без автора - Тысяча И Одна Ночь. Книга 2
Вот что было с Шарр-Каном. Что же касается до его родителя, Одыра ибн ан-Нумана, то после отбытия его сына и Шарр-Кана мудрецы пришли к нему и сказали: "О властитель наш, твои дети изучили науку и в совершенстве освоили мудрость, вежество и правила обхождения". Царь возрадовался великой радостью и пожаловал мудрецов. И он увидел, что Дау-аль-Макан вырос и стал большой, и садился на коня и достиг возраста четырнадцати лет. Он рос, занятый делами веры и благочестия, и любил бедняков и людей науки и знатоков Корана. И жители Багдада полюбили его, мужчины и женщины. И вот однажды через Багдад проходил иракский караван с носилками, чтобы совершить паломничество и посетить могилу пророка, - да благословит его Аллах и да приветствует! И когда Дау-аль-Макан увидел шествие, сопровождавшее носилки, ему захотелось совершить паломничество. И он вошёл к своему отцу и сказал: "Я пришёл к тебе, чтобы попросить разрешения отправиться в паломничество". Но отец запретил ему это и сказал: "Подожди до следующего года, мы отправимся с тобою".
И, убедившись, что это дело затягивается, Дау-аль-Макан вошёл к своей сестре Нузхаг-аз-Заман и увидел её стоящей на молитве, и, когда она совершила молитву, он сказал ей: "Меня убивает желание отправиться в паломничество к священному дому Аллаха и посетить могилу пророка, - молитва над ним и привет! Я спросил у отца позволения, но он запретил мне это, и я намерен взять немного денег и уйти в паломничество тайно, не осведомляя об этом отца". - "Заклинаю тебя Аллахом, - кликнула его сестра, - возьми меня с собою! Не лишай меня посещения могилы пророка - да благословит его Аллах и да приветствует!" И Дау-аль-Макан сказал ей: "Когда спустится мрак, выходи отсюда и не говори об этом никому".
И когда наступила полночь, Нузхат-аз-Заман встала, взяла немного денег и, надев мужскою одежду (а она достигла того же возраста, что и Дау-аль-Макан), прошла, не останавливаясь, до ворот дворца и увидала, что её брат Дау-аль-Макан уже снарядил верблюдов, и он сел и посадил её, и они поехали ночью и смешались с караваном и ехали до тех пор, пока не оказались посреди иракского каравана. И они непрерывно двигались (а Аллах начертал им благополучие), пока не вступили в Мекку Почи таемую и остановились на горе Арафат, и совершили обряды паломничества, и затем пошли посетить могилу пророка, - да благословит его Аллах и да привествует, - и посетили её.
А после этого они хотели возвратиться с паломниками в свою страну, и Дау-аль Макан сказал сестре: "Сестрица, мне хочется посетить Иерусалим и друга Аллаха, Ибрахима, да будет с ним мир!" - "И мне также", - отвечала она, и они согласились на этом.
И Дау-аль Макан вышел и нанял себе и ей верблюдов в караване иерусалимлян, и они снарядились и отправились с караваном. И в ту же ночь на сестру его напала горячка с ознобом, и она захворала, а потом поправилась, и он тоже захворал. И Нузхат-аз-Заман ухаживала за ним во время его болезни. И они шли непрерывно, пока не вступили в Иерусалим, и болезнь Дау-аль-Макана усилилась, и слабость его увеличилась. И они остановились там в хане и наняли себе помещение, где и расположились, а недуг Дау-аль-Макана становился все сильнее, так что истомил его, и он исчез из мира. И сестра его, Нузхат-азЗаман огорчилась этим и воскликнула: "Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха, высокого, великого! Таков приговор Аллаха!"
И так она жила с братом в этом месте, и болезнь его все усиливалась, а сестра ходила за ним и тратила на себя и на него последнее. И деньги, бывшие у неё, вышли, и она обеднела, так что у неё не осталось ни дирхема, и тогда она послала мальчика из хана на рынок с кое-какими материями, и он продал их, а деньги она истратила на своего брата. А потом она продала ещё кое-что и все время продавала свои пожитки, вещь за вещью, пока у неё не осталось и рваной циновки. И тогда она заплакала и воскликнула: "Аллаху принадлежит власть и доныне и впредь!" И брат сказал ей: "Сестрица, я почувствовал в себе здоровье, и мне хочется немного жареного мяса", и она отвечала ему: "Клянусь Аллахом, о брат мой, нет у меня смелости побираться. Завтра я пойду в дом какогонибудь вельможи и стану служить и заработаю что-нибудь нам на пропитание". И потом она подумала немного и сказала: "Мне не легко будет расстаться с тобою, когда ты в таком состоянии, но я пойду против воли". А её брат воскликнул: "Станешь ли униженной после величия? Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха!" И он заплакал, и она тоже заплакала и сказала: "О брат мой, мы чужеземцы, и мы прожили здесь целый год, но никто не постучался к нам в дверь. Или нам умирать с голоду? Я думаю одно: пойду и буду сложить и принесу тебе что-нибудь, чем мы будем кормиться, пока ты не выздоровеешь от твоей болезни, а потом мы отправимся в нашу страну".
