Ланьлиньский насмешник - Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй
— Не веришь, спроси старшую сестрицу, — продолжала Юйлоу. — Правду говорю. И девка вон в комнате сидит. Хочешь, позову? — Она обратилась к Юйсяо: — Ступай, новенькую служанку позови. Пусть батюшке покажется.
Юйсяо прикрывалась рукой, чтобы не рассмеяться, но ввести переодетую Цзиньлянь не решалась. Она вышла, постояла немного, а когда вернулась, заявила:
— Она не хочет выходить.
— Постой, я сама ее выведу, — проговорила Юйлоу. — До чего ж наглеют эти рабские отродья! Перед нами стояла, как истукан, теперь от хозяина отворачивается, своевольная девка! — Юйлоу бросилась в комнату, откуда раздалась ее брань: — У, негодяйка проклятая! Ругательств на тебя не хватает. Не пойдешь, тебя спрашиваю? Силой потащу. — Юйлоу засмеялась: — Вот рабское отродье! и кто только тебя, невежу такую, уродил? Ей, видите ли, не к лицу хозяину поклониться.
Тут Юйлоу вывела злополучную служанку. При свете лампы Симэнь вгляделся в нее и сразу узнал Цзиньлянь. Завязанные узлом волосы и одеяние служанки рассмешили его. От хохота он так сощурился, что не видно стало щелок глаз.
Между тем Цзиньлянь как ни в чем не бывало уселась в кресло.
— Вот бесстыдница! — продолжала шутить Юйлоу. — Только вошла, и никакого почтения! Ишь, расселась пред самим хозяином! Думаешь, больно приятно твою вонь нюхать!
— Ну, поклонись хозяину! — просила ее, улыбаясь, Юэнян.
Но Цзиньлянь не двинулась с места. Немного погодя она удалилась во внутреннюю комнату Юэнян, выдернула шпильки, надела головные украшения и снова предстала перед собравшимися.
— Ишь ты, негодница! — заругалась на нее Юэнян. — Уже у кого-то головные украшения успела стянуть.
Все рассмеялись.
— От свата Цяо шесть приглашений Цяо Тун вручил, — обратившись к Симэню, сказала хозяйка. — Просят нас пожаловать на прием и полюбоваться фонарями. Надо будет им завтра же подарки отправить. — Юэнян обернулась к Юйсяо: — Ступай, покажи батюшке пригласительные карточки.
Симэнь стал читать:
«Двенадцатого дня покорнейше прошу снизойти в мое холодное жилище, дабы с нами разделить скромную трапезу. Предвкушаю встречу Ваших роскошных экипажей и льщу себя надеждой, что Вы осчастливите меня своим визитом, который доставит мне невыразимую радость.
Милостивому Государю высокодобродетельному родственнику Симэню для уведомления Милостивых Государынь супруг его сие послание направляет С нижайшим поклоном Чжэн, в замужестве Цяо».
— Надо будет завтра же послать им приглашения, — сказал Симэнь. — Устроим прием четырнадцатого. Пригласим супруг столичного воеводы Чжоу, военного коменданта Цзина и достопочтенного Ся, а также мать свата господина Чжана. А невестушка У Старшая пусть у нас и остается. Бэнь Дичуаню я велю позвать мастеров. Они соорудят пирамиды для хлопушек и потешных огней. У императорского родственника Вана актеров возьмем. Они «Западный флигель» покажут, надо будет У Иньэр с Ли Гуйцзе тоже позвать. Завтра же утром накажите Лайсину купить четыре коробки яств и жбан южного вина да отослать им. Вы будете дома пировать, а я с Ин Боцзюэ и Се Сида пойду в кабачок на Львиную.
Накрыли стол. Цзиньлянь наполняла чарки, и все пили за ее здоровье. Стоило Симэню увидеть переодетую служанкой напомаженную Цзиньлянь, как у него невольно застучало в груди. Он подмигнул ей, и она тотчас смекнула, куда он клонит. Посидев немного за столом, она удалилась к себе, сняла с головы украшения и причесалась по-ханчжоуски. Потом подрумянилась и подкрасила губы. На случай у нее был заранее накрыт стол, потому что ей хотелось самой угостить Симэня.
Через некоторое время пришел и Симэнь. Прическа-туча Цзиньлянь еще больше пришлась ему по душе. Он опустился в кресло и обнял Цзиньлянь. Так они ворковали и смеялись.
Вскоре Чуньмэй убрала со стола, и Цзиньлянь снова поднесла ему кубок вина.
— Да ведь ты ж меня там угощала, — сказал Симэнь. — Зачем же еще хлопотать?
— Там со всеми вместе, — отвечала она, улыбаясь. — То не в счет. А тут я для тебя одного приготовила. Зачем меня укоряешь? Ведь ты же на меня из года в год тратишься?
