Сюэцинь Цао - Сон в красном тереме. Т. 2. Гл. XLI – LXXX.
– Вот видите! – вскричали гости, захлопав в ладоши. – У него свои собственные взгляды и мысли! Получив тему, второй господин Баоюй прежде всего пытается найти форму и стиль. Так с древних времен поступали истинные поэты. Тема стихотворения – «Песня в честь Гуйхуа», к ней есть прозаическое вступление, а это значит, что стихотворение должно быть крупным по форме, которая соответствовала бы содержанию. Образцом может служить песня Вэнь Бача «Играю на чашках», «Песня о Хуэйцзи» поэта Ли Чанцзи[218], «Песнь о бесконечной тоске» Бо Цзюйи[219] или же стансы, воспевающие старину; а писать нужно наполовину ритмической прозой, наполовину стихами, в плавном ритме. Лишь тогда получится красиво.
Выслушав друзей, Цзя Чжэн согласился с ними, взял кисть и сказал Баоюю:
– Итак, начинаем. Ты читай то, что сочинил, а я буду записывать. Если плохо, не миновать тебе порки! Будешь знать, как хвалиться!
Баоюй прочел первую строку:
Чтил воинственность хэн-господин,
Но любил он и женскую стать…
Цзя Чжэн записал и промолвил:
– Грубовато!
– Не сказал бы, – возразил один из гостей. – Просто он подражает старинным образцам. Послушаем дальше!
– Ладно, – согласился Цзя Чжэн, – пусть дальше читает.
Баоюй прочел:
Он красавиц своих обучал
И скакать, и из лука стрелять.
Прелесть танца и звучный напев
Не прельщали его на пирах,
Но с восторгом приветствовал он
Женщин-воинов в ратных рядах.
Цзя Чжэн записал.
– Третья строка самая удачная! – заметили гости. – Она проникнута мужеством и очень напоминает старинные стихи. Зато четвертая строка, ровная и спокойная, больше гармонирует с общим настроением стиха.
– Хвалить еще рано! – вмешался Цзя Чжэн. – Послушаем дальше.
Баоюй прочел:
…Нет зловещего смерча пока, —
Что ж красавиц готовить к войне?
Так не лучше ли девичью тень
Не тревожить при красном огне?
– Превосходно! – воскликнули гости, прервав Баоюя. – Особенно последняя строка! Она исполнена вдохновения!
Баоюй продолжал:
Ведь командой нельзя заглушить
Нас пьянящую женскую речь,
Да и слишком они тяжелы
Для красавиц – секира и меч…
Гости захлопали в ладоши:
– Это еще лучше! Наверное, Баоюй слышал «нас пьянящую женскую речь»! Иначе разве мог бы он так выразительно передать эту сцену?
– Какой бы храброй ни была женщина, ей не сравниться в ратном деле с мужчиной! – возразил Баоюй. – Женщина по своей природе существо слабое.
– Опять хвалишься своими познаниями?! – строго произнес Цзя Чжэн. – Читай, мы ждем!
Баоюй спохватился, подумал немного и произнес:
Лент узлы как бутоны гвоздик,
Пояс-лотос – нарядный, тугой.
– Весьма изящно! – заметили гости. – Но вслед за этими должны идти строки, где образно будет сказано о женских нарядах, иначе нарушится плавность стиха!
– Эта строка никуда не годится! – рассердился Цзя Чжэн. – Ведь уже было и «уст аромат», и изящество женщин. К чему же еще наряды? Просто не хватает у него ни способностей, ни уменья, вот и пишет все об одном, лишь бы отделаться.
– Длинная песня, если ее не расцветить, не украсить, получится убогой и скучной, – ответил Баоюй.
– Опять ты за свое! – прикрикнул Цзя Чжэн. – Хотелось бы знать, как от этой строки ты перейдешь к описанию ратных подвигов! Прибавлять строки к уже написанному все равно что приделывать змее ноги.
– В таком случае позвольте мне перейти к следующему разделу, – сказал Баоюй.
– Эх ты, талант! – усмехнулся Цзя Чжэн. – Сочинял, сочинял, а до главного так и не дошел! Еще собираешься перейти с одной строки к следующему описанию. Желать можно все что угодно, а силенки где взять?
Баоюй опустил голову, задумался и прочел:
Нет жемчужин на платье, – зато
Есть за поясом меч дорогой!..
– Годится? – спросил он.
– Вполне! – закричали гости, хлопая по столу в знак одобрения.
– Ладно! – согласился Цзя Чжэн. – Продолжай!
– Если годится, я продолжу, – сказал Баоюй. – А не годится – зачеркните ее и дозвольте мне изложить мысль другими словами.
– Опять болтаешь! – крикнул Цзя Чжэн. – Если плохо, переделывают десять, сто раз! Тебе лень потрудиться?
Баоюй подумал и произнес:
Шла всю ночь боевая игра[220].
