Аль-Мухальхиль - Арабская поэзия средних веков
Географическое положение Андалусии, на долю которой выпало посредничество между Востоком и Южной Европой, благоприятствовало процветанию ее многочисленных городов — Кордовы, Севильи, Толедо, Бадахоса, Валенсии, Альмерии, Гранады и др. В интенсивной культурной жизни Андалусии деятельное участие принимали не только арабы-пришельцы, но и аборигены (арабизированное и исламизированное население Испании), привносившие в общую арабоязычную культуру свои духовные ценности и традиции. Наивысшего расцвета культура Андалусии достигает в XI–XII веках.
В первые века после арабского завоевания и вплоть до конца Х века андалусская поэзия мало чем отличалась от поэзии восточных областей халифата. В традиционных касыдах-панегириках поэты прославляли подвиги арабов-завоевателей, предавались элегическим воспоминаниям о покинутой восточной родине (см. стихи кордовского эмира Абд ар-Рахмана I), сочиняли газели, застольные песни, сатиры, философичные «зухдийат» и т. д. (поэты аль-Газаль, Ибн Абд Раббихи). Как и в кружках багдадских меценатов, при кордовском дворе часто устраивались поэтические состязания. Особенно прославился кружок правителя Андалусии аль-Мансура (Альмансор), в который входили поэты Мугир ибн Хазм, аль-Мусхафи, Абу Абд аль-Малик Марван. С кружком аль-Мансура были связаны также его младшие современники — певец застольных радостей ар-Рамади и поэт-пессимист Ибн Шухайд, автор элегий и грустных любовных песен. У всех этих поэтов легко можно проследить влияние Абу Нуваса, Абу-ль-Атахии и других восточноарабских поэтов, а известного поэта из Севильи Ибн Хани за подражания прозвали «андалусским аль-Мутанабби».
Исследователи арабской литературы по сей день спорят о степени своеобразия арабо-испанской поэзии. Многие склонны считать ее провинциальным эпигонским ответвлением главного восточноарабского ствола, повторяющим те же идеи, жанры, формы и традиционные образы, «докатившиеся» до западных областей мусульманского мира с опозданием на одно-два столетия. Такое отрицание специфики андалусской поэзии несправедливо. Строгое следование традиции — доминирующая черта всей арабской классической поэзии. Всякое своеобразие, как индивидуальное, так и в данном случае региональное, проявляется лишь «внутри» канона, в его рамках.
Тематическое и стилевое своеобразие прослеживается в андалусской поэзии лишь начиная с XI века. В описательных частях касыд появляются яркие картины испанской природы, среди которых встречаются подлинные шедевры пейзажной лирики, красочностью и пластичностью подчас превосходящие лучшие создания восточноарабских поэтов. Расширяется тематика: среди традиционных описаний боевых подвигов и придворного быта мелькают оценки из городской жизни, часто возникают образы моря. Любовная лирика обретает более куртуазный характер. Складывается особый, связанный с реконкистой жанр плача-элегии по разрушенным городам и исчезнувшим государствам. В образном языке ощущается больше свободы и разнообразия. Наконец, именно в Андалусии впервые, еще в конце IX века, возникает строфическая поэзия в классическом (мувашшах — на литературном языке) и в народном (заджаль — на андалусском диалекте) вариантах, вторая позднее проникает и в восточноарабские области.
В XI веке, когда «звезда арабской поэзии» на Востоке начинает закатываться, в Андалусии появляются замечательные поэты. Один из первых прославленных андалусцев — творец любовной лирики Ибн Зайдун. Выходец из знатного кордовского рода, Ибн Зайдун в смутные годы борьбы за кордовский престол поддержал противников Омейядов, был приближен новым правителем, попал в немилость, бежал к правителю Севильи и помог ему захватить Кордову. Главная тема его газелей — любовь к аль-Валладе, дочери халифа, поэтессе, державшей в Кордове нечто вроде литературного салона. В соответствии с требованиями «куртуазии», лирический герой его поэм — верный влюбленный, покорный воле своей жестокосердной и высокомерной дамы, в глазах которой его порочат недруги-клеветники. Сочинял Ибн Зайдун также сатиры, главным образом на своего соперника, и традиционные панегирики кордовскнм и севильским правителям.