У польщенного Симэня лицо расплылось в улыбке. Он сощурился так, что не видно было щелок глаз, и, взяв кубок, снова обнял сидевшую у него на коленях Цзиньлянь. Чуньмэй угощала их вином, а Цюцзюй потчевала закусками.
— Я тебе вот что скажу, — обратилась к Симэню Цзиньлянь. — Пусть уж двенадцатого одна Старшая сестра в гости идет.
— А вы почему не пойдете? — спросил он. — Ведь вас всех приглашают. Я велю и кормилице с сыном пойти, а то будет по матери плакать.
— Им можно идти, — заговорила она. — У них есть во что нарядиться, а мне? Я как старая монахиня, у меня одно старье: стыдно на глаза показаться. Взял бы да поделил раскрой, что с Юга привезли. Тогда б и у меня было что надеть. Что проку их под спудом держать? А то настанет наш черед угощать, придут почтенные гостьи, а мы в чем их встретим? Они надо мной смеяться будут. Сколько я тебе говорила, да ты все шуточками отделываешься.
— Ладно, — сказал, смеясь, Симэнь. — Завтра портного Чжао позову. Он вам сделает наряды.
— Два дня остается, — заметила Цзиньлянь. — Да разве он успеет?
— Я велю ему взять помощников, — пообещал Симэнь. — И скажу, чтобы сшил сперва тебе, а остальным можно потихоньку, не спеша сделать.
— А ведь когда я тебя просила! — опять укорила его Цзиньлянь. — Выбери мне лучший шелк, слышишь? У них вон какие наряды. Ты обо мне меньше всего заботишься.
— Вот болтушка! — засмеялся Симэнь. — Тебе все лучше других подавай.
Так они проболтали до первой ночной стражи, потом легли. Они резвились под пологом, как пара неразлучных уточек, как феникс с подругой, тихо щебеча в своем гнездышке. Они время от времени утихали, чтобы потом снова насладиться игрою дождя и тучки. Их бурные утехи продолжались за полночь.
На другой день Симэнь вернулся из управы, открыл сундуки, достал из них сотканные на Юге куски шелка и атласа и велел слуге позвать портного Чжао. Каждой жене он решил заказать по узорному шелковому платью с длинным рукавом, по парчовой накидке и расшитому атласному платью, а Юэнян пошить два ярко-красных узорных платья с длинным рукавом и четыре атласных цветастых платья. Симэнь расположился в крытой террасе и велел Циньтуну сходить за портным Чжао. Тот между тем обедал у себя дома. Только он узнал, что его зовет Симэнь, сразу же бросил еду, схватил ножницы и мерку и поспешил к заказчику.
Современники сложили такие строки, прославляющие достоинства портного Чжао:
Зовут меня портняжкой прытким,
Я век живу веселым нищим,
Всегда в руках игла и нитки,
А ножницы — за голенищем.
Несут шелков, парчи обрезы
И богатей, и щеголиха —
Тружусь я. Пьяный или трезвый
Крою и шью куда как лихо:
Тут натяну, а тут обужу,
Тут ловко забираю в складку…
Перекошу — не сяду в лужу,
Но выкрою кусок украдкой.
Везет — ем трижды в день мясное
И пью вино в обед и в ужин,
Супруга ласкова со мною —
Всем позарез портняжка нужен.
А проморгаю я удачу,
И убежит она из дому —
Голодные детишки плачут,
И выпить не на что портному.
Парча ли, шелк — в заклад, черт с ними!
Напился пьян — домой проспаться.
Когда ж заказчик шум поднимет,
Язык сумеет отбрехаться.
Так чем же знаменит портняжка?
А тем, что нищ он, старикашка.
Вскоре появился портной Чжао и, представ перед Симэнем, отвесил земной поклон. Он расстелил на столе войлок, взял аршин и ножницы и начал кроить. Первым делом он скроил для Юэнян ярко-красную с пестрой расцветкой парчовую кофту с длинным рукавом; атласное платье с передником, изображающим дикого зверя, обращенного к единорогу; темное шелковое платье, отделанное золотой тесьмой, с изображением фениксов среди цветов; ярко-красную атласную кофту с передником, изображающим единорога, и отделанную золотом по подолу широкую синюю юбку, а также парчовую кофту цвета алоэ с передником и юбку со шлейфом, ярко-красное поле которой украшали букеты пестрых цветов.
Потом портной Чжао начал кроить ярко-красные атласные платья с длинным рукавом для Цзяоэр, Юйлоу, Цзиньлянь и Пинъэр. Каждой из них предназначалось также по паре пестрых шелковых кофт и юбок. Сюээ должна была удовлетвориться только кофтой и юбкой, платья ей не шили.
Когда все тридцать раскроев были готовы, Симэнь наградил Чжао пятью лянами серебра и велел позвать с десяток портных, которые должны были тут же приступить к работе, но не о том пойдет речь.
Да,
Парча на прелестницах вся жемчугами расшита,
А сколько шитья золотого и сколько нефрита!
Если хотите узнать, что случилось потом, приходите в другой раз.
