Марк Цицерон - Письма к Аттику, близким, брату Квинту, М. Бруту
2. Есть у меня вольноотпущенник, подлинный негодяй — я имею в виду Гилара; он счетовод и твой клиент. Переводчик151 Валерий извещает меня о нем, а Фиил152 написал, что Гилар свой человек у Антония и что Антоний часто упоминает, что, по его сведениям, в собираемых деньгах есть доля для меня и что я послал вольноотпущенника для охраны общей добычи. Это немало взволновало меня; я, правда, не поверил, но какой-то разговор, конечно, был. Все это ты расследуй, разузнай, разбери и удали этого бездельника из тех мест, если есть возможность. Валерий сообщил, что эти разговоры исходят от Гнея Планция153. Поручаю все это тебе; выясни, в чем здесь дело.
3. Помпей, несомненно, очень дружественно расположен ко мне. Все чрезвычайно одобряют его развод с Муцией154. Ты, я думаю, слыхал, что Публия Клодия, сына Аппия, застали переодетым в женское платье в доме Гая Цезаря во время жертвоприношения за народ и что маленькая рабыня безопасно вывела его из дома; дело это чрезвычайно позорное. Я уверен, что ты очень удручен им.
4. Больше мне не о чем писать тебе. Клянусь, я писал тебе с трудом, ибо недавно умер мой милый молодой раб Сосифей, бывший у меня чтецом155, и это взволновало меня более, чем, казалось бы, должна огорчить смерть раба. Пиши мне, пожалуйста, часто. Если не о чем будет, пиши обо всем, что придет на ум. Январские календы. (В консульство Марка Мессалы и Марка Писона).
XVIII. Гаю Антонию Гибриде, в провинцию Македонию
[Fam., V, 5]
Рим, январь 61 г.
Марк Цицерон шлет привет императору156 Гаю Антонию, сыну Марка.
1. Хотя я давно решил не обращаться к тебе ни с какими письмами, кроме рекомендательных (не потому, чтобы я придавал им большое значение в твоих глазах, но для того, чтобы не показать тем, кто просит, что наш союз хоть сколько-нибудь ослабел), однако в связи с тем, что к тебе едет Тит Помпоний157, человек, хорошо знающий о моей преданности тебе и об услугах, которые я тебе оказал, любящий тебя, чрезвычайно расположенный ко мне, я все же счел нужным написать тебе несколько слов, особенно потому, что у меня нет иного способа удовлетворить самого Помпония.
2. Если я попрошу тебя об очень важных услугах, то это никого не должно удивить, ибо я сделал все158, что могло послужить тебе на пользу, принести тебе почести, возвеличить тебя. Что ты никак не отблагодарил меня159 за все это, ты сам можешь засвидетельствовать лучше, чем кто бы то ни было. Но я слыхал от многих, что ты сделал нечто противоположное. Не смею сказать, что я «собрал сведения», чтобы случайно не употребить того самого слова, которое, как говорят, ты склонен ошибочно приписывать мне160. Однако предпочитаю, чтобы ты узнал то, что мне сообщили, не из моего письма, а от Помпония, которому это было не менее тягостно. Какими исключительными были мое отношение и преданность тебе, тому свидетелями сенат и римский народ; сколь благодарным по отношению ко мне был ты, можешь решить сам; насколько ты передо мной в долгу, судят прочие.
3. К тому, что я сделал для тебя в прошлом, меня побудило собственное желание, а потом — постоянство. Но то, что остается сделать, верь мне, требует от меня гораздо большего усердия, большей настойчивости и труда. Если мне будет казаться, что я не трачу и не теряю их попусту, приложу к этому все свои силы. Если же почувствую, что все это останется невознагражденным, то я не допущу того, чтобы казаться безумцем в твоих глазах. В чем здесь дело и какого рода, ты сможешь узнать от Помпония161. Самого Помпония я так настоятельно препоручаю тебе, что хотя я и уверен в том, что ты сделаешь все ради него самого, я все-таки прошу тебя, если в тебе еще есть хоть сколько-нибудь любви ко мне, проявить ее всю в деле Помпония162. Ты не можешь сделать ничего более приятного мне.
XIX. Титу Помпонию Аттику, в Эпир
[Att., I, 13]
Рим, 25 января 61 г.