Был популярен в Андалусии и поэт аль-Мутамид. Эмир, правитель Севильи, аль-Мутамид из страха перед испанцами обратился за помощью к правителю Марокко Иусуфу ибн Ташифину, и тот приостановил реконкисту, но заодно захватил и владения аль-Мутамида, а поэта-правителя отправил в Марокко, в селение Агмат, где тот и умер в плену. В своих ранних стихах аль-Мутамид, как и Ибн Хани, подражает аль-Мутапабби, а в лирике близок Ибн Зайдуну. Лучшее в его творчестве — агматский цикл стихов, повествующий о перенесенных поэтом унижениях.
К севильскому кругу относится также творчество уроженца Сицилии Ибн Хамднса, бежавшего после завоевания острова норманнами. Выдающийся мастер куртуазной лирики, Ибн Хамдис прославился своими любовными и застольными песнями, а также стихами о природе.
Большим мастером пейзажа был уроженец Альсиры Ибн Хафаджа, которого современники сравнивали обычно с певцом сирийской природы ас-Санаубари. Природа родной Валенсии — одной из самых прекрасных областей Испании — была для поэта неиссякаемым источником вдохновения.
Тематика строфической поэзии первоначально была ограничена любовными сюжетами, но начиная с XI века, когда стремление к строгому соблюдению восточноарабских традиций заметно ослабевает, форма мувашшаха используется во всех жанрах, вплоть до суфийской лирики. В диалектных ладжалях, как правило, не соблюдались классические поэтические размеры, но выдерживалась долгота гласных, и строились они по правилам, близким к силлабо-тоническому стихосложению.
Берберские завоевания в Андалусии приводят к огрублению придворной жизни. Африканские правители плохо знают арабский язык и не понимают утонченную классическую поэзию. Поэтому постепенно придворного панегириста сменяет странствующий поэт, ищущий слушателей и ценителей среди простого городского люда. Именно таким был бродячий поэт и музыкант из Кордовы Ибн Кузман, исполнявший свои панегирики и заджали на площадях и рынках андалусских городов. Тематика заджалей Ибн Кузмана разнообразна, но излюбленные его сюжеты — вино и любовь. Земные, чувственные радости поэт противопоставляет аскетической морали, издевается над «изысканной» любовью куртуазных поэтов. В поэзии Ибн Кузмана много бытовых моментов, описаний городских празднеств, сцен из жизни простонародья.
Последние столетия пребывания арабов в Испании менее богаты поэтами. Здесь следует выделить автора замечательных любовных стихотворений, принявшего ислам еврея из Севильи Ибрахима ибн Сахля, и последнего выдающегося поэта и историка из Гранады Ибн аль-Хатиба — автора грустных элегий-плачей, отражающих ощущение грядущей гибели, которым были охвачены арабы Южной Андалусии задолго до окончательной победы испанцев.
В настоящем томе «Библиотеки всемирной литературы» представлены образцы средневековой арабской поэзии от ее истоков — доисламских муаллак — и до окончания «золотого века». Читателю, несомненно, бросятся в глаза общие типологические черты, превращающие эту поэзию в единое эстетическое явление.
Выше уже говорилось о традиционности арабской средневековой поэзии, о роли, которую играл на протяжении тысячелетней истории ее развития доисламский канон, предопределивший ее тематику, формы и образный строй.
В отличие от преисполненного чувством собственного достоинства древнеарабского поэта-воина, воспевавшего деяния родного племени, средневековый поэт был, как правило, придворным панегиристом, рассматривающим свою деятельность как профессию и источник заработка. Отношение к поэтическому творчеству мало чем отличалось от отношения к труду ремесленника-гончара или ювелира; можно даже говорить о своеобразной корпорации придворных панегиристов, хотя формально такого цеха не существовало. Немногие исключения из этого правила лишь подтверждают его: не пожелал воспевать Омейядов богатый мединец Омар ибн Аби Рабиа, независимо держал себя халифский сын Ибн аль-Мутазз, не слагал стихов за деньги мудрец-аскет аль-Маарри, сторонились двора поэты-суфии Ибн аль-Фарид и Ибн аль-Араби. Основная же масса поэтов существовала на подарки своих покровителей.
Поэтическое творчество панегиристов регламентировалось нормативной поэтикой, как труд ремесленника — цеховыми предписаниями. Воспевая покровителя, поэт должен был в соответствии с правилами канона приписать ему традиционные добродетели. Средневековый арабский поэт вообще всегда восхваляет (в панегириках — своего покровителя, в пейзажной лирике — природу, в любовных стихах — реальную или вымышленную даму сердца), в отличие от древнеарабского поэта, который все описывал (природу, сражение, коня, возлюбленную) и в творчестве которого эпический и лирический моменты находились в органическом единстве.
