Автор неизвестен - Древневосточная литература - Удивительные истории нашего времени и древности
Чиновник областного управления по судебным делам, которому надлежало разобраться в этом деле, был человеком жестоким и трусливым; получив донесение начальника уезда, к которому прилагалась жалоба Цзинь, он побоялся сам освободить Лу Наня и, как водилось в этих случаях, донес об этом выше по начальству.
Обычно, когда уездная тюрьма получает распоряжение из областного управления о пересмотре дела, то другие ведомства уже не имеют права вмешиваться в это дело. Поэтому Лу Нань был уверен в том, что на этот раз его выпустят на свободу. Кто мог предположить, что все выйдет иначе? Что его снова признают заслуживающим смертной казни и опять отправят в уездную тюрьму? Поэт даже надеялся, что начальник уезда будет отстранен от должности и мечтал о мщении. Как мог он знать, что начальник уезда Ван Цэнь даже прославится благодаря тому, что не побоялся затеять дело со знаменитым богачом. В столице о начальнике уезда Цзюньсянь стали говорить как о смелом и решительном человеке. Он был вскоре вызван в столицу и получил повышение в должности. И хотя начальник уезда в свое время сказал, что дух Лу Наня достигает неба и прорезывает всю землю, сейчас уже не находилось никого, кто осмелился бы выступить против такого влиятельного лица, как Ван Цэнь. Правда, один цензор-ревизор, некий Фань, сжалившись над несправедливо осужденным поэтом, распорядился, чтобы Лу Нань был освобожден. Как только слухи об освобождении Лу Наня дошли до Ван Цэня, тот сразу же попросил своего приятеля по службе написать донос на цензора Фаня. В этом доносе сообщалось, что Фань за взятку выпустил на свободу важного преступника. Фань был отстранен от должности, а в уездное управление было послано распоряжение, чтобы Лу Наня снова посадили в тюрьму. Поэтому хоть высшие власти и знали о всей этой несправедливости, но больше уже никто не выступал в защиту поэта: каждый боялся лишиться собственного места.
Время мчалось быстро, прошло три года, а Лу Нань все еще сидел в тюрьме. За это время успели смениться два начальника уезда. Ню Вэнь и Цзинь умерли. Ван Цэнь снова получил повышение. Теперь он занимал пост высокого сановника и приобрел большое влияние и силу в столице. У Лу Наня уже не было больше никаких надежд на освобождение, и он не верил больше в спасительную звезду. Но вот в уезд Цзюньсянь был опять назначен новый начальник. Можно сказать, что когда приехал новый начальник уезда:
В тот день густую темноту
Прорезал первый бледный свет,
В то утро чудная роса
Не стала инеем сплошным.
Новым начальником уезда Цзюньсянь стал некий Лу Гаоцзу, родом из Пинху, что находится в ведении округа Цзясин в провинции Чжэцзян. Это был человек, о котором можно сказать, что душа его полна тончайшей парчи, внутри у него сплошной жемчуг, а таланты его простираются до неба и опоясывают всю землю. Человек этот обладал искусством управлять и держать народ в мире.
Когда Лу Гаоцзу собирался покинуть столицу, Ван Цэнь посетил его и рассказал о деле Лу Наня. У Лу Гаоцзу сразу же возникли подозрения: «Все это было так давно, почему же это дело до сих пор так волнует Ван Цэня? Не зря, должно быть, он так подробно мне обо всем рассказывал».
Вступив в новую должность, Лу Гаоцзу расспросил о деле Лу Наня местных влиятельных лиц, которые охотно объяснили новому начальнику истинную причину ареста Лу Наня. Лу Гаоцзу побоялся этому поверить: «Все-таки Лу Нань был известным богачом, и люди эти могли в корыстных целях защищать его интересы». Тогда начальник уезда начал уже закулисными путями наводить справки по этому делу и снова получил такие же сведения. «Как же мог правитель народа из-за личной вражды впутать в дело невинного человека и приговорить его к смертной казни?!», — недоумевал про себя Лу Гаоцзу и собрался было написать донесение высшим властям, требуя освобождения ни в чем не повинного поэта. Но, поразмыслив хорошенько, он решил, что если он сначала отправит донесение, то надлежащие учреждения прежде всего снова начнут разбирать все доносы и жалобы, так что опять ничего из этого дела не выйдет.
«Лучше сначала освободить Лу Наня, а потом уже написать куда следует», — рассудил начальник уезда. Приняв такое решение, он вынул свиток с бумагами, относящимися к делу поэта, и внимательно просмотрел все документы: все было так хорошо сфабриковано, что прямо-таки не к чему было придраться. Снова и снова просматривал Лу Гаоцзу все документы и, наконец, сообразил: «Как же можно было решать это дело, не поймав Лу Цая?!». Назначив награду в пятьсот ланов тому, кто поймает Лу Цая, он послал служителей и велел им в кратчайший срок арестовать мошенника. Не прошло и месяца, как того поймали и привели в ямынь. Застигнутый врасплох, Лу Цай сразу признался во всем, даже и пытать его не пришлось.
