Коллектив Авторов - Былины. Исторические песни. Баллады
А был-то князь за утехою,
За утехою был во чистом поле,
Опочивал князь в белом шатре.
Прилетела пташечка со чиста поля.
Она села, пташица, на белой шатер,
На белой шатер полотняненький,
Она почала, пташица, петь-жупеть,
Петь-жупеть, выговаривать:
«Ай же ты, князь Роман Митриевич!
Спишь ты, князь, не пробудишься,
Над собой невзгодушки не ведаешь:
Приехали два брата, два Ливика,
Королевскиих два племянника,
Разорили они твоих три села.
Во первом селе было три церкви, -
Они те церкви огнем сожгли,
Черных мужичков-то повырубили;
В другом селе было шесть церквей, -
Они те церкви огнем сожгли,
Черных мужичков-то повырубили;
Во третьем селе было девять церквей, -
Они те церкви огнем сожгли,
Черных мужичков повырубили,
Полонили они полоняночку,
Молоду Настасью Митриевичну,
Со тым со младенцем со двумесячным.
А на той ли на великой на радости
Выезжали во далече-далече чисто поле,
На тое раздольице широкое,
Раздернули шатры полотняные,
Едят они, пьют-прохлаждаются».
А тут князь Роман Митриевич
Скоро вставал он на резвы ноги,
Хватал он ножище-кинжалище,
Бросал он о дубовый стол,
О дубовый стол, о кирпичен мост,
Сквозь кирпичен мост о сыру землю,
Сам говорил таковы слова:
«Ах ты тварь, ты тварь поганая,
Ты поганая тварь, нечистая!
Вам ли, щенкам, насмехатися?
Я хочу с вами, со щенками, управитися!»
Собирал он силы девять тысячей,
Приходил он ко реке ко Смородины,
Сам говорил таково слово:
«Ай же вы, дружинушка хоробрая!
Делайте дело повеленое,
Режьте жеребья липовы,
Кидайте на реку на Смородину,
Всяк на своем жеребье подписывай».
Делали дело повеленое,
Резали жеребья липовы,
Кидали на реку на Смородину,
Всяк на своем жеребье подписывал.
Которой силы быть убиты, -
Тыя жеребья каменем ко дну;
Которой силы быть зранены, -
Тыя жеребья против быстрины пошли;
Которой силы быть не ранены, -
Тыя жеребья по воды пошли.
Вставал князь Роман Митриевич,
Сам говорил таковы слова:
«Которы жеребья каменем ко дну, -
Тая сила будет убитая;
Которы жеребья против быстрины пошли, -
Тая сила будет поранена;
Которы жеребья по воды пошли, -
Тая сила будет здравая.
Не надобно мне силы девять тысячей,
А надобно столько три тысячи».
Еще Роман силушке наказывал:
«Ай же вы, дружинушка хоробрая!
Как заграю во первый након
На сыром дубу черным вороном, -
Вы седлайте скоро добрых коней;
Как заграю я во второй након
На сыром дубу черным вороном, -
Вы садитесь скоро на добрых коней;
Как заграю я в третий након, -
Вы будьте на месте на порядноем,
Во далече-далече во чистом поле».
Сам князь обвернется серым волком,
Побежал-то князь во чисто поле,
Ко тым ко шатрам полотняныим;
Забежал он в конюшни во стоялые,
У добрых коней глоточки повыхватал,
По чисту полю поразметал;
Забежал он скоро в оружейную,
У оружьицев замочки повывертел,
По чисту полю замочки поразметал,
У тугих луков тетивочки повыкусал,
По чисту полю тетивочки поразметал.
Обвернулся тонким белыим горносталем,
Прибегал он скоро во белой шатер.
Как скоро забегает в белой шатер,
И увидел младенчик двумесячный,
Сам говорил таково слово:
«Ах ты, свет государыня-матушка,
Молода Настасья Митриевична!
Мой-то дядюшка, князь Роман Митриевич,
Он бегает по белу шатру
Тонким белыим горносталем».
Тут-то два брата, два Ливика,
Начали горносталя поганивать
По белу шатру по полотняному,
Соболиной шубой приокидывать.
Тут-то ему не к суду пришло,
Не к суду пришло да не к скорой смерти.
Выскакивал из шубы в тонкой рукав,
В тонкой рукав на окошечко,
Со окошечка да на чисто поле;
Обвернулся горносталь черным вороном,
Садился черный ворон на сырой дуб,
Заграял ворон во первый након.
Тут-то два брата, два Ливика,
Говорят ему таковы слова:
«Ай же ты, ворон черныий,
Черный ворон, усталыий,
Усталый ворон, упалыий!
Скоро возьмем мы туги луки,
Скоро накладем калены стрелы,
Застрелим ти, черного ворона,
Кровь твою прольем по сыру дубу,
Перье твое распустим по чисту полю».
Заграял ворон во второй након.
