Сэй-Сёнагон - Записки у изголовья (Полный вариант)
– Его бьют куродо Тадатака и Санэфуса`, – добавила служанка.
Только я послала гонца с просьбой прекратить побои, как вдруг жалобный вой затих.
Посланный вернулся с известием:
– Издох. Труп выбросили за ворота.
Все мы очень опечалились, но вечером к нам подполз, дрожа всем телом, какой-то безобразно распухший пес самого жалкого вида.
– Верно, это Окинамаро? Такой собаки мы здесь не видели, – заговорили дамы.
– Окинамаро! – позвали его, но он словно бы не понял.
Мы заспорили. Одни говорили: "Это он!", другие: "Нет, что вы!".
Государыня повелела:
– Уко`н хорошо его знает. Кликните ее.
Пришла старшая фрейлина Укон. Государыня спросила:
– Неужели это Окинамаро?
– Пожалуй, похож на него, но уж очень страшен на вид, – ответила госпожа Укон. – Бывало, только я крикну "Окинамаро!", он радостно бежит ко мне, а этого сколько ни зови, не идет. Притом ведь я слышала, что бедного Окинамаро забили насмерть. Как мог он остаться в живых, ведь его нещадно избивали двое мужчин!
Императрица была огорчена.
Настали сумерки, собаку пробовали накормить, но она ничего не ела, и мы окончательно решили, что это какой-то приблудный пес.
На другое утро я поднесла императрице гребень для прически и воду для омовения рук. Государыня велела мне держать перед ней зеркало.
Прислуживая государыне, я вдруг увидела, что под лестницей лежит собака.
– Увы! Вчера так жестоко избили Окинамаро. Он, наверное, издох. В каком образе возродится он теперь? (*33) Грустно думать, – вздохнула я.
При этих словах пес задрожал мелкой дрожью, слезы у него так и потекли-побежали.
Значит, это все-таки был Окинамаро! Вчера он не посмел отозваться.
Мы были удивлены и тронуты.
Положив зеркало, я воскликнула:
– Окинамаро!
Собака подползла ко мне и громко залаяла.
Государыня улыбнулась.
Она призвала к себе госпожу Укон и все рассказала ей.
Поднялся шум и смех.
Сам государь пожаловал к нам, узнав о том, что случилось.
– Невероятно! У бессмысленного пса – и вдруг такие глубокие чувства, шутливо заметил он.
Дамы из свиты императора тоже толпой явились к нам и стали звать Окинамаро по имени. На этот раз он поднялся с земли и пошел на зов.
– Смотрите, у него все еще опухшая морда, наго бы сделать примочку, предложила я.
– Ага, в конце концов пришлось ему выдать себя! – смеялись дамы.
Тадатака услышал это и крикнул из Столового зала (*34):
– Неужели это правда? Дайте, сам погляжу,
– Говорите себе, что хотите, а я разыщу этого подлого пса. Не спрячете от меня, – пригрозил Тадатака.
Вскоре Окинамаро был прощен государем и занял свое прежнее место во дворце.
Но и теперь я с невыразимым волнением вспоминаю, как он стонал и плакал, когда его пожалели.
Так плачет человек, услышав слова сердечного сочувствия.
А ведь это была простая собака… Разве не удивительно?
{10. Первый день года и третий день третьей луны (*35)…}
Первый день года и третий день третьей луны особенно радуют в ясную погоду.
Пускай хмурится пятый день пятой луны. Но в седьмой день седьмой луны туманы должны к вечеру рассеяться.
Пусть в эту ночь месяц светит полным блеском, а звезды сияют так ярко, что, кажется, видишь их живые лики.
Если в девятый день девятой луны (*36) к утру пойдет легкий дождь, хлопья ваты на хризантемах (*37) пропитаются благоуханной влагой, и аромат цветов станет от этого еще сильнее.
А до чего хорошо, когда рано на рассвете дождь кончится, но небо все еще подернуто облаками, кажется, Bот-вот снова посыплются капли!
{11. Я люблю глядеть, как чиновники, вновь назначенные на должность…}
Я люблю глядеть, как чиновники, вновь назначенные на должность, выражают свою радостную благодарность.
Распустив по полу длинные шлейфы, с таблицами в руках (*38), они почтительно стоят перед императором. Потом с большим усердием исполняют церемониальный танец (*39) и отбивают поклоны.
{12. Хотя караульня в нынешнем дворце (*40)…}
Хотя караульня в нынешнем дворце расположена у Восточных ворот, ее по старой памяти называют Северной караульней.
Поблизости от нее поднимается к небу огромный дуб.
– Какой он может быть высоты? – удивлялись мы.
Господин почетный тю`дзё (*41) Нарино`бу пошутил в ответ:
– Надо бы срубить его у самого корня. Он мог бы послужить опахалом для епископа Дзете.
Случилось так, что епископ этот был назначен настоятелем храма Ямасина` и явился благодарить императора в тот самый день, когда господин Наринобу стоял во главе караула гвардии.
Епископ выглядел устрашающей громадиной, ведь как нарочно, надел сандалии на высоких подставках.
