Пурнабхадра - Панчатантра
И вспомнив эти слова, она согласилась и сказала: «Но ты не должен приближаться к нему для питания в неподходящем месте и в неподходящее время». Он спросил: «Каковы же подходящие место и время? Я только что пришел и не знаю этого». Она ответила: «Когда телом царя овладеет опьянение, усталость или сон, ты можешь осторожно кусать его ноги. Вот — место и время». И он согласился с ней. И вот как-то вечером, не зная подходящего времени и мучимый голодом, он укусил едва задремавшего царя в спину. А тот, словно обожженный раскаленным камнем, словно ужаленный скорпионом, словно тронутый головней, мгновенно вскочил, схватился за спину и сказал, повернувшись: «Ой! Кто-то укусил меня. Изо всех сил ищите в кровати это насекомое». Услышав слова царя, испуганный Дундука убежал и залез в щель кровати. Тут пришли исполнители царских приказаний и, по приказу господина, взяв светильник, изо всех сил стали искать. Волею судьбы они настигли Мандависарпини, спрятавшуюся в шерсти одежды, и убили ее вместе с родственниками.
* * *Поэтому я и говорю: «Не следует давать приют...». И кроме того, не подобает стопам божественного покидать своих наследственных слуг. Ведь:
Кто, бросив родичей своих, себя чужими окружил, |
Тот, как глупец Чандарава[161], идет дорогой гибели». (260)
Пингалака спросил: «Как это?» Тот рассказал:
Рассказ одиннадцатый
«Жил некогда шакал по имени Чандарава, обитающий в пещере в окрестностях города. Однажды, бродя с исхудавшей от голода шеей в поисках пищи, он, дождавшись ночи, вошел в город. Живущие в городе собаки искусали все его тело остриями своих зубов, и с дрожащим от их страшного лая сердцем он пустился в бегство, спотыкаясь на каждом шагу, и вбежал в дом какого-то ремесленника. Там он упал в большой котел, наполненный индиго, и свора собак вернулась назад. А он из последних сил выбрался из котла с индиго и ушел в лес. И когда все живущие поблизости стаи зверей увидели его тело, выкрашенное индиго, то сказали: «Что это за существо незнакомого цвета?» И жмуря глаза от страха, они убежали и рассказали остальным: «Увы! Откуда-то явилось незнакомое существо. Неизвестно нам, каковы его повадки и какова его сила. Поэтому давайте уйдем подальше. Сказано ведь:
Благоразумный человек не должен доверять тому, |
Чьи силы, поведенье, род совсем ему неведомы». (261)
А Чандарава, видя, что страх привел их в смятение, сказал им: «Эй, эй, дикие звери! Почему вы дрожите и убегаете, завидя меня? Ведь узнав, что у диких зверей нет господина, Акхандала[162] помазал на царство меня, чье имя Чандарава. Живите же счастливо, огражденные моими лапами, подобными громовым стрелам». Услышав эту речь, стаи львов, тигров, пантер, обезьян, зайцев, газелей, шакалов и других зверей склонились перед ним и сказали: «Господин! Укажи, что нам делать». Тогда он поручил льву должность министра, тигру — охрану ложа, леопарду — шкатулку с бетелем, слону — должность привратника и обезьяне поручил держать зонт. А всех своих сородичей шакалов, бывших там, он выгнал в шею. Так наслаждался он радостью царствования, в то время как львы и другие звери приносилв добычу и клали ее перед ним. А он раздавал ее, по-царски деля между всеми.
Так проходило время, и однажды, придя в царское собрание, он услышал воющую неподалеку стаю шакалов. Волоски поднялись на его теле, глаза его от радости наполнились слезами, он поднялся и завыл пронзительным голосом. Тогда львы и другие звери, услышав это, подумали: «Это — шакал» и, на мгновенье склонив головы от стыда, сказали: «Ох! Ведь шакал этот властвовал над нами. Так надо его убить». А он, услышав это, захотел бежать, но был разорван тигром на куски и погиб.
* * *Поэтому я и говорю: «Кто, бросив родичей своих...». Пингалака сказал: «Как же я узнаю, что он замышляет зло? И каким способом он сражается?» Тот ответил: «Обычно он приближается к стопам божественного с расслабленными членами. Если же сегодня он станет боязливо подкрадываться, намереваясь нанести удар остриями своих рогов, то пусть знает божественный, что он замыслил зло».
