Автор неизвестен - Античная лирика

Уже веют весной ветры фракийские,
Гонят вдаль паруса, море баюкая,
Не гремят от снегов реки набухшие,
Цепенея, не спят луга.

Вьет гнездо и зовет жалобно ласточка:
«Итис, Итис, вернись!» Прокна злосчастная.
Опозорила род местью кровавою
Сладострастному варвару.

На свирели в траве нежной по пастбищам
Тучных стад пастухи песнями тешатся,
Бога радуя: мил Пану аркадскому
Скот и горной дубравы мрак.

Есть, Вергилий, пора жажды томительной,
Коль по вкусу тебе вина каленские,
Знай, приятель-клиент выспренних нобилей,
Нардом выкупишь Вакха дар.

Банка нарда бутыль целую выманит, —
Та бутыль в погребах спит у Сульпиция,
От нее у надежд крылья расплещутся,
Горечь дум как рукой сметет.

Коль согласен вкусить радости пиршества,
Плату мне прихвати! И не подумаю
Безвозмездно тебя, как богатей какой,
Чашей полною потчевать.

Так не медли, отбрось мысли корыстные,
Погребальный костер не за горами — ждет,
Каплю глупости, друг, в бочку премудрости
Примешать иногда не грех.

Я богов заклинал, Лика, — заклятиям
Вняли боги. Клянусь, ты постарела, да,
А заигрывать рада?
Слыть красавицей? Пить? Любить?

Запоздалую страсть песней подхлестывать,
Под хмельком вереща: «Эрос!» А он приник
К щечкам Хрии цветущим,
Мастерицы под цитру петь!

Прихотлив, не летит к дубу усохшему,
Мимо, — мимо тебя, мимо, позорище:
Зубы желты, морщины,
Взбились клочья волос седых.

Нет, забудь, не вернут косские пурпуры
И каменья тебе тех золотых былых
Дней, которые в фастах
Отсчитал календарный рок.

Где же чары твои? Где обаянья дар?
Прелесть пляски? Увы! Где же та Лика, где!
Вся — дыхание страсти,
Чуть поманит — и сам не свой.

Ей на поприще нег даже с Кинарою
Состязаться не грех. Только Кинаре срок
Краткий Парки судили,
А красавице Лике век,

Каркая, коротать старой вороною
На посмешище всем юным искателям
Пылких встреч. Полюбуйтесь-ка:
Факел стал головешкою.

Хотел я грады петь полоненные
И войны, но по лире ударил Феб,
Чтоб не дерзнул я слабый парус
Вверить простору зыбей тирренских.

Твой век, о Цезарь, нивам обилье дал;
Он возвратил Юпитеру нашему,
Сорвав со стен кичливых парфов,
Наши значки; он замкнул святыню

Квирина, без войны опустевшую;
Узду накинул на своеволие,
Губившее правопорядок;
И, обуздавши преступность, к жизни

Воззвал былую доблесть, простершую
Латинян имя, мощь италийскую,
И власть, и славу, от заката
Солнца в Гесперии до восхода.

Хранит нас Цезарь, и ни насилие
Мир не нарушит, ни межусобица,
Ни гнев, что меч кует и часто
Город на город враждой подъемлет.

Закон покорно вытерпит Юлия,
Кто воду пьет Дуная глубокого,
И сер, и гет, и перс лукавый,
Или же тот, кто близ Дона вырос.

А мы и в будний день, и в день праздничный
Среди даров веселого Либера,
С детьми и с женами своими
Перед богами свершив моленье,

Петь будем по заветам по дедовским
Под звуки флейт про славных воителей,
Про Трою нашу, про Анхиза
И про потомка благой Венеры.

Феб и ты, царица лесов, Диана,
Вы, кого мы чтим и кого мы чтили,
Светочи небес, снизойдите к просьбам
В день сей священный —

В день, когда завет повелел Сивиллы
Хору чистых дев и подростков юных
Воспевать богов, под покровом коих
Град семихолмный.

Ты, о Солнце, ты, что даешь и прячешь
День, иным и тем же рождаясь снова,
О, не знай вовек ничего славнее
Города Рима!

Ты, что в срок рожать помогаешь женам,
Будь защитой им, Илифия, кроткой,
Хочешь ли себя называть Люциной Иль
Генитальей.

О, умножь наш род, помоги указам,
Что издал сенат об идущих замуж,
Дай успех законам, поднять сулящим
Деторожденье!

Круг в сто десять лет да вернет обычай
Многолюдных игр, да поются гимны
Трижды светлым днем, троекратно ночью
Благоприятной.

Парки! вы, чья песнь предвещает правду:
То, что рок судил, что хранит, незыблем,
Термин — бог, продлите былое счастье
В новые веки!

Хлебом пусть полна и скотом, Церере
В дар Земля венок из колосьев вяжет,
Ветром пусть плоды и живящей влагой
Вскормит Юпитер.

