Лариса Печатнова - История Спарты (период архаики и классики)
Как сообщают древние авторы, спартанские власти старались не выпускать собственных граждан за пределы страны[014_51] и ограничивать въезд иностранцев в Спарту (Aristoph. Av. 1012; Plut. Lyc. 27; Mor. 238 d-e)[014_52]. Однако и тут спартанская аристократия имела некоторые преимущества перед рядовыми спартиатами. Несмотря на закрытость спартанского общества, необходимость поддержания контактов с другими греческими государствами обусловила сохранение в Спарте наследственной ксении. Спартанская знать имела возможность поддерживать ксенические связи со знатью в других греческих полисах, что обеспечивало ей монополию на занятие военных и дипломатических постов, предполагающих службу за границей[014_53]. Так, Клеарх, например, дважды назначался гармостом Византия во многом благодаря международным связям своей семьи. Сам Клеарх был проксеном Византия (Xen. Hell. I, 1, 35). Еще один пример - спартанец Лихас. Богатство и знатность вкупе с победой в Олимпии и проксенией в Аргосе обеспечили ему блестящую дипломатическую карьеру: в 418 г. он был посредником при заключении 50-летнего мира с Аргосом (Thuc. V, 76-79), а в 412/411 г. принимал участие в переговорах с Персией (Thuc. VIII, 39, 42-43, 52, 57-58).
Как справедливо отметил М. Финли[014_54], равенство гомеев в известной степени было формальным. Практически они равны не были, поскольку имелись семьи, которые могли влиять на продвижение своих детей по деловой лестнице. Несмотря на бедность традиции, удивительно много примеров того, что высокие посты в государстве из поколения в поколение занимались членами одних и тех же фамилий[014_55]. Это означает, что внутри спартанской системы сохранялись элементы наследственной аристократии. Высшие государственные должности, по сути дела, были "номенклатурными"[014_56].
Хотя, скорее всего, они утверждались народным собранием, но предварительный отбор вряд ли зависел от апеллы. Важно отметить также и то, что в источниках нет никаких следов, указывающих на решение "кадрового вопроса" с помощью жребия.
Фактически в Спарте всегда существовал привилегированный круг граждан, которые благодаря знатности, богатству или личным заслугам легче достигали влияния и высших должностей. Спарта не знала олигархических гетерий наподобие афинских, объединяющих людей равного рождения, равного образа жизни и равных интересов. Спартанская высшая знать не могла себя демонстративно отделять от основной массы спартиатов. Но скрытые формы отъединения все-таки существовали. Благодаря аристократическому устройству сисситий с их цензовым и выборным характером членов, спартанская знать, возможно, могла формировать "свои" сисситии по квазисословному принципу. Туда, как в закрытые элитарные клубы нового времени, попадала только избранная публика. Той же цели - сословному размежеванию общества - служили отчасти и такие институты, как корпус "всадников", малая экклесия и герусия[014_57].
Выбор в герусию осуществлялся по принципу, который Аристотель называет "династическим", т. е. учитывающим интересы узкой группы семей (Pol. V, 5, 8, 1306 а 18-19 - th;n dЖ ai{resin dunasteutikhv)[014_58]. Здесь оказывались или представители высшей знати, или те политические лидеры, которые сделали себе карьеру благодаря личным заслугам. Существование такого органа, как герусия, свидетельствует о том, что внутри спартанской государственной системы всегда оставались элементы наследственной аристократии[014_59].
Одни и те же люди из строго очерченного круга семей в течение жизни последовательно перемещались из самого элитного военного подразделения - корпуса "всадников" - на высшие военные и гражданские должности. По словам М. Арнхейма, "остаточные следы неравенства в Спарте проявлялись главным образом в исключительном доступе аристократии в герусию"[014_60]. Аристократический совет старейшин, напоминающий афинский ареопаг, был противовесом "демократической" диктатуре эфоров. Таким образом, аристократия в Спарте сохранила для себя ниши, в которых могла чувствовать себя вполне комфортно и если не de jure, то de facto влиять на политический курс своего государства.