Воспроговорят два брата, два Ливика:
«Ай же ты, ворон, ворон черныий,
Черный ворон, усталыий,
Усталый ворон, упалыий!
Скоро возьмем мы туги луки,
Скоро накладем калены стрелы,
Застрелим ти, черного ворона,
Кровь твою прольем по сыру дубу,
Перье твое распустим по чисту полю».
Заграял ворон в третий након.
Тут-то два брата, два Ливика,
Скоро скочили они на резвы ноги,
Приходили они в оружейную,
Схватились они за туги луки, -
У тугих луков тетивочки повырублены,
По чисту полю тетивочки разметаны;
Хватились они за оружьица, -
У оружьицев замочки повыверчены,
По чисту полю замочки разметаны;
Хватились они за добрых коней, -
У добрых коней глоточки повыхватаны,
По чисту полю разметаны.
Тут-то два брата, два Ливика,
Выбегали они скоро на чисто поле.
Как наехала силушка Романова, -
Большему брату глаза выкопали,
А меньшему брату ноги выломали,
И посадили меньшего на большего,
И послали к дядюшке,
Чимбал-королю земли Литовския.
Сам же князь-то приговаривал:
«Ты, безглазый, неси безногого,
А ты ему дорогу показывай!»
Королевичи из Крякова
Из того было из города из Крякова,
С того славного села да со Березова,
А со тою ли со улицы Рогатицы,
Из того подворья богатырского
Охоч ездить молодец был за охоткою;
А й стрелял-то да й гусей, лебедей,
Стрелял малых перелетных серых утушек.
То он ездил по раздольицу чисту полю,
Целый день с утра ездил до вечера,
Да и не наехал он ни гуся он, ни лебедя,
Да и ни малого да перелетного утенушка.
Он по другой день ездил с утра до пабедья,
Он подъехал-то ко синему ко морюшку,
Насмотрел две белых две лебедушки:
Да на той ли как на тихоей забереге,
Да на том зеленоем на затресье
Плавают две лебеди, колыблются.
Становил-то он коня да богатырского,
А свой тугой лук разрывчатый отстегивал
От того от правого от стремечка булатного;
Наложил-то он и стрелочку каленую,
Натянул тетивочку шелковеньку,
Хотит подстрелить двух белыих лебедушек.
Воспроговорили белые лебедушки,
Проязычили языком человеческим:
«Ты удаленький дородный добрый молодец,
Ай ты, славныя богатырь святорусскии!
Хоть нас подстрелишь, двух белыих лебедушек,
Не укрятаешь плеча могучего,
Не утешишь сердца молодецкого.
Не две лебеди мы есть да не две белыих,
Есть две девушки да есть две красныих,
Две прекрасныих Настасьи Митриевичны.
Мы летаем-то от пана от поганого,
Мы летаем поры-времени по три году,
Улетели мы за синее за морюшко.
Поезжай-ка ты в раздольице чисто поле,
Да й ко славному ко городу ко Киеву,
Да й ко ласкову князю ко Владимиру:
А й Владимир-князь он ест-то, пьет и проклаждается
И над собой невзгодушки не ведает.
Как поедешь ты раздольицем чистым полем
Да приедешь ты к сыру дубу крякновисту,
Насмотри-тко птицу во сыром дубе;
Сидит птица черный ворон во сыром дубе,
Перьице у ворона черным-черно,
Крыльице у ворона белым-бело,
Перьица распущены до матушки сырой земли».
Молодой Петрой Петрович, королевский сын,
На коне сидит, сам пораздумался:
«Хоть-то подстрелю двух белыих лебедушек,
Да й побью я две головки бесповинныих,
Не укрятаю плеча могучего,
Не утешу сердца молодецкого».
Он сымает эту стрелочку каленую,
Отпустил тетивочку шелковеньку,
А й свой тугой лук разрывчатый пристегивал
А й ко правому ко стремечки булатному,
Да й поехал он раздольицем чистым полем
А й ко славному ко городу ко Киеву.
Подъезжал он ко сыру дубу крякновисту,
Насмотрел он птицу черна ворона:
Сиди птица черный ворон во сыром дубе,
Перьице у ворона черным-черно,
Крыльице у ворона белым-бело,
А й распущены перьица до матушки сырой земли;
Эдакою птицы на свети не видано,
А й на белоем да и не слыхано.
Молодой Петрой Петрович, королевский сын,
Он от правого от стремечки булатного
Отстянул свой тугой лук разрывчатый,
Наложил он стрелочку каленую,
Натянул тетивочку шелковеньку,
Говорил-то молодец да й таковы слова:
«Я подстрелю эту птицу черна ворона,
Его кровь-то расточу да по сыру дубу,
Его тушицу спущу я на сыру землю,
Перьице я распущу да по чисту полю,
Да по тою долинушке широкою».
Воспроговорил-то ворон, птица черная,
Испровещил да языком человеческим:
«Ты удаленький дородный добрый молодец,
Славныя богатырь святорусския!
Ты слыхал ли поговорю на святой Руси:
