Алишер Навои - Стена Искандара

И вновь он мудрости броню надел
И на престоле разума воссел.

Он знал, что не владыка мира он,
Пока Магриб ему не подчинен.

Награду дал он воинам сперва,
О том до наших дней звучит молва.

Потом, когда войска он наградил,
Приказ о выступленье объявил.

А коль по нраву вождь своим войскам,
Он нанесет урон любым врагам.

И если царь народ свой не гнетет,
То за него народ стеной пойдет.

Храни аллах! Любой погибнет шах,
Коль недовольство у него в войсках.

Нет, щедрость людям царская нужна,
А строгость — там, где правильна она.

А Искандар — он царь счастливый был
И полководец справедливый был.

Полкам в поход велел сбираться он.
С владыкой Чина стал прощаться он.

И, кроме Чина, западный Ал-Хтой.
Вручив, сказал: «Прими подарок мой!»

И вот из Чина вывел он войска…
Скажи, — на запад хлынула река.

Сопутствовать ему хакан решил,
Но Искандар его отговорил

И, тайны многие открыв ему,
Вернул хакана к дому своему.

Шел к югу… Чудо сущего всего —
Направо Хинд остался от него.

Ждал раджа Хинда на его пути
С войсками, чтобы с ним в поход идти.

Но раджу он обратно отослал
И вдаль к Магрибу скакуна погнал.

И войск поток, блестя булатом лат,
Прошел без боя землю Худжарат.

Вот наконец войска пришли в Оман,
Увидели Индийский океан.

В Омане все владельцы кораблей
С готовностью пришли к царю царей.

И он под парусами тех судов
Ходил к пределам дальних островов.

Порой, на быстроходном корабле,
Он приплывал к неведомой земле.

И много городов завоевал,
И много новых, славных, основал.

На кораблях он море переплыл
И диких гор хребты перевалил,

Безмерностью пространства изумлен,
Шел с войском по степям безлюдным он.

Здесь это описать мы не смогли б,
Как Искандар завоевал Магриб.

И там, всегда добро творить готов, —
Он много взял прекрасных городов.

Магриб ведь величайшей был страной
Средь всех, что украшают мир земной.

Магрибский царь пощады стал просить,
Любую дань пообещал платить.

Шах Искандар объехал склоны гор,
Холмы, долины и степной простор.

И где бы он ни разбивал шатер
И чем бы он ни утешал свой взор,

Все продолжал в пути он тосковать
О родине, о Руме вспоминать…

И было много в той стране чудес, —
Там подымались горы до небес,

А за горами — тайна. Полон дум,
Откладывал он возвращенье в Рум.

И вот с отрядом всадников он сам
Пошел через пустыню к тем горам.

Селенья некоего он достиг,
Деревья там росли, журчал родник.

А дальше к югу земли шли — ничьи,
Огромные там жили муравьи;

Вернее — псы в обличье муравьев,
Чудовища, страшней пустынных львов.

На всех, кто в их владенья попадал,
Рой муравьев внезапно нападал

И разрывал, со всех сторон тесня,
Мгновенно человека и коня,

Да так, что от несчастного того,
Скажи, не оставалось ничего.

Царь молвил: «Тайну этой стороны
Разведать осторожно мы должны!»

И о повадках муравьев-зверей
Расспрашивал у тамошних людей.

Сказали: «Рыскают они кругом,
И в постоянном страхе мы живем.

Знай: истребят в степи войска твои
Чудовищные эти муравьи.

Коль невредим сквозь муравьев пройдешь,
Страну, как сад Ирема, там найдешь.

Но великаны страшные стоят
На страже у дороги в этот сад.

И это — ужас! Весь их род заклят,
Сокровища Земли они хранят.

По виду — люди; но из них любой
Не с человеком схож, а со скалой.

Сто воинов не справятся с одним…
А муравьи степные служат им.

Их речь слышна порою вдалеке
На непонятном людям языке.

Коль этот путь пройдешь, храним судьбой,
Откроется долина пред тобой,

Но вход в долину заградит отвес
Двух гор, царапающих свод небес.

И золотая вся — одна гора,
Другая — целиком из серебра.

Та, — золотая — солнцем взгляд слепит,
Серебряная — месяцем блестит.

Они бесценней всех богатств земных.
А великаны охраняют их.

Тем великанам-сторожам дана
Необычайная потребность сна.

Они свой срок на страже отстоят,
А как уснут, то десять суток спят.