Благосклонно, лук отложив и стрелы,
Юношей услышь, Аполлон, моленья!
Ты, царица звезд, о Луна младая,
Девушкам внемли!

Если вами Рим был когда-то создан
И этрусский брег дан в удел троянцам,
Отчий град послушным сменить и Ларов
В бегстве успешном.

За Энеем чистым уйдя, который
Указал им путь из горящей Трои,
Спасшись сам, и дать обещал им больше,
Чем потеряли, —

Боги! честный нрав вы внушите детям,
Боги! старцев вы успокойте кротких,
Роду римлян дав и приплод и блага
С вечною славой.

Всё, о чем, быков принося вам белых,
Молит вас Анхиза, Венеры отпрыск,
Да получит он, ко врагам смиренным
Милости полный.

Вот на суше, на море перс страшится
Ратей грозных, острых секир альбанских,
Вот и гордый скиф, и индиец дальний
Внемлют веленьям.

Вот и Верность, Мир, вот и Честь, и древний
Стыд, и Доблесть вновь, из забвенья выйдя,
К нам назад идут, и Обилье с полным
Близится рогом.

Вещий Феб, чей лук на плечах сверкает,
Феб, который люб девяти Каменам,
Феб, который шлет исцеленье людям
В тяжких недугах,

Он узрит алтарь Палатинский оком
Добрым, и продлит он навеки Рима
Мощь, из года в год одаряя новым
Счастием Лаций.

С Алгида ль высот, с Авентина ль внемлет
Здесь мужей пятнадцати гласу Дева,
Всех детей моленьям она любовно
Ухо преклонит.

Так решил Юпитер и сонм всевышних.
Верим мы, домой принося надежду,
Мы, чей дружный хор в песнопенье славил
Феба с Дианой.

Блажен лишь тот, кто, суеты не ведая,
Как первобытный род людской,
Наследье дедов пашет на волах своих,
Чуждаясь всякой алчности,
Не пробуждаясь от сигналов воинских,
Не опасаясь бурь морских,
Забыв и форум, и пороги гордые
Сограждан, власть имеющих.
В тиши он мирно сочетает саженцы
Лозы с высоким тополем,
Присматривает за скотом, пасущимся
Вдали, в логу заброшенном,
Иль, подрезая сушь на ветках, делает
Прививки плодоносные,
Сбирает, выжав, мед в сосуды чистые,
Стрижет овец безропотных;
Когда ж в угодьях Осень вскинет голову,
Гордясь плодами зрелыми, —
Как рад снимать он груш плоды отборные
И виноград пурпуровый Тебе,
Приап, как дар, или тебе, отец
Сильван, хранитель вотчины!
Захочет — ляжет иль под дуб развесистый,
Или в траву высокую;
Лепечут воды между тем в русле крутом,
Щебечут птицы по лесу,
Струям же вторят листья нежным шепотом,
Сны навевая легкие…
Когда ж Юпитер-громовержец вызовет
С дождями зиму снежную,
В тенета гонит кабанов свирепых он
Собак послушных сворою
Иль расстилает сети неприметные,
Дроздов ловя прожорливых,
Порой и зайца в петлю ловит робкого,
И журавля залетного.
Ужель тревоги страсти не развеются
Среди всех этих радостей,
Вдобавок, если ты с подругой скромною,
Что нянчит малых детушек,
С какой-нибудь сабинкой, апулийкою,
Под солнцем загоревшею?
Она к приходу мужа утомленного
Очаг зажжет приветливый
И, скот загнав за изгородь, сама пойдет
Сосцы доить упругие,
Затем вина подаст из бочки легкого
И трапезу домашнюю.
Тогда не надо ни лукринских устриц мне,
Ни губана, ни камбалы,
Хотя б загнал их в воды моря нашего
Восточный ветер с бурею;
И не прельстят цесарки африканские
Иль рябчики Ионии
Меня сильнее, чем оливки жирные,
С деревьев прямо снятые,
Чем луговой щавель, для тела легкая
Закуска из просвирника,
Или ягненок, к празднику заколотый,
Иль козлик, волком брошенный.
И как отрадно наблюдать за ужином
Овец, бегущих с пастбища,
Волов усталых с плугом перевернутым,
За ними волочащимся,
И к ужину рабов, как рой, собравшихся
Вкруг ларов, жиром блещущих! —
Когда наш Альфий-ростовщнк так думает, —
Вот-вот уж и помещик он.
И все собрал он было к Идам денежки,
Да вновь к Календам в рост пустил!

