без автора - Тысяча И Одна Ночь. Книга 2
И потом каждая из невольниц поднялась со своим инструментом и стала говорить под него стихи на языке румов. И Шарр-Кан возликовал. А после этого девушка, их госпожа, тоже запела и спросила его: "О мусульманин, разве ты понял, что я говорю?" - и Шарр-Кан ответил: "Нет, по я пришёл в восторг лишь из-за красоты твоих пальцев", а девушка засмеялась и сказала: "Если я спою тебе по-арабски, что ты станешь делать?" - "Я не буду владеть моим умом!" - воскликнул Шарр-Кан, и она взяла лютню и, изменив напев, произнесла:
"Вкусить разлуку так горько,
И будет ли тут терпенье?
Представилось мне три горя:
Разлука, даль, отдаленье!
Красавца люблю - пленён я
Красой, и горька разлука"
А окончив свои стихи, она посмотрела на Шарр-Кана и увидела, что Шарр-Кан исчез из бытия, и он некоторое гремя лежал между ними брошенный и вытянутый во всю длину, а потом очнулся и вспомнил о пенни и склонился от восторга. И они стали пить и играли и веселились до тех пор, пока день не повернул к закату и ночь не распустила крылья. И тогда она поднялась в свою опочивальню, и Шарр-Кан спросил о ней, и ему сказали: "Она ушла в опочивальню", а он воскликнул: "Храпи и оберегай её Аллах!"
А когда наступило утро, невольница пришла к нему и сказала: "Моя госпожа зовёт тебя к себе". И Шарр-Кан поднялся и пошёл за нею, и когда он приблизился к помещению девушки, невольницы ввели его с бубнами и свирелями, и он дошёл до большой двери из слоновой кости, выложенной жемчугом и драгоценными камнями. И они вошли туда и увидели другое обширное помещение, в возвышенной части которого был большой портик, устланный всякими шелками, а вокруг портика шли открытые окна, выходившие на деревья и каналы, и в помещении были статуи, в которые входил воздух и внутри их двигались инструменты, так что смотрящему казалось, что они говорят. И девушка сидела и смотрела на них и, увидя Шарр-Кана, поднялась на ноги ему навстречу и, взяв его за руку, посадила его с собою рядом и спросила, как он провёл ночь, и Шарр-Кан поблагодарил её.
И они сидели разговаривая, и девушка спросила его: "Знаешь ли ты что-нибудь, относящееся к влюблённым, порабощённым любовью?" - "Да, я знаю некоторые стихи", - ответил Шарр-Кан, и девушка сказала: "Дай мне их послушать". И тогда Шарр-Кан произнёс:
"Во здравье да будет Азза, хвори не знает пусть!
Все с честью моей она считает дозволенным!
Аллахом клянусь, едва я близко, - бежит она,
И много когда прошу я, мало даёт она.
В любви и тоске моей по Аззе, когда смогу
Помехи я устранить и Азза одна со мной,
Подобен я ищущим прикрытья под облаком:
Как только заснут они, - рассеется облако".
И девушка, услышав это, сказала:
"Кусейир был явно красноречив и целомудрен.
Он превосходно восхвалил Аззу, когда сказал:
"И когда бы Азза тягалась с солнцем во прелести
Пред судьёй третейским, решил бы дело ей в пользу он.
По немало женщин с хулой на Аззу бегут ко мне -
Пусть не сделает бог ланиты их её обувью".
И говорят, что Азза была до крайности красива и прелестна, - добавила она и потом молвила:
- О царевич, если ты
Знаешь что-нибудь из речей
Джамиля Бусейны, скажи нам".
И Шарр-Кан отвечал: "Да, я знаю их лучше всех, - и произнёс из стихов Джамиля такие стихи:
Они говорят. "Джамиль, за веру сразись в бою"
К каким же бойцам стремлюсь я, кроме красавиц?
Ведь всякая речь меж них звучит так приветливо,
И, ими поверженный, как мученик гибнет.
И если спрошу: "О, что, Бусейна, убийца мой,
С любовью моей?" - она ответит: "Все крепнет!"
А если скажу: "Отдай рассудка мне часть, чтобы мог
Я жить!" - то услышу я в ответ: "Он далеко!"
Ты хочешь убить меня, лишь этого хочешь ты,
А я лишь к тебе стремлюсь, к единственной цели".
Услышав это, девушка воскликнула: "Ты отличился, царевич, и отличился Джамиль! Что хотела сделать с Джамилем Бусейна, когда он сказал это полустишие:
"Ты хочешь убить меня,
Лишь этого хочешь ты?"
"О госпожа, - отвечал Шарр-Кан, - она хотела сделать с ним то же, что ты хочешь сделать со мной, хотя даже и это тебя не удовлетворяет". И она засмеялась, когда Шарр-Кан сказал ей эти слова, и они, не переставая, пили, пока день не повернул к закату и не приблизилась мрачная ночь. И тогда девушка встала и ушла в свою опочивальню и заснула, и Шарр-Кан проспал в своём месте, пока не настало утро. А когда он очнулся, к нему, как обычно, пришли невольницы с бубнами и музыкальным я инструментами и поцеловали землю меж его рук и сказали: "Во имя Аллаха! Пожалуй, наша госпожа призывает тебя явиться к ней".
