Валерий Андросов - Буддийская классика Древней Индии
1) удалиться от всех искажённых взглядов на существование;
2) высвободиться от пут условных суждений;
3) постичь нереальность «внешнего мира различий»;
4) видеть в сансаре и нирване два аспекта одной и той же реальности;
5) практиковать сострадательность сердца;
6) совершать поступки без усилий;
7) упражняться в созерцании миров без цвета и формы;
8) приобретать совершенную мудрость;
9) выказывать признаки «Тела Будды» [Lankavatara 1932:45—72].
Апофеозом религиозного учения о просветлённых существах, вероятно, является обожествление высших из них. Эта тенденция Махаяны вылилась в создание многочисленного пантеона неземных бодхисаттв, восседающих на лотосовых тронах в особых регионах буддийской вселенной и покровительствующих определённым странам света. Наиболее почитались Авалокитешвара — воплощение Сострадания (другое его имя — Падмапани, или Держащий лотос), Манджушри — воплощение духовной красоты, Ваджрапани— воплощение несокрушимости всех будд (букв, держащий громовник), Майтрея — воплощение любви, милосердия и другие.
IV. Необозримо много в Махаяне и будд. Считается, что состояния Будды может достичь каждый. В писаниях Великой колесницы доктрина природы Будды получила значительное развитие. Здесь Будда — высший принцип единства всего сущего, он везде, всегда и во всём, в том числе в каждом из бесчисленных существ, которые в результате обретения Закона и духовного совершенствования во многих рождениях в конце концов станут буддами. В то же время Будда — это и есть всё мироздание, которое рассматривается как Тело Будды (буддха-кайя) или Тело Закона (дхарма-кайя). Любого рода множественность является лишь иллюзией (майя) Единого, например, иллюзорна множественность существ в сансаре, ибо каждое из них воистину будда и, следовательно, существо нирваны.
В Великой колеснице заметно модифицировалась идея окончательного спасения. Буддийское понятие нирваны здесь отошло на второй план. Махаянисты в сотериологическом учении доказывали отсутствие причинно-следственной связи между земным существованием и наивысшим духовным состоянием. Последнее обозначалось ими множеством терминов, среди которых ведущим стал всё тот же термин праджня-парамита, нередко замещаемый «всезнанием» (сарваджняна), «истинно сущим» (татхата) и другими. Книги «Праджня-парамиты» — объект культового служения в махаянском буддизме. Они были объявлены священным воплощением всех будд, почитание которых переносилось на книги. Считалось, что и будды поклоняются учению о Совершенствовании Мудрости.
Содержание нижеследующих текстов (в том числе и Нагарджуновых) и значениями, и смыслами, и своей «парадоксальной» логикой, и другими элементами гораздо сложнее палийских. Такие произведения нельзя читать залпом или «по диагонали», ибо они информационно скудны. Их достоинства кроются совсем в иных областях, это иной вид Знания.
«Сутра Сердца,
или Сутра о сущности Совершенной Мудрости»
«Хридайя-сутра» (ХС) относится к коренным текстам не только ранней Махаяны, но и к таковым для всех времён Великой колесницы на всём пути её распространения. И сегодня «ежедневно её распевают либо читают в общинах всего мира... где исповедуется буддизм Махаяны» [Тхить Ньят Хань 1993: 233]. Ныне это как традиционные Китай, Вьетнам, Корея, Япония, Тибет, гималайские страны, монгольские народы, в том числе и России, так и общины Европы, Северной Америки, Австралии и других стран.
ХС — важнейший текст российских буддистов ещё и потому, что его высоко чтит и постоянно цитирует Далай-лама XIV, духовный глава традиционных буддийских школ России. Именно повторением «Сутры Сердца» он обычно очищает сознание, приступая к занятиям буддизмом, а практического успеха в них можно достичь, созерцая пустотность так, как советует Сутра [Далай-лама 1993:136,198-199; 2007:183, 261-263]. Она является Словом безусловного смысла и окончательной истинности [Далай-лама, 1996: 61].
«“Сутра Сердца” является одним из величественнейших духовных памятников человечества. В ней по-новому заявляются и истолковываются четыре Благородные истины в свете главенствующей идеи пустотности» [Conze 1978: 11]. Буддийское отождествление существования и страдания в Махаяне несколько модифицировалось. Крупнейший русский востоковед XIX века академик В. П. Васильев отмечал, что, по мнению махаяниста, мир плох не потому, что мучителен, «но потому, что он пуст, следовательно, в нём нет ни одной точки, на которую ум мог бы достойно обратить своё внимание» [Васильев 1857: 123].