И к службе возвращаются своей,
Как только выспятся за десять дней.

И десять суток бодрствуют опять,
Покамест не настанет время — спать.

Лишь в пору их очередного сна
Их сила может быть истреблена.

Но муравьи огромные хранят
Их сон, покуда великаны спят.

Чудовищные эти муравьи
Ни часа не бывают в забытьи».

Шах Искандар был этим удивлен,
И свет ума призвал на помощь он.

Сказал, созвавши мудрых на совет:
«Как быть — решайте! Нам возврата нет».

Молчал совет. Но были все сердца
Потрясены величием творца.

И понял разум, как пред божеством
Ничтожен он в неведенье своем.

Круг мудрецов, безмолвствуя, сидел;
Язык их в изумленье онемел.

Дай чашу, кравчий, из ключа души,
Несовершенный разум оглуши!

Меня ума величье не спасло,
Мне изумленье душу потрясло!

Певец! На лад Магриба песню спой,
В Магрибе я шатер поставил свой.

Я золото Магриба, словно прах,
На темя сыплю здесь — в иных песках.

О Навои, о родине своей
Не вспоминай, не сетуй, не жалей.

Восток в себе и Запад совмести,
Весь мир сумей в самом себе найти!

Тот счастлив, — будь в разлуке он сто лет, —
Пред кем желанной встречи вспыхнул свет.

Пусть перенес он муки ста смертей,
Но встретился с возлюбленной своей,

В той встрече — искупленье мук его,
В той встрече — вечной жизни торжество.

Пусть утром, после пира, муж любой
Порою тяготится сам собой,

Но если чашу выпьет ввечеру,
Забудет все на новом том пиру.

Разлука с другом так трудна для нас,
Что смерть любая легче во сто раз!

А миг слиянья с милой — этот миг,
Как счастье бесконечное, велик.

Но если дни разлуки тьмы темней,
То безнадежна тьма ее ночей.

О ночь разлуки! С этой грозной тьмой
Сравним лишь ужас гибели самой!

Томление разлуки — черный день,
Чья безнадежна тягостная тень.

Не будь разлуки, не было б средь нас
Роняющих, как слезы, кровь из глаз.

Там — за морем разлуки — грозный суд
Провидит он, где слезы не спасут…

Не потому ль, что розы далеки,
Тюльпаны рвут свой пурпур на куски.

И небосвод, когда б не тосковал
О солнце, туч кошму б не надевал.

И туча, разлученная с луной,
Рыдает над пустынею степной.

А перстень, что без Сулеймана он,
Хотя и талисманом наделен?

Что без души Фархада Бисутун?
Что степь, когда навек ушел Меджнун?

Гора в разлуке стоны издает,
Глухая степь ушедшего зовет.

Тоской о розе соловей спален,
Не потому ли цвета пепла он?

Он серым стал от горя, как зола:
Упала молния и сад сожгла.

Кто разлучен с любимой, только тот
И понял, как огонь разлуки жжет.

Ты у того, кто плачет, сна лишен,
Спроси — и все тебе откроет он.

Но скорбь скрывают тайную одну
Все, кто, как я, в разлуке и в плену.

Я плакать кровью сердца обречен
С тех пор, как с милой сердцу разлучен.

Пусть в этом истребляющем огне
Никто не мучится, подобно мне!

Лишь встреча может муки утишить,
Негаснущее пламя потушить.

Но стала бесконечной для меня
Разлуки нашей ночь. Дождусь ли дня?

Я так страданья книгу изучил,
Что все страданий виды различил:

С богатством разлученье — это знай —
Беда для тех, кто в бренном видит рай.

Отторженность от милых, от друзей —
Для сердца благородного больней.

Разлука с близкими, с семьей своей,
Еще ужасней, нет ее страшней.

Как пережить разлуку, коль в крови,
Коль в существе твоем — болезнь любви?

Не равны тягостью рода разлук,
Но всякая из них — источник мук.

Тягчайшая из них, когда пути
Не смог ты сердцем к Истине найти.

Все — кроме первого — рода разлук
Я испытал и стал горнилом мук.

Но человек, пускай всего лишен,
Коль сердцем тверд, не ослабеет он.

Пускай в душе предела мукам нет,
Тогда надежда свой подъемлет свет,

И мы к устам тот кубок поднесем,
Наполненный слияния вином.

Зови его напитком бытия.
Навек в нем возродится жизнь твоя.

О боже, новой жизни весть яви!
Надежду дай страдальцу Навои!