И Шарр-Кан пошёл, окружённый невольницами, бившими в бубны и игравшими. И он вышел из этого покоя и вошёл в другой покой, больший, чем первый, и в нем были изображения и рисунки птиц и зверей, которых по описать.
И Шарр-Кан удивился, как искусно отделано это помещение, и произнёс:
"Мои соперник рвёт из плодов её ожерелий
Жемчуга груди, что оправлены чистым золотом.
О поток воды, на серебряных слитках льющийся.
О румянец щёк, на топазе лиц расцветающий!
И мне кажется, что фиалки цвет здесь напомнил нам
Синеву очей, что охвачены сурьмы кольцами".
И при виде Шарр-Кана девушка встала и, взяв его под руку, посадила с собою рядом и сказала: "Искусен ли ты, о сын царя Омара ибн ан-Нумана, в игре в шахматы?" И Шарр-Кан сказал: "Да, но не будь ты такова, как сказал поэт:
Скажу я, а страсть меня то скрутит, то пустит вновь,
И мёда любви глоток смягчает мне жажду.
Любимой я шахматы принёс, и играл со мной
То белых, то чёрных ряд, по я недоволен.
И кажется, что король на месте ладьи стоит,
"И хочет как будто он с ферзями сразиться.
А если прочту когда я смысл взгляда глаз её,
Жеманство очей её, друзья, меня губит".
Затем она пододвинула ему шахматы и стала с ним играть. И Шарр-Кан, всякий раз, как он хотел посмотреть, как она ходит, смотрел на её лицо и ставил коня на место слона, а слона на место коня. И она засмеялась и сказала: "Если ты играешь так, то ты ничего не умоешь", а Шарр-Кан отвечал: "Это первая игра, не считай её!"
И когда она его обыграла, он снова расставил фигуры и стал с ней играть, и она обыграла его во второй раз и в третий раз, и в четвёртый, и в пятый, и повернулась к ному И сказала: "Ты во всем побеждён!" - "О господа, - отвечал Шарр-Кан, - тому, кто играет с тобой, как не быть побеждённым?" А затем она велела принести кушанье, и они поели и вымыли руки, и им подали вино, и они выпили, и после этого она взяла канун (а она была умелой в игре на кануне) и произнесла такие стихи:
"Судьба то отпустит пас, то снова пас скрутит
И как бы влечёт к себе и вновь отгоняет.
Так пей же, пока судьба прекрасна, коль можешь ты
Со мной не расстаться вновь, и пей безудержно!"
И они продолжали так поступать, пока не подошла ночь, и в этот день было лучше, чем в первый день, а когда ночь приблизилась, девушка ушла в свою опочивальню. И возле Шарр-Кана остались только невольницы, и он бросился на землю и проспал до утра.
И невольницы, по обычаю, пришли к нему с бубнами и музыкальными инструментами, и, увидав их, Шарр-Кан поднялся и сел. А невольницы взяли его и пошли с ним и привели его к девушке. И при виде его она поднялась на ноги, взяла его за руку и посадила с собою рядом и спросила его о том, как он провёл ночь, и Шарр-Кан пожелал ей долгой жизни, а она взяла лютню и произнесла:
"Оставь стремленье к разлуке ты -
Горька ведь вкусом всегда она.
И солнца луч в предзакатный час
От мук разлуки желтеет весь".
И когда они были в таком состоянии, они вдруг услышали шум и увидели мужей, теснившихся друг к другу, и патрициев, в руках которых блестели обнажённые мечи, и все говорили на языке румов: "Ты попался нам, о ШаррКан, будь же уверен в своей гибели!" И, услышав эти слова, Шарр-Кан подумал: "Клянусь Аллахом, эта девушка устроила хитрость и дала мне отсрочку до тех пор, пока пришли её люди, те витязи, которыми она меня устрашала. Но я сам ввергнул себя в гибель!"
И он обернулся к девушке, чтобы упрекнуть её, и увидел, что её лицо изменилось и побледнело, и она вскочила на ноги и крикнула им: "Кто вы?" И патриций, предводительствовавший ими, ответил ей: "О благородная царица и единственная жемчужина, разве не знаешь ты, кто подле тебя?" И девушка сказала: "Я не знаю его. Кто же он, этот человек?" - "Это разрушитель городов и господин витязей, это Шарр-Кан, сын царя Омара ибн анНумана. Это тот, кто завоевал крепости и завладел всеми неприступными местами, - отвечал предводитель. - Сведение о нем дошло до царя Хардуба, твоего отца, от старухи госпожи Зат-ад-Давахи. И царь, твой отец, убедился потом из рассказа старухи. И вот ты помогла войску румов, захватив этого зловещего льва!"