Тогда начальник уезда написал следующее донесение: «Дознанием установлено, что в тот день, когда Ню Чэн получил от Лу Наня расчет, Лу Цай потребовал от него возвращения долга. Между ними из-за этого завязалась драка. То, что Ню Чэн являлся батраком Лу Наня, доказано и вполне очевидно. Если батрак умирает, то хозяин не несет за него материальной ответственности. Деньги в долг дал Лу Цай, он же потребовал деньги обратно, он же избил Ню Чэна. И все же *Лу Цая оставляют на свободе, а Лу Наня гноят в тюрьме. Где же тут справедливость? Лу Цай скрылся, его не смогли допросить в ямыне, из-за него в дело впутали его господина. За такое преступление для Лу Цая и смертной казни мало. Из-за давно допущенной несправедливости Лу Нань до сих пор еще сидит в тюрьме. Ввиду этого считаю своим долгом освободить его».
В тот же день Лу Наня вывели из тюрьмы, привели в ямынь, сняли с него кангу и отпустили домой. Не было ни одного человека в ямыне, который не был бы поражен таким поворотом событий. Сам Лу Нань, который перестал верить в свое освобождение, был удивлен не меньше остальных.
Между тем начальник уезда собрал все документы, связанные с делом Лу Наня, и написал донесение, в котором подробно изложил причину раздора между Ван Цэнем и Лу Нанем и рассказал далее о том, как несправедливо поступили с поэтом. Захватив с собой все бумаги и свое донесение, Лу Гаоцзу лично направился в область на прием к начальнику провинции. Последний принял Лу Гаоцзу, прочел его донесение и подумал: «Видно неспроста он на свой страх и риск решился освободить Лу Наня. Не иначе, что он преследовал этим свои собственные интересы».
— Я слышал, что Лу Нань, освобожденный вами из тюрьмы, — человек очень богатый, — обратился начальник провинции к посетителю. — Не подумали бы, что вы выпустили его за взятку.
— Начальник уезда думает только о том, чтобы был соблюден закон и не интересуется тем, вызовут ли его действия подозрения окружающих, — возразил на это Лу Гаоцзу. — Его интересует только, справедливо или несправедливо поступили с человеком, и не интересует, богат этот человек или нет. Если человек осужден справедливо, то будь он хоть *Бо И или Шу Ци, у меня не будет оснований оставить его в живых, если же человек осужден несправедливо, то будь он хоть самим *Тао Чжу, я никогда не приговорю его к смерти. Начальник провинции, увидев, что имеет дело с честным и справедливым человеком, не стал больше ни о чем расспрашивать Лу Гаоцзу и только сказал ему на прощанье:
— В древности, когда *князь Чжан заведовал Уголовной палатой, в тюрьмах не было несправедливо осужденных людей. Вы, почтеннейший, очень мне его напоминаете. Так что не смею вам указывать.
Незачем тут говорить о том, что Лу Гаоцзу ушел от начальника провинции с чувством глубокой благодарности.
Скажу лишь, что, когда Лу Нань вернулся домой, все вокруг были счастливы. Родственники и друзья непрерывно приходили к нему с поздравлениями. Через несколько дней после своего освобождения Лу Нань послал слугу узнать, вернулся ли из области начальник уезда. Получив утвердительный ответ, он собрался нанести ему визит и поблагодарить его.
Жена, увидев, что Лу Нань собирается к начальнику уезда с пустыми руками и в скромной одежде, возмутилась:
— Начальник уезда Лу Гаоцзу оказал тебе такую милость! Надо приготовить подарки и отнести ему их в знак благодарности.
— Почтенный Лу Гаоцзу своим поступком доказал, что он смелый, благородный и талантливый человек, он не чета всем грязным, алчным и подлым чиновникам. Мои подарки могут показаться ему оскорбительными.
— Почему же вдруг оскорбительными? — удивилась жена.
— Я терпел несправедливость больше десяти лет. Сколько уездных начальников сменилось здесь за это время, но ни один из них не пожелал вникнуть в суть дела. Каждый боялся попасть в опалу к сильным мира сего. Только достопочтенный Лу Гаоцзу не успел приехать в наш уезд, как сразу же понял, что на меня была возведена напраслина, и тотчас же освободил меня. Если бы это не был человек исключительных талантов и необычайной смелости, разве он смог бы так поступить? Если бы я сейчас захотел одарить его за все, что он для меня сделал, об этом можно было бы сказать словами мудреца Конфуция: «Древние люди поняли меня, я же не понимаю древних людей». Как же я могу так поступить?!
