Wolfram von Eschenbach - Parzival
Молва идет из уст в уста.
Вы слабым женщинам опора.
И, полагаю, без укора
Вы мой воспримете рассказ
О том, что столь печалит нас".
И Гамурет сказал: "Поверьте,
Я предан вам до самой смерти,
И я на поединок выйду
С любым, кто вам нанес обиду,
Посмев нарушить ваш покой.
Но кто же, кто же он такой,
Подвергший вас жестоким бедам?
Увы, он мне пока неведом!..
. . . . . . . . .
Скажите прямо: кто ваш враг?
Откуда? Из какого стана?"
И королева Белакана
Герою отвечала так:
"Узнайте жребий мой ужасный:
Служил мне юноша прекрасный,
Чистейшим сердцем наделен,
Душою девственно-невинной,
Он обладал отвагой львиной
И был... Он был в меня влюблен.
Да, пылко, слепо, беззаветно
И, признаюсь, не безответно:
Я втайне любовалась им,
Отважным рыцарем моим,
Моим вернейшим паладином,
Ценя его высокий сан, -
Его отец был властелином
Одной из мавританских стран.14
Но я невольно согрешила,
Я испытать его решила,
Сказав: "Геройством заслужи
Благоволенье госпожи!
Доспехи – мужеству помеха.
Без них добейся ты успеха!"
И – горе мне! – войдя в азарт,
Доспехи скинул Эйзенгарт...
Оставив грудь незащищенной,
Он дрался, смерти вопреки.
Но смерть пришла: копьем пронзенный,
Он пал от рыцарской руки.
Но за мгновенье до кончины,
Успев собрать остаток сил,
Он в грудь соперника вонзил
Копье... Так действуют мужчины!..
Ах, я жестоко поплатилась
За прихоть дерзкую мою.
Вокруг молва распространилась
О том, что не в честном бою
Пал мой избранник ненаглядный,
А что рукою кровожадной
Сплела я заговора сеть,
Чтоб, устранив с дороги сына
Страны соседней властелина,
Его землею завладеть.
И мигом вспыхнула война.
Моя страна разорена,
Огнем безжалостным объята.
Но хоть я плачу и казнюсь,
Богами нашими клянусь,
Что я ни в чем не виновата!.."
Почти не сдерживая плача,
Она вела свой разговор,
Украдкой за слезами пряча
Воспламененный страстью взор.
И Гамурет, сидевший рядом,
Ей отвечал таким же взглядом,
И разгоралось сердце в нем
Блаженно-сладостным огнем.
Меж тем владычица привстала,
Вина пригубив из бокала,
Давая рыцарю понять,
Что сим окончено свиданье,
Хоть оба, как гласит преданье,
Волненья не могли унять.
. . . . . . . . .
И с увлажненными очами
Герой сказал высокой даме:
"О, пусть отныне этот меч
Мне даст возможность уберечь
От новых бедствий вашу землю.
С отрадой этот долг приемлю,
Всем сердцем вам принадлежа.
Моя святая госпожа,
Я вашу возмещу потерю!.."
Она шепнула: «Я вам верю...»
К бургграфу рыцарь возвратился.
Хозяин к гостю обратился:
"Мой друг, не хочешь ли, скажи,
Взглянуть на наши рубежи?
Предвидя вражье наступленье,
Войска возводят укрепленья.
Сейчас предмет моих забот
Шестнадцать городских ворот:
Враги в них ринуться готовы.
Шалишь! У нас крепки засовы!.." -
Так утешал себя бургграф.
Но, к месту битвы прискакав,
Наш рыцарь видит: дело худо;
Спасти их может только чудо.
Тесней сжимается кольцо,
И жадно дышит смерть в лицо.
Ужасен город осажденный,
Он, словно на смерть осужденный.
Ждет в страхе часа своего.
Со всех сторон вокруг него
Противник дерзостный залег.
О нет, ни выкуп, ни залог,
Ни тонкость хитроумной лести
Не отвратят кровавой мести...
Кто сдержит вепрей разъяренных?..
И глянь: на вражеских знаменах
Убитый князь изображен,
Копьем предательским сражен.
Но как бы в виде возраженья
На лживые изображенья
Та, что невинна и чиста,
Два к небу поднятых перста
На стягах вышить повелела
И этим символом клялась,
Что за святое бьется дело
И что, богам своим молясь,
Скорбит о друге убиенном,
О дорогом, о незабвенном...
Бургграфа Гамурет спросил:
"Откуда столько свежих сил
У ваших недругов берется?
Как величать их полководца?
Кто покровитель пришлых банд?"
Бургграф ответил: "Фридебранд,
Главарь наемников-шотландцев.
Когда б не помощь иностранцев,
Давно б мы им свернули шею.
Я в том тебя заверить смею!