Сказав это, Даманака поднялся и пошел к Сандживаке. Медленно подойдя к нему, он сделал вид, что полон нерешительности. Тогда тот сказал: «Дорогой, хорошо ли тебе?» Он ответил: «Как может быть хорошо подчиненному? По какой причине?
У царских слуг нет радости, тревога в сердце вечная, |
И даже в жизни собственной у них уверенности нет. (262)
Также:
Родиться — зло великое, затем — страдать от бедности |
И жизнь трудом поддерживать. Увы! Все это — бедствий цепь. (263)
«Больной, бедняк, глупец, слуга и на чужбине кто живет |
Даже при жизни — мертвецы», — так Вьяса говорит о них. (264).
Нет бодрости в нем после сна, и пища не приносит сил, |
Не говорит, что хочет он, — так жизнь свою влачит слуга. (265).
Поистине ошибся тот, кто службу с жизнью пса сравнил: |
Где хочет, может пес бродить, слуга — лишь там, где царь велит. (266)
Спит на земле всегда слуга, худ и воздержан, как аскет, |
Но тот вкушает плод заслуг, а он — страдает за грехи. (267)
Как может счастлив быть слуга, когда своих желаний нет, |
Коль мыслям следует чужим и тело продает свое? (268)
Когда слуга, || внимательно следя, ||
к властителю подходит,
Чем больше он || приблизится к нему, ||
тем больше будет страха. |
Огонь и царь || названием одним ||
отличны друг от друга:
Ведь жар от них || лишь издали терпим, ||
вблизи же — нестерпимый. (269) mandā
Пусть ароматно лакомство, пусть сладкое и нежное, |
Но нет ведь пользы от него, коль службой ты его добыл. (270)
И во всяком случае:
«Где место, время, где друзья, где прибыль, где лишения? |
Кто я и много ль сил во мне?» — Все время думать надо так». (271)
Услышав речь Даманаки, скрывающего в сердце свои замыслы, Сандживака сказал: «Дорогой, поведай, что тебе хочется сказать». Тот ответил: «Ты ведь — мой друг, и мне необходимо сообщить нечто полезное для тебя. Ведь наш господин Пингалака разгневан на тебя. Сегодня он сказал: «Убив Сандживаку, я смогу насытить всех плотоядных». Услышав это, я глубоко опечалился. Поэтому делай теперь то, что следует делать». И услышав эту речь, подобную удару грома, Сандживака глубоко опечалился. Слова Даманаки всегда внушали ему доверие, и от этого сердце его сильно обеспокоилось. Сандживакой овладел величайший страх, и он сказал: «Хорошо ведь говорится:
Цари негодных любят,
А женщины доступны для порочных, |
Текут богатства к жадным людям,
И льется дождь на горы и моря. (272) ār
Увы! Горе мне, горе! Что же со мной случилось?
Когда владыка, пользуясь почетом,
Добра исполнен, — странного здесь нету. |
Но вовсе недоступно пониманью,
Когда к слуге он ненависти полон. (273) upa
И также:
Кто никогда в гнев не впадает без причин,
Того легко снова на милость ты склонишь, |
Но как бы смог ты угодить тому царю,
Чье без причин сердце способно гневаться? (274) vaṁça
Когда злодей полон вражды без повода,
То у кого страха не сможет вызвать он? |
Из уст его речи невыносимые
Всегда текут, с ядом змеиным схожие. (275). vaṁça
За лотосным цветком || стремится гусь, ||
во мраке не видящий,
И отраженья звезд || хватает он, ||
их сходством обманутый. |
А после даже днем || в цветах ему ||
всё звезды мерещатся.
Пусть человек и добр — || внушит он страх ||
обмана боящимся. (276) hari
Увы! Что плохого сделал я своему господину Пингалаке?» Даманака сказал: «Приятель, цари любят вредить без причины и ищут в других недостатки». Тот ответил: «Это так. Хорошо ведь говорится:
В сандаловых деревьях — змеи,
А в лотосном пруду — свирепый крокодил, |
Достойных злые убивают,
И не бывает счастья без помех. (277) ār
Ведь на горе лотос не может вырасти,
Не совершит злой человек достойных дел, |
Характер свой не переменит праведник,
Не вырастет рис из зерна ячменного. (278) vaṁça
Благочестивый человек с достоинством ведет себя; |
Не вспомнит о потерях он и о добре лишь думает. (279).
Но все же я сам виноват, что стал служить у плохого друга. Сказано ведь:
