Александр Афанасьев - Народные русские сказки. Том 1
В другой раз опять лежит кума да постукивает хвостиком. «Кума! Кто-то стучится», – говорит волк. «На повой, знать, зовут!» – «Так сходи». Пошла лисица, да опять к меду, нализалась досыта: медку только на донышке осталось. Приходит к волку. «Что бог дал?» – спрашивает ее волк. «Серёдышек».
В третий раз опять так же обманула лисица волка и долизала уж весь медок. «Что бог дал?» – спрашивает ее волк. «Поскрёбышек».
Долго ли, коротко ли – прикинулась лисица хворою, просит кума медку принести. Пошел кум, а меду ни крошки. «Кума, кума, – кричит волк, – ведь мед съеден». – «Как съеден? Кто же съел? Кому окроме тебя!» – погоняет лисица. Волк и кстится и божится. «Ну, хорошо! – говорит лисица. – Давай ляжем на солнышке, у кого вытопится мед, тот и виноват».
Пошли, легли. Лисице не спится, а серый волк храпит во всю пасть. Глядь-поглядь, у кумы-то и показался медок; она ну-тко скорее перемазывать его на волка. «Кум, кум, – толкает волка, – это что? Вот кто съел!» И волк, нечего делать, повинился.
Вот вам сказка, а мне кринка масла.
* * *Жили-были волк да лисичка. У лисички-то изба была ледяная, а у волка-то лубяная. Лето стало, у лисички избушка и растаяла. Пошла она к волку на фатеру[2] проситься: «Пусти-ка, кум, меня на лесенку». – «Нет, кума, не пущу». – «Пусти, кум!» – «Ну, лизь инно!»[3] Взошла кума на лестницу; как бы добраться до печки?
Начала она умолять кума не вдруг, а потихоньку, помаленьку: «Пусти-ка, кум, меня на крылечко-то». – «Нет, кума, не пущу». – «Пусти, кум!» – «Ну, лезь инно!» Взошла на крыльцо: «Пусти-ка, кум, меня в сенцы-те». – «Нет, кума, не пущу». – «Пусти, кум!» – «Ну, лизь инно!» Взошла в сени: «Пусти-ка, кум, меня в избу-то». – «Нет, кума, не пущу». – «Пусти, кум!» – «Ну, лизь инно!»
Пришла в избу: «Пусти-ка, кум, меня на го́лбчик[4]-от». – «Нет, кума, не пущу». – «Пусти, кум!» – «Ну, лизь инно!» Влезла на го́лбчик: «Пусти-ка, кум, меня на полатцы-то». – «Нет, кума, не пущу». – «Пусти, кум!» – «Ну, лизь инно!» А с полатей просится: «Пусти-ка, кум, меня на печку-то». – «Нет, кума, не пущу». – «Пусти, кум!» – «Да уж лизь ты!» – с досадою сказал волк…
Легла кума на печку, да и постукивает хвостиком: «Чу, кум, меня зовут бабиться»[5]. – «Поди», – отвечает кум. Пошла кума на вышку[6], нашла кринку масла, да и почала ее; пришла назад в избу. Волк спрашивает: «Кого бог дал, кума?» – «Початышка». Легла опять да постукивает, и говорит: «Чу, кум, меня бабиться зовут». – «Поди, кума!» Сходила на вышку и пришла назад. Волк спрашивает: «Кого бог дал, кума?» – «Серёдышка». Легла опять на печку да постукивает, и говорит: «Чу, кум, меня бабиться зовут». – «Поди, кума!» Воротилась кума, а волчок-от спрашивает: «Кого бог дал, кума?» – «Заскрёбышка».
Волк хотел оладьи печи, пошел на вышку, а масла-то нету. Спрашивает он куму: «Ты, кума, съела масло?» – «Нет – ты, кум! Ляжем-ка на шесток-от: у кого масло выпрежится[7]?» Волк уснул, а у лисички выпреглось масло; она им и вымазала кума. Пробудился волк; лисичка ему и говорит: «Ведь ты, кум, съел!» Он говорит: «Нет – ты, кума!» Спорили да спорили и не могли переспорить один другого…
Кума рассердилась, пошла куды-то и легла на дорогу, а мужик с рыбой ехал, да и думает, что лисичка пропала[8], взял ее и бросил на сани. Она проела у него бочку с рыбой и рыбу рассыпала. Приехал мужик домой и посылает жену: «Поди-ка, жена, я лисицу привез». Пошла жена: ни рыбы, ни лисицы нет.
Лиса собрала рыбу и идет к куму волку: «Ли-ка[9], кум, сколько я наудила!» – «Поведи-ка меня, кума, научи». – «Вот как удь: хвост-то умочи в воду-то». Пошел кум, умочил хвост, да и приморозил. Лисичка стала смеяться над кумом: «Ясни, ясни на небе, мерзни, мерзни у волка хвост!». Он не учул[10], да и спрашивает: «Чего ты, кума, говорила?» – «Чтоб бог дал тебе боле рыбы-то». Бабы пришли, да и убили волка, а лисичка убежала.
* * *Волк и лиса жили в одном месте. У волка был дом коряной, а у лисы ледяной. Вот пришла весна красная, у лисы дом растаял, как не бывал. Что делать ей? Но лиса хитра, пришла она к волку под окошечко, да и говорит: «Волченёк-голубок! Пусти меня, горемычную, хоть во двор». А тот так толсто[11]: «Поди, лиса!» – «Волченёк-голубок! Пусти хоть на крылечко». – «Поди, лиса!» – «Волченёк-голубок! Пусти хоть в избу» . – «Поди, лиса!» – «Волченёк-голубок! Пусти хоть на приступочек». – «Поди, лиса!» – «Волченёк-голубок! Пусти на печку». – «Поди, лиса!»