Вообрази: во вражьем стане
Средь мавров служат христиане,
И прочим воинам пример
Заморский рыцарь Хютигер.15
Он в ратном деле исполин.
Из наших братьев не один
Его копьем насквозь проколот.
При этом он красив и молод,
Обворожителен весьма.
Всех наших дам он свел с ума.
А быть любимым женским полом -
Не меньше, чем владеть престолом!.."
Но вот за лесом солнце село,
То время трапезы приспело,
И старый маршал говорит:
«Поедем! Стол давно накрыт».
О, если вы узнать могли б
Об этом рыцарском обеде,
Где громоздились горы снеди -
От цапель жареных до рыб.
И все, чтя святость ритуала,
Сама хозяйка подавала.
Явилась королева в дом,
Чтоб лично убедиться в том,
Что угощают Гамурета,
Не нарушая этикета.
Она колено преклонила.
Героя это удивило:
Не ждал он почести такой...
Затем она своей рукой
Отрезала кусочек цапли
И налила ему вина.
Он осушил бокал до капли:
«За вас, светлейшая жена!»
Тут зазвенели бубенцы,
Взялись за дело игрецы,
Закувыркались скоморохи,
Потешно прыгая, как блохи.
Но королева Белакана
Глаз не сводила с капеллана:
Его наш доблестный герой
Возил повсюду за собой.
Затем промолвил юный воин:
"О высочайшая из жен!
Я слишком щедро награжден
И этой чести недостоин".
И Белакана улыбнулась:
В ней жизнь воскресла, страсть проснулась,
И, обходя пажей и слуг,
Преподнесла им угощенья.
Зарделись люди от смущенья,
Приняв дары из этих рук!
. . . . . . . . . .
Она кивнула головой,
Произнося в прощальном тосте
Хвалу хозяевам и гостю,
И воротилась в замок свой.
Служанки с черными очами
Ей освещали путь свечами
В больших светильниках златых...
Она ушла... И дом затих...
Бургграф улегся на перинах.
И, как в сказаниях старинных,
Вокруг него пажи легли,
Что сон хозяйский стерегли:
Ведь супротивник недалече...
Не потухали в доме свечи,
И было в нем светло, как днем,
И спали все тревожным сном...
А Гамурет? Он в этот час,
И вовсе не смыкая глаз,
Метался на роскошном ложе.
Пылало гордое чело.
На подвиг рыцаря влекло
В честь королевы чернокожей.
В груди дыхание стеснилось,
Тревожно, тяжко сердце билось,
Им завладели в то мгновенье
Любовь и воинское рвенье,
Жгла сердце огненная рана.
И только утренний рассвет
В окно увидел Гамурет,
К себе призвал он капеллана,
Чтоб душу укрепить молитвой
Перед решающею битвой...
Герою панцирь принесли,
Коня лихого привели,
Что был не раз в бою испытан,
В конюшнях рыцарских воспитан
И от загривка до копыт
Надежным панцирем прикрыт...
Герой вдевает ногу в стремя.
Он полон ярости святой!
Сверкает бармица.16 На шлеме
Пылает якорь золотой.
Щит изумрудами украшен.
Из окон, с крыш, с дворцовых башен
Народ на рыцаря взирает,
У женщин сердце замирает.
И королева говорит:
"Да, он прекрасен беспримерно!
Так боги выглядят, наверно!"
(О, как лицо ее горит!)
И он, пустив коня в карьер,
Летит вперед на поле боя...
Меж тем отважного героя
Приметил рыцарь Хютигер.
И говорит, весьма встревожен:
"На сарацина не похож он!
Неужто с ней вступил в союз
Молвой прославленный француз?
Ну что же, некуда деваться!
Придется с ним посостязаться.
Кто сможет одолеть меня?"
И вот, вскочивши на коня,
Он, по условленному знаку,
Тотчас же ринулся в атаку...
Теперь сошлись они друг с другом.
Колотят копья по кольчугам,
И древки яростно трещат,
И щепки на землю летят.
Ах, в беспощадной этой рубке
Ждать не приходится уступки.
И неужель во цвете лет
Погибнуть должен Гамурет?
Ведь Хютигер одолевает...
Но в жизни всякое бывает,
И не во сне, а наяву,
С коня ударом сброшен,
Противник валится в траву.,.
Анжуец сильно огорошен:
Нельзя лежачего добить!
Но растолкуйте, как с ним быть,
Коль Хютигер не хочет сдаться.
Он, отдохнув, спешит подняться
С сырой земли и прямо в грудь
Копье противнику воткнуть.
«Э, не пройдет сия уловка!..»
И Гамурет пронзает ловко
Своим копьем плечо врага:
"Сдавайтесь, если дорога
Вам жизнь! Ведь глупо гнить в могиле!"
Тот говорит: "Вы победили!
Но объясните, мой герой,