Кроме того, в древней индийской философии всё текучее, зависимое, находящееся в любого рода отношениях и т. д. не является абсолютно действительным, т. е. существующим столь самостоятельно, что словами это не выразить. Поскольку всё здесь подчиняется закону «взаимообусловленного происхождения», в том числе и дхармо-частицы, постольку оно нереально или пусто (ММК, XTV, 18). Таким образом, всеобщая относительность есть «пустота», которая не имеет ни статуса сущности, ни свойства существования или несуществования.
Шуньята — краеугольная философская категория махаянского буддизма, являющаяся: 1) символом неописуемого абсолютного единства реальности; 2) понятием, передающим значения всеобщей относительности, обусловленности, взаимосцепленности мироздания, отсутствия в нём какой бы то ни было самостоятельной, независимой сущности; 3) объектом высших практик медитации.
Термин шуньята встречается уже в суттах палийского канона, а также в текстах хинаянских школ, обозначая, как правило, отсутствие вечной души (анатман) в индивидах и нетленных начал во вселенной. Правда, «Маха-суньнята-сутта» («Маджджхима-никайя», 12) не только целиком посвящена понятию пустотности, но и относится к текстам практического созерцания [Nanamoli 1982: 2-3]. В сутрах Махаяны термин интерпретировался как отсутствие самосущего в дхармо-частицах потока сознания, которые в Хинаяне обозначали подлинную и дискретную реальность.
«Чтобы достичь осознания этой всеобъемлющей природы, мы должны опустошить себя от всякого понятийного мышления и различающего восприятия. Эта опустошённость (шуньята) является не отрицательным свойством, а состоянием свободы от препятствий и ограничений, состоянием спонтанной восприимчивости, в котором мы открываемся к всеобъемлющей реальности более высокого измерения» [Говинда 1993а: 13]. Категорией шуньяту сделала школа мадхьямиков, планомерно подвергавших деструкции все другие категории индийской философской мысли. Доказывая их несовершенство, недостоверность и абсурдность, Нагарджуна и его последователи тем самым обращали их в пустые, недостойные внимания (подробнее см. [Андросов 2001: 290—301; 2006:194—202] в последней книге см. полный перевод строф ММК с автокомментарием — «Акутобхайя»).
Главным действующим лицом Сутры является бодхисаттва Авалокитешвара (санскр. avalokita-isvara; Владыка, взирающий на существа милостиво; другое прочтение: Владыка, внимающий мольбам страдающих существ) — просветлённое существо, которое дало обет, достигнув Просветления, не уходить в нирвану и не становиться буддой, чтобы здесь, в сансаре, из сострадания (каруна) к живущим оказывать помощь на Пути освобождения от страданий. Считается, что он безотказен к мольбам верующих. Сила его сочувствия страдающим достигает даже самого мучительного из подземных кругов буддийского ада — Авичи. В любой беде или опасности обращались к Падмапани индийские приверженцы Махаяны. Очень показательна в этом отношении «Лотосовая сутра» (XXV, см. в русском переводе с китайского языка А. Н. Игнатовича [Лотосовая сутра 1998: 282-288]; здесь Авалокитешвару назвали «Бодхисаттва, внимающий звукам мира»).
В махаянской мифологии Авалокитешвара необыкновенно деятелен. Свои религиозные функции он выполняет посредством многочисленных воплощений то среди существ ада, то среди животных (львы, лошади), то среди стихий природы (смерч). В сутрах Авалокитешвара — олицетворение идеала Сострадания и «Делатель будд» (буддха-кара), ибо он способствует обретению этого высшего духовного состояния; ему иногда приписываются и функции творения мира (в «Каранда-вьюхе», см. [Андросов 1996: 116—119; 20006: 290-292]), что несвойственно буддизму. Будды Великой колесницы пребывают в нерушимом покое, являя собой объекты созерцания; бодхисаттвы же суть деятельная сторона горних сил, «сыновья будд».
Авалокитешвара относится к семье Будды Амитабхи, в Индии он был известен 32 формами воплощения, в том числе в виде главных божеств индуизма — Брахмы, Вишну, Шивы, Ганеши. Культ Авалокитешвары складывался с I века, когда ему стали воздвигать храмы, ваять его то в человеческом облике с лотосом в руке (обязательный атрибут), то четырёх-, шести- и тысячеруким, одиннадцатиликим (или одиннадцатиглавым). Руки символизируют готовность содействовать каждому просящему, для чего нужно произнести должным образом мантру (сокровенное речение): «Ом мани падме хум». Однако её перевод: «Ом, жемчужина в лотосе, славься» — вовсе не передаёт религиозно-культового смысла мантры, поскольку главным при её произнесении было воспроизведение в сознании некоторых духовных картин. Голова его от боли и сострадания раскололась на 11 частей (с лицом на каждой из них), которые затем срослись, дабы бодхисаттва мог быть деятельным в сочувствии к страдающим, в частности в аду.