И она немного поплакала, и брат её тоже плакал, лёжа на подушках, а затем Нузхат-аз-Заман поднялась и покрыла себе голову куском плаща (а это была одежда погонщика верблюдов, которую её владелец забыл у них) и, поцеловав брата в голову, обняла его и вышла, плача, и она не знала, куда пойти. И она ходила, а брат ожидал её, и уже приблизилось время вечера, но Нузхат-аз-Заман не возвращалась. И брат её пролежал, ожидая её, пока не настал день, но она не вернулась к нему, и он провёл в таком положении два дня, и ему стало от этого тяжело, и сердце его встревожилось за сестру, и голод его усилился. Он вышел из комнаты и, крикнув мальчика из хана, сказал ему: "Я хочу, чтобы ты снёс меня на рынок". И мальчик отнёс его и бросил на рынке. И жители Иерусалима собрались вокруг юноши и стали плакать о нем, увидя его в таком состоянии. И он сделал им знак, прося чего-нибудь поесть, и ему принесли от одного из купцов, что был на рынке, несколько дирхемов, купили кое что и накормили. А потом его подняли и положили у одной из лавок, разостлав кусок циновки, а у изголовья его поставили кувшин.
Когда же подошла ночь, все люди ушли от него, унося с собою заботу о нем. А в полночь юноша вспомнил о своей сестре, и его недуг усилился, и он перестал есть и пить и исчез из бытия. И люди на рынке поднялись и взяли для него у купцов тридцать дирхемов серебром, и наняли верблюда и сказали верблюжатнику: "Взвали этого человека на верблюда, доставь его в Дамаск и свези в больницу; может быть, он выздоровеет и поправится". И верблюжатник ответил: "На голове!" А затем он сказал себе: "Как я поеду с этим Больным, когда он близок к смерти?" И он вывез его в какое-то место и скрывался с ним там до ночи, а потом бросил его на кучу навоза возле топки одной из бань и ушёл своей дорогой.
Когда же настало утро, истопник бани поднялся на работу и увидал Даль Макана, лежавшего на спине, и подумал: "Почему они бросили этого мертвеца как раз здесь!" И он пихнул его ногой, и Дау-аль-Макан шевельнулся, и еогда истопник воскликнул: "Наедятся хашиша и валяться где попало!" И он взглянул в лицо юноше и видел, что у него на щеках нет растительности и что он красив и прелестен, и когда его взяла жалость к юноше, и он понял, что это больной и чужеземец. "Пет мощи и силы, кроме как у Аллаха! - воскликнул он. - Я совершил грех из-за этого юноши, а пророк, - да благословит его Аллах и да приветствует, - наставлял почитать чужеземца, в особенности если он болен". И, подняв юношу, он принёс ею в своё жилище, и вошёл с ним к своей жене, и велел ей ходить за ним и постлать ему ковёр, и она постлала и положила ему под голову подушку, а затем она принесла воды и вымыла юноше руки, ноги и лицо.
А истопник пошёл на рынок и принёс немного розовой коды и сахару, и прыснул розовой водой в лицо Дау-альМакану и напоил его водой с сахаром. А потом он вынул для него чистую рубаху и надел её на него. И юноша почувствовал веяние здоровья, и исцеление направилось к нему, и он опёрся на подушку, а истопник обрадовался и воскликну л: "Слава Аллаху за выздоровление этого юноши! Боже, прошу тебя, силою твоей сокрытой тайны сделай, чтобы спасение этого юноши было от моих рук..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Пятьдесят четвёртая ночь
Когда же настала пятьдесят четвёртая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что истопник воскликнул: "О боже, прошу тебя, силою твоей сокрытой тайны сделан так, чтобы спасение этого юноши было делом моих рук!"
И истопник ходил за ним три дня, поя его сахаром и ивовым соком и розовой водой, и был с ним ласков и кроток, пока здоровье не разлилось по его телу. И Дау-аль-Макан открыл глаза, и тогда истопник вошёл к нему и увидел, что эк сидит и выглядит бодро, я спросил: "Каково тебе, дитя моё, в этот час?" И Дауаль-Макан ответил: "Слава Аллаху, я в этот час во здравии и благополучии по воле Аллаха великого!" И истопник прославил за это владыку, И, отправившись на рынок, купил юноше десять цыплят, принёс их своей жене и сказал: "Режь ему каждый день по две птицы - рано утром одну и в конце дня одну". И они поднялась, зарезала ему цыплёнка и, сварив его, принесла юноше, накормила его и дала выпить отвара. А когда он кончил есть, она подала горячей воды, и Дау-аль-Макан вымыл руки и прилёг на подушку, а она накрыла его плащом, и он проспал до времени заката. И тогда жена истопника сварила другого цыплёнка и принесла его юноше и разняла цыплёнка и сказала: "Ешь, дитя моё!" И когда он ел, вдруг вошёл её муж и, увидев, что она кормит юношу, сел у его изголовья и спросил: "Каково тебе теперь, дитя моё?" - "Слава Аллаху за выздоровление, да воздаст тебе Аллах за меня благом", - ответил Дау-аль-Макан. И истопник обрадовался, а потом он вышел и принёс ему фиалковое питьё и розовую воду и напоил его. А этот истопник работал каждый день в бане за пять дирхемов, и ежедневно он покупал юноше на дирхем сахару, розовой воды, фиалкового питья и ивового сока и на дирхем покупал цыплят, и он ухаживал за юношей, пока не прошёл месяц и следы ею болезни не исчезли и здоровье не направилось к нему.