Когда он удалился, я спросила Наринобу:
– Что же вы не подали ему опахало?
– О вы ничего не забываете! – засмеялся тот.
{13. Горы}
Горы О`гура (*42) – "Сумерки", Касэ` – "Одолжи!" Мика`са – "Зонтик", Конокурэ` – "Лесная сень", Ирита`ти – "Заход солнца", Васурэ`дзу – "Не позабуду!", Суэнома`цу – "Последние сосны", Катаса`ри – "Гора смущения", – любопытно знать: перед кем она так смущалась?
Горы Ицува`та – "Когда же", Каэ`ру – "Вернешься", Нотисэ` – "После…".
Гора Асакура` – "Кладовая утра". Как она прекрасна, когда глядишь на нее издали!
Прекрасная гора Охирэ` (*43). Ее имя заставляет вспомнить танцоров, которых посылает император на праздник храма Ивасими`дзу.
Прекрасны горы Мива` – "Священное вино".
Гора Тамукэ` – "Возденем руки". Гора Матиканэ` – "Не в силах ждать". Гора Тамасака` – "Жемчужные склоны". Гора Мимина`си – "Без ушей".
{14. Рынки}
Рынок Дракона. Рынок Сато`.
Среди множества рынков в провинции Ямато всего замечательней рынок Цуба`. Паломники непременно посещают его по дороге в храмы Хасэ` (*44), и он словно тоже причастен к поклонению богине Ка`ннон.
Рынок Офуса`. Рынок Сика`ма. Рынок Асука`.
{15. Горные пики}
Горные пики Юдзурува`, А`мида, Иятака`.
{16. Равнины}
Равнина Мика`. Равнина А`сита, Равнина Соноха`ра.
{17. Пучины}
Касикофу`ти – "Пучина ужаса"… Любопытно, в какие мрачные глубины заглянул тот, кто дал ей такое название?
Пучина Наирисо` – "Не погружайся!" – кто кого так остерег?
Аоиро` – "Светло-зеленые воды" – какое красивое имя! Невольно думаешь, что из них можно бы сделать одежды для молодых куродо.
Пучины Какурэ` – "Скройся!", Ина` – "Нет!",
{18. Моря}
Море пресной воды (*45). Море Ё`са (*46). Море Кавафу`ти (*47).
{19. Императорские гробницы (*48)}
Гробница Угу`ису – "Соловей". Гробница Касива`ги – "Дубовая роща". Гробница Амэ` – "Небо".
{20. Переправы}
Переправа Сикасуга`. Переправа Коридзума.
Переправа Мидзуха`си – "Водяной мост".
{21. Чертоги (*49)}
{22. Здания}
Врата Левой гвардии (*50). Прекрасны также дворцы Ни`дзё, Итидзё. И еще дворцы Сомэдоно`-но мия`. Сэкайи`н, Сугава`ра-но ин, Рэнсэйи`н, Канъи`н, Судзакуи`н, Оно`-но мия`, Коба`й, Ага`та-но идо`, Тосандзё`, Кохатидзё`, Коитидзё`.
{23. В северо-восточном углу дворца Сэйрёдэ`н…}
В северо-восточном углу дворца Сэйрёдэ`н (*52) на (*51)скользящей двери, ведущей из бокового зала в северную галерею, изображено бурное море и люди страшного вида: одни с непомерно длинными руками, другие с невероятно длинными ногами. Когда дверь в покои императрицы оставалась отворенной, картина с длиннорукими уродами была хорошо видна.
Однажды придворные дамы, собравшись в глубине покоев, со смехом глядели на нее и говорили, как она ужасна и отвратительна!
Возле балюстрады на веранде была поставлена ваза из зеленоватого китайского фарфора, наполненная ветками вишни. Прекрасные, осыпанные цветами ветви, длиною примерно в пять локтей, низко-низко перевешивались через балюстраду…
В полдень пожаловал господин дайнаго`н Корэтика`, старший брат императрицы. Его кафтан "цвета вишни" уже приобрел мягкую волнистость. Темно-пурпурные шаровары затканы плотным узором. Из-под кафтана выбиваются края одежд, внизу несколько белых, а поверх них еще одна, парчовая, густо-алого цвета.
Император пребывал в покоях своей супруги, и дайнагон начал докладывать ему о делах, заняв место на узком деревянном помосте, перед дверью, ведущей в покои государыни.
Позади плетеной шторы, небрежно спустив с плеч китайские накидки (*53), сидели придворные дамы в платьях "цвета вишни", лиловой глицинии, желтой керрии и других модных оттенков. Концы длинных рукавов выбивались из-под шторы, закрывавшей приподнятую верхнюю створку небольших сито`ми, и падали вниз, до самого пола.
А тем временем в зале для утренней трапезы слышался громкий топот ног: туда несли подносы с кушаньем. Раздавались возгласы: "Эй, посторонись!"
Ясный и тихий день был невыразимо прекрасен. Когда прислужники внесли последние подносы, было объявлено, что обед подан.
Император вышел из главных дверей. Дайнагон проводил его и вернулся назад, к осененной цветами балюстраде.