2. СПАРТАНСКИЕ ПАРФЕНИИ
Становление гражданского общества в Спарте было долгим и нелегким процессом. В разные периоды своей истории спартанцы по-разному решали и проблему гражданства. Община, для которой гражданский стасис был равнозначен физической гибели, должна была проявлять особую заботу об единстве и согласии граждан. Это всегда оставалось для Спарты первостепенной задачей. Способы, с помощью которых спартанский полис старался преодолеть кризис и восстановить гражданский мир, можно условно разделить на два основных варианта: "выталкивание" за пределы гражданства всех "нежелательных элементов" или, наоборот, кооптирование из среды неграждан или полуграждан новых членов гражданского сообщества. К первому варианту относились парфении и гипомейоны, ко второму - неодамоды и мофаки.
Цель настоящего раздела - еще раз проанализировать античную традицию о спартанских парфениях и попытаться выделить из нее историческое ядро. Аристотель в "Политике" перечисляет пять известных ему случаев в спартанской истории, которые были чреваты гражданскими смутами. Из этих пяти, хронологически расположенных между концом VIII и началом IV в., два, по крайней мере, относятся к рассматриваемому нами периоду, т. е. к концу VIII в., - это дело парфениев и требование передела земли (V, 6, 1306 b 29-1307 a)[015_61].
Для спартанцев победа в Первой Мессенской войне (742-724 гг.), судя по ее последствиям, оказалась не совсем удачной или, вернее, удачной не для всего коллектива граждан. Обстоятельства основания Тарента в 706 г. как раз и показывают известную нестабильность политической ситуации внутри Спарты. Что касается традиционной даты основания Тарента, то данные археологии ее вполне подтверждают. Недавно найденная лаконская керамика на месте древнего города датируется концом VIII в.[015_62]
Затянувшаяся на два десятилетия Первая Мессенская война не могла не породить внутренней социальной напряженности, и появление Тарента, конечно, было связано с социальным недовольством тех, кого традиция называет загадочным словом "парфении". Мы вряд ли когда-нибудь узнаем точно, кем были эти люди, но общее впечатление, которое остается после просеивания малодостоверной рационалистической поздней традиции, можно сформулировать так: парфении составляли некую группу, чей статус был понижен в силу какой-то ущербности их происхождения.
В научной литературе не раз уже высказывалось мнение, что раннеархаическая Спарта развивалась в том же направлении, что и вся остальная Греция. Такую точку зрения мы встречаем, например, у А. Тойнби. "В греческом мире, - пишет он, - VIII в. был веком, в котором социальное расщепление между аристократией и демосом было резко обозначено, и аристократическое меньшинство пользовалось значительными экономическими и политическими привилегиями. У нас нет данных, чтобы думать, будто Спарта в VIII в. была исключением из общего правила"[015_63]. Но, как нам кажется, А. Тойнби не совсем прав: архаическая Спарта была исключением из общего правила, ибо здесь уже прошли реформы Ликурга.
Первые признаки уже иного выбора появляются в Спарте именно в VIII в. Спартанское общество, как никакое другое, оказалось способным постоянно порождать внутри своей социальной структуры все новые и новые маргинальные группы, которые в конце концов и погубили само это общество. Эффективного же обратного механизма, несмотря на запоздалые и робкие паллиативы, так никогда выработано и не было. Спартанская олигантропия, которая ко времени царей-реформаторов Агиса и Клеомена привела Спарту к демографическому и социальному коллапсу, думается, берет свое начало именно в VIII в. И парфении для нас первые в длинном ряду тех, кого Спарта из века в век будет выдавливать из своего гражданского коллектива, стремясь с помощью подобного социального апартеида сохранить корпоративное единство "равных". В этом контексте история с парфениями интересна как раз тем, что в ней общегреческие тенденции переплелись уже со специфически спартанскими.
По словам П. Кэртлиджа, "рождение концепции гражданства и окончательное формирование полиса было феноменом десятилетий, лежащих вокруг семисотого года"[015_64]. И в Спарте именно в этот период предпринимались значительные усилия для консолидации гражданского сословия, в том числе и путем механического удаления тех социальных групп, которые по какой-либо причине не могли быть безболезненно для государства влиты в гражданский коллектив[015_65]. Тут Спарта двигалась в том же направлении, что и вся остальная Греция. Платон в "Законах", отмечая эту обычную для греческой практики манеру удалять прочь неимущие массы, рекомендует делать это "в высшей степени дружелюбно и смягчать их удаление названием "переселение"" (735 e - 736 a). Это как раз то, что имело место в случае с парфениями.
