше не захочу, поверьте, вновь сравнивать с вами принципы сущего и оценивать, какие из них хороши, а какие нет; это все равно что попусту шевелить губами.
Ведь безучастно созерцать, как ребенок падает в колодец[24], отнюдь не идеал для человека, наделенного гуманностью. И можно ли назвать приверженцем идеала всеобщей любви[25] того, кто безразлично наблюдает, как слепец наталкивается на столб? Но если говорить об общем смысле ваших слов, то я грубо и попросту отвечу на ваши речи.
Хуан-ди и Лао-цзы — это такие люди, которые через воплощение Дао-Пути в себе выверяли сущее и посредством почитания Благой Силы-Дэ продлевали свою жизнь. Хуан-ди смог упорядочить дела всего мира и установить великое равновесие-благоденствие, а потом взошел на небеса как бессмертный. Поэтому никак нельзя сказать, что он уступал Яо и Шуню[26]. Лао-цзы объял учение о ритуале, и к тому же обрел вечное видение. Поэтому ни в коем случае нельзя сказать, что он меньше Чжоу-гуна и Конфуция. Поэтому и сам Чжун-ни тайком вздыхал, сравнивая себя с Лао-цзы. Но никто не слышал от него никаких клеветнических и хулительных слов по поводу последнего. И лишь посредственности поздних времен, не понимая подлинного смысла учения Конфуция, стали придерживаться в своем совершенствовании только учений конфуцианцев и моистов, клевеща при этом на даосизм. Но не все ли это равно что хвалить детей и внуков и поносить их предков? Такое положение дел свидетельствует о полном непонимании того, откуда произошли эти учения.
Рукам карликов-конфуцианцев не опрокинуть горы Суншань и Хуашань, а ногам недомерков не суждено измерить глубину лазурных морей. Каждый раз, когда я вижу заурядных обывателей-конфуцианцев, твердящих день-деньской одно и то же, не понимая при этом никаких высших принципов, я говорю об их ограниченности и беспросветной глупости. А они только и делают, что злобно говорят о даосизме, поносят его и предъявляют ему всевозможные обвинения. Слушать всю ту грязь, которая исходит из их уст, все равно что видеть, как мчащаяся вскачь лошадь угождает ногой в расселину. Когда же им надо переправляться через пучины духа, они немедленно тонут в них, губя себя. Это все равно что перепелу на его куцых крылышках попытаться перелететь через царственную ширь реки Янцзы или зеленой мухе из всех сил постараться перелететь через горный пик, где живут обезьяны. Они ничего не добьются, а только попадут в беду. Так не лучше ли им поскорее спрятаться в их укрытиях и щелях? Ведь не может быть слуха, более чуткого, чем у господина Куана, и зрения, более острого, чем у господина Ли[27]. А эти ничтожные люди пытаются встать на цыпочки и дотянуться до трех светил и, похлопав себя по животу, превзойти грохот небесного грома. Но не смешно ли это?
Когда человек осознает огромность и необъятность вращающегося свода небес, он понимает, сколь ничтожны размеры долин и колодцев. Когда человек созерцает великое сияние прекрасного неба, то понимает, сколь тускла желтизна окраски птички крапивника. Я отнюдь не являюсь человеком, наделенным врожденным знанием этого, и даже нельзя сказать, что я поверил в это, будучи совсем юным. Вначале я был таким же незрелым и невежественным, как вы. Но когда я стал наблюдать великую тайну многомощных методов совершенствования, то пожалел, что не слишком рано освободился от этих трудностей. Ведь в делах изучения пяти канонов разъяснения и комментарии оказывают большую помощь, орошая их подобно чистой росе. Но для начинающих учиться все равно многое остается непонятным. А тем более это справедливо относительно золотых табличек и нефритовых листов, на которых написаны каноны учения о бессмертных. Кроме того, многие наиважнейшие наставления в них вообще не записаны. Воздвигается алтарь, губы смачиваются кровью жертвенных животных, и тогда только, когда клятва хранить молчание таким образом скреплена, тайные наставления передаются из уст в уста. Если окажется, что человек не подходит для передачи ему этих таинств, то пусть даже он поднесет огромные участки земли или целые ряды городов, наполнит залы золотом и нефритом, все равно он ничего не получит. Ведь эти наставления указывают на глубину и уводят вдаль, а поэтому даже если и записать их, то все равно человек, не получивший их от своего учителя, ничего в них не поймет: он будет смотреть вверх — и не увидит головы, опустит глаза — и не увидит ступней. А откуда же вы, государь мой, так подробно все знаете?