Силы нет, но трепещут сердца.
Полотенцем утерлась она,
Пыль смахнув, а не пудру, с лица.
– Еще один раздел, – проговорил Цзя Чжэн. – Что скажешь дальше?
В ответ Баоюй произнес:
…Через год нашу землю, Шаньдун,
Наводнили разбойники вдруг,
Леопарды и тигры, они
Всполошили всю землю вокруг…
– Очень хорошо! – воскликнули все. – Замечательные образы, и вторая строка весьма оригинально поясняет первую.
Баоюй продолжал:
Помышляла врага разгромить
Полководцев и воинов рать,
Бой за боем сражалась – увы,
Верх над ним не смогла одержать!
Вскоре ветер зловещий подул,
Он пшеничные стебли скрутил, —
Пуст Тигровый шатер и уныл,
Солнца блеск на знаменах застыл…
Тихо черные горы грустят,
Только реки журчат, как и встарь,
В жаркой схватке, в неравном бою
Был повержен Сюань-государь…
Ливень белые кости омыл,
Травы – в брызгах багряной крови,
В лунном холоде, в желтой пыли
Долго демоны труп берегли…
– Великолепно! – закричали гости, – И композиция, и изложение, и слог – все замечательно! Интересно, каково будет описание Линь Сынян. Наверняка у второго господина уже готов оригинальный переход к этому разделу!
Баоюй прочел:
Полководцы бегут кто куда,
Чтоб спасенье найти от грозы,
А ведь всюду – куда ни взгляни —
Пыль в Цинчжоу да груды золы.
Долгу верность, трусливых презрев,
Сохранял только женский дворец,
И желанье воздать за добро
Зажигалось в глубинах сердец.
– Как искусно и плавно сделан переход! – заметили гости.
– Слишком многословно, – недовольно проговорил Цзя Чжэн. – Дальше, я думаю, пойдет просто болтовня!
Баоюй снова заговорил:
Кто же первой припомнил из жен,
Как был добр государь Сюань-ван?
Первой жизни своей не щадить
Поклялась Гуйхуа – Линь Сынян!
Приказала: пусть Чжао и Цинь
Поведут вместе с нею отряд,
Чтоб у бранного поля расцвел
Груш весенних и персиков сад!
Что же будет? Победа иль крах?
Кто предскажет грядущее им?
Но они поклялись: «Пусть умрем,
Но за вана в бою отомстим!»
Слез не сдержишь – текут на седло,
Грусть весенняя так тяжела!
Лат железо пока не звенит,
Холодна полуночная мгла…
Разве девам злодеев унять?
Им не выиграть трудной войны!
Сколь прискорбно! Убиты цветы!
Ивы стройные сокрушены!
Души павших – у стен городских,
А не возле родного села,
Растоптали копыта коней
Этих женщин прекрасных тела…
Устремился в столицу гонец,
Обо всем, что стряслось, доложить.
Многим девам за павших подруг
Приходилось скорбеть и тужить…
Содрогнулся Сын Неба, узнав,
Что ослабла правленья узда,
Уронили чело от стыда
Окружавшие двор господа….
Разве могут вельможи, чины,
Властолюбцы, имея свой сан,
Удостоиться славы ее,
Сюань-вана жены, Линь Сынян?
Я скорблю о тебе, Линь Сынян,
И вздохну, и замолкнуть готов,
Только в сердце осталось еще
Много-много несказанных слов!
На этом Баоюй закончил, и все принялись выражать свое восхищение.
– Не очень удачно! – промолвил Цзя Чжэн и обратился к юношам: – Можете идти!
Баоюй, Цзя Лань и Цзя Хуань, словно помилованные узники, выскочили за дверь и отправились по домам.
Чем занимались обитатели дворца, мы рассказывать не будем, заметим лишь, что с наступлением вечера они сразу легли спать. Охваченный печалью, возвратился Баоюй домой, но, увидев в пруду лотосы, вспомнил рассказ девочки-служанки о Цинвэнь, которая превратилась в деву – Покровительницу лотосов, и от сердца отлегло. Глядя на цветы, он со вздохом подумал:
«Когда умерла Цинвэнь, я не устроил жертвоприношения у ее гроба. Но могу принести жертвы лотосам и так исполнить свой долг».
Юноше захотелось не мешкая исполнить обряд, но он сказал себе:
– Не годится совершать обряд кое-как. Даже перед цветами. Надо приготовить ритуальную утварь, надеть парадную одежду и тем проявить свое искреннее уважение к памяти умершей.
Затем он подумал: «Впрочем, древние говорили: „Водяная чечевица и белая артемизия из болот ценятся дешево, но идут на изысканные блюда для богатых, и еще их приносят в жертву духам и демонам“. Недаром говорят: „Не дорог подарок – дорога любовь“. Скорбь, переполнившую мое сердце, лучше всего излить в жертвенном поминании».