1. Я уже получил от тебя три письма: одно от Марка Корнелия, которое, как я думаю, ты передал ему в Трех Харчевнях163; второе доставил мне твой хозяин164 из Канусия; третье — это то, что ты послал, как ты пишешь, с корабля после подъема якоря. Все они были не только посыпаны солью остроумия, как говорят ученики ораторов, но и замечательны по проявлениям твоей дружбы. Эти письма заставляют меня ответить тебе, но я несколько медлю с ответом, именно потому, что не нахожу надежного посланца. Много ли таких, кто сможет доставить довольно увесистое письмо без того, чтобы не уменьшить его веса, прочитав его от начала до конца? К тому же мне полезен не всякий165, кто отправится в Эпир. Я все же думаю, что ты, заклав жертвы у своей Амальтеи, тотчас же выехал для осады Сикиона166; но я не знаю точно, когда ты отправишься к Антонию и сколько времени потратишь на Эпир. Поэтому я не решаюсь доверить письмо, где говорю несколько свободно, ни ахеянам, ни эпиротам.
2. После того, как ты меня оставил, произошли события, достойные упоминания в моем письме, но их нельзя касаться ввиду опасности, что письмо пропадет или будет вскрыто или перехвачено. Прежде всего ты должен знать, что мне не предложили высказаться первым и предпочли мне усмирителя аллоброгов167, причем это произошло под гул одобрения сенаторов, но не против моего желания, ибо я далек от уважения к дурному человеку и свободно оберегаю вопреки его желанию свое достоинство государственного деятеля. К тому же говорящий во вторую очередь оказывает почти такое же влияние, как и первенствующий в сенате168, причем благосклонность консула не слишком связывает его свободу. Третий — Катул169, четвертый, если хочешь знать и это, — Гортенсий170. Сам консул171 — человек неумный и к тому же дурной; это шутник, вызывающий смех, даже не будучи колким; лицо его более смешное, чем его остроты; он совершенно не заботится о делах государства и держится в стороне от оптиматов; от него не приходится ни ждать чего-либо хорошего для государства, ибо он не хочет, ни опасаться дурного, ибо он не осмеливается. Зато его коллега весьма почитает меня и усердный защитник партии честных.
3. Разногласие между ними пока еще невелико, но я боюсь, как бы эта зараза не распространилась далее. Ты, я думаю, слышал, что в дом Цезаря, когда там происходило жертвоприношение за народ, проник мужчина, переодетый в женское платье; так как весталки должны были возобновить жертвоприношение, то Квинт Корнифиций заявил об этом в сенате (первым это сделал он; не подумай случайно, что кто-либо из нас172); затем, по постановлению сената173, дело передали весталкам и понтификам, а те определили, что было кощунство; после этого, по постановлению сената, консулы обнародовали предложенный закон174; Цезарь же известил жену о разводе175. В этом деле Писон, из дружбы к Публию Клодию, прилагает старание к тому, чтобы предложение, которое он сам вносит, и вносит на основании постановления сената и притом по делу об оскорблении религии, было отвергнуто. Мессала действует до сего времени со всей строгостью. Честные граждане, уступая просьбам Клодия, отстраняются от дела; вербуются шайки сторонников. Я, настроенный вначале, как Ликург176, с каждым днем становлюсь все мягче; Катон177 настаивает и торопит. Что еще сказать? Боюсь, как бы все это, не будучи доведено до конца честными гражданами и найдя защиту злонамеренных, не причинило государству великих несчастий.
4. Твой известный друг (знаешь, о ком я говорю?), — о ком ты написал мне, что он, не посмев порицать, начал хвалить178, — открыто показывает, что высоко ценит меня, обнимает, любит, явно хвалит, втайне, но так, что это очевидно, относится недоброжелательно. Никакого дружелюбия, никакой искренности, никакой ясности в государственных делах, никакой честности, никакой смелости, никакой независимости. Но об этом я подробнее напишу тебе в другой раз, ибо у меня еще недостаточно сведений об этом, и письмо о таких важных делах я не решаюсь доверить этому неизвестному мне сыну земли.
5. Преторы еще не бросали жребия о распределении провинций. Дело это в таком же положении, в каком ты оставил его. Воображаемое описание179 Мисена и Путеол, которое ты просишь, я включу в свою речь. Число «за два дня до декабрьских нон» указано неверно, я заметил. Те места в моих речах, которые ты хвалишь, поверь мне, очень нравились и мне, но я не решался сказать об этом ранее; теперь, так как ты одобрил их, они кажутся мне еще аттичнее180. В речи против Метелла181 я добавил кое-что. Я пришлю тебе книгу, ибо любовь ко мне сделала тебя реторолюбивым.
6. Какие же новости сообщить тебе? Какие? А вот: консул Мессала купил дом Автрониев за 3 000 000 сестерциев. Какое мне до этого дело, спросишь ты. Дело в том, что вследствие этого сложилось мнение, что и я удачно купил дом, и люди начали понимать, что допустимо пользоваться средствами друзей при покупке, которая делается для придания себе некоторого веса. Та троянка182 — сама медлительность, но все-таки можно надеяться. Ты, со своей стороны, заверши то дело. Жди от меня письма, в котором я напишу более свободно. За пять дней до февральских календ. (В консульство Марка Мессалы и Марка Писона).