Вот лиса на печке лежит да хвостом вертит; совсем бы она, да вишь трои сутки не едала: как узнать, где у волка хлеб? И ну искать; искала-искала, да и нашла на избице у волка лукошко толокна да кринку масла, а сама опять на печку. Стук, стук, стук! А волк: «Лиса, кто-то стукается?» Лиса в ответ: «Волченёк-голубок! Тебя в ку́мы зовут, а меня в кумушки». – «Поди, лиса, а мне лихо[12]». А лиса тому и рада: с печки скок да на избицу скок, а там масла лизнет, толоконца лизнет, лизала-лизала, да все и сзобала[13]; с избицы скок да на печку скок, и лежит, как ни в чем не бывала.
Волк спал-спал, да есть захотел и на избицу побрел. «Ахти беда! – волк завопил. – Ахти беда! Кто масло съел, толокно сзобал?» А лиса: «Волченёк-голубок! На меня не подумай». – «Полно ты, кума! Кто подумает на тебя!» И тем дело решили, а голода не заморили.
«Поди, кума, на Русь, – говорит волк лисе, – что найдешь, то и тащи, а не то с голоду умрем». А лиса ни слова в ответ и шмыг на Русь.
Выбежала на дорогу, видит – едет с сельдями мужик, прикинулась и легла поперек дороги, как умерла. Наехал мужик на лису. «Ай, – говорит, – лисица! Что за шерсть, что за хвост!» А сам лису в воз. Лиса тому и рада: и ну рыть сельди, дорылась до дна и ну грызть рогозу, перегрызла рогозу и ну грызть дно у саней, перегрызла и дно; сельди все в дыру пропустила и сама ускочила.
Мужик уже спал и ничего не знал; а лиса сельди собрала и к волку в избу принесла. «На, – говорит, – волченёк-голубок! Ешь, веселись, ни об чем не тужи!» Волк не может и надивоваться ухватке своей кумы: «Да как ты, кума, сельди-то имала?» – «Ой ты, куманек-голубок! Я хвост-то как в прорубь упущу, сельдь да две, сельдь да две!» Волка так и забирает попробовать это дело неслыханное.
Вот он хлеба каталажку[14] наклал и отправился ловить сельдей, как кума его учила. Пришел он к реке, упустил в воду хвост, да и держит, а лиса в то ж время молит: «На небе ясни, ясни! У волка хвост мерзни, мерзни!» И вот треснул мороз, что у волка хвост замерз.
Пришли поповы дочки и волка кичигой[15] зашибли, да из шкуры себе шубу сшили! А лиса осталась одна жить, и теперя живет, и нас переживет.
* * *Жили-были куманек да кумушка, волк да лисица. Вздумали они построить себе из снегу избушку и жить добром. Вздумано, взгадано и сделано. Не скоро дело делается, скоро сказка сказывается. Вот они и построили избушку возле деревушки. Куманек кормил свою кумушку телятиною да бараниною, а кума его курочками да цыплятами.
Однажды кумушка говорит своему куманьку: «Куманек, пойдем вместе в деревню и полакомимся. Я буду сторожить, а ты будешь носить». Вот отправились на охоту, пришли в деревню; а в деревне все мужики и бабы на сенокосе, а малы ребятишки в горохе. «Ну, кум, теперь нам раздолье; хоть всю деревню шаром покати! Теперь своя воля и наша доля». И лиса улизнула в стайку[16] и двух кур удушила; пришла и добычу принесла и куму говорит: «Теперь, куманек, ты ступай, твоя череда! Я стану сторожить и на все стороны глядить».
Волк пробежал половину деревни, и послышался ему лай собаки, запертой в избе; он проскакал деревню и остановился за погребом. Видит, что нет за ним никакой погони, что в деревне нет ни шуму, ни гаму, и лиса-кумушка никакой вести ему не дает, волк тихохонько отворил погреб, схватил кринку масла и был таков. Пришли домой, зажарили добычу, съели и легли отдыхать.
Лисе показалось масло вкусно, захотелось еще полизать и отведать маслица голичком[17]. Вот она тихонько встала и к кринке подошла; на ту пору волк пробудился и с боку на бок перевалился. Лиса брызгнула[18] от кринки и снова улеглась. Волк догадался, что кумушка-лиса хочет маслицем поживиться, встал и вынес кринку в сени и поставил на высокую по́лицу, чтоб кумушке не достать. Как ухитрить – ку́ма обмануть и маслица отведать?
Вот волк ушел в лес за дровами, чтобы печку затопить; в ту пору Лиса Патри́киевна приставила лесенку на потолок, вскочила по ней и с потолка на по́лицу, обнюхала масло, хотела полизать, да побоялась, чтоб кум не застал. Скорехонько воротилась, села к печке и ждала ку́ма; а кум что-то долго запоздал, бегал от собак, поздно пришел, жаловался, что оченно устал, и лег спать не евши.
Ночью лиса, лежа под окном, стук в стену хвостом и чужим голосом говорит: «Матушка-кормилица! Помоги, пособи горю, не дай умереть!» – «Кто там, – говорит волк, – что такое?» – «Ах, куманек, кролик зовет меня в повивушки». – «Беги да к свету вернись!» – «Коли бог даст счастливо, я тотчас прибегу». Хлопнула дверьми, стукнула запором, а сама ни вон из сеней. Коль скоро все приумолкло и волк захрапел, лиса шмыг на потолок, а с потолка на по́лицу и к маслу. Зоря на дворе, и наша лиса перед волком в избе. «Что, кумушка, кого бог дал?» – «Початышек, куманек. Початышек!»