Куда, куда вы валите, преступные,
Мечи в безумье выхватив?!
Неужто мало и полей, и волн морских
Залито кровью римскою —
Не для того, чтоб Карфагена жадного
Сожгли твердыню римляне,
Не для того, чтобы британец сломленный
Прошел по Риму скованным,
А для того, чтобы, парфянам на руку,
Наш Рим погиб от рук своих?
Ни львы, ни волки так нигде не злобствуют,
Враждуя лишь с другим зверьем!
Ослепли ль вы? Влечет ли вас неистовство?
Иль чей-то грех? Ответствуйте!
Молчат… И лица все бледнеют мертвенно,
Умы — в оцепенении… Да!
Римлян гонит лишь судьба жестокая
За тот братоубийства день,
Когда лилась кровь Рема неповинного,
Кровь, правнуков заклявшая.

Идет корабль, с дурным отчалив знаменьем,
Неся вонючку Мевия.
Так в оба борта бей ему без устали,
О Австр, волнами грозными!
Пусть, море вздыбив, черный Евр проносится,
Дробя все снасти с веслами,
И Аквилон пусть дует, что нагорные
Крошит дубы дрожащие,
Пускай с заходом Ориона мрачного
Звезд не сияет благостных.
По столь же бурным пусть волнам он носится,
Как греки-победители,
Когда сгорела Троя и Паллады гнев
На судно пал Аяксово.
О, сколько пота предстоит гребцам твоим,
Тебе же — бледность смертная,
Позорный мужу вопль, мольбы и жалобы
Юпитеру враждебному,
Когда дождливый Нот в заливе Адрия,
Взревевши, разобьет корму.
Когда ж добычей жирной будешь тешить ты
Гагар на берегу морском,
Тогда козел блудливый вместе с овцами
Да будет бурям жертвою!

Ночью то было — луна сияла с прозрачного неба
Среди мерцанья звездного,
Страстно когда ты клялась, богов оскорбляя
заране,

Клялась, твердя слова мои
И обвивая тесней, чем плющ ствол дуба высокий,
Меня руками гибкими,
Ты повторяла: доколь Орион мореходов тревожит,

А волк грозит стадам овец,
Длинные ветер доколь развевает власы Аполлона, —
Взаимной будет страсть твоя!
Больно накажет тебя мне свойственный нрав, о Неэра:

Ведь есть у Флакка мужество, —
Он не претерпит того, что ночи даришь ты другому, —
Найдет себе достойную,
И не вернет твоя красота мне прежнего чувства,

Раз горечь в сердце вкралася!
Ты же, соперник счастливый, кто б ни был ты, тщетно
гордишься,

Моим хвалясь несчастием;
Пусть ты богат и скотом и землею, пускай протекает
По ней рекою золото;
Пусть доступны тебе Пифагора воскресшего тайны,

Прекрасней пусть Нирея ты, —
Всё же, увы, и тебе оплакать придется измену:
Смеяться будет мой черед!

Вот уже два поколенья томятся гражданской войною,
И Рим своей же силой разрушается, —
Рим, что сгубить не могли ни марсов соседнее племя,
Ни рать Порсены грозного этрусская,
Ни соревнующий дух капуанцев, ни ярость Спартака,
Ни аллоброги, в пору смут восставшие.
Рим, что сумел устоять пред германцев ордой синеокой,
Пред Ганнибалом, в дедах ужас вызвавшим,
Ныне загубит наш род, заклятый братскою кровью, —
Отдаст он землю снова зверю дикому!
Варвар, увы, победит нас и, звоном копыт огласивши
Наш Рим, над прахом предков надругается;
Кости Квирина, что век не знали ни ветра, ни солнца,
О, ужас! будут дерзостно разметаны…
Или, быть может, вы все иль лучшие ждете лишь слова
О том, чем можно прекратить страдания?
Слушайте ж мудрый совет: подобно тому как фокейцы,
Проклявши город, всем народом кинули
Отчие нивы, дома, безжалостно храмы забросив,
Чтоб в них селились вепри, волки лютые, —
Так же бегите и вы, куда б ни несли ваши ноги,
Куда бы ветры вас ни гнали по морю!
Это ли вам по душе? Иль кто надоумит иначе?
К чему же медлить? В добрый час, отчаливай!
Но поклянемся мы все: пока не заплавают скалы,
Утратив вес, — невместно возвращение!
К дому направить корабль да будет не стыдно тогда лишь
Когда омоет Пад Матина макушку
Или когда Аппенин высокий низвергнется в море, —
Когда животных спарит неестественно
Дивная страсть и олень сочетается с злою тигрицей,
Блудить голубка станет с хищным коршуном,
С кротким доверием львов подпустят стада без боязни,
Козла ж заманит моря глубь соленая!
Верные клятве такой, возбранившей соблазн возвращенья,
Мы всем гуртом иль стада бестолкового
Лучшею частью — бежим! Пусть на гибельных нежатся
ложах
Одни надежду с волей потерявшие.
Вы же, в ком сила жива, не слушая женских рыданий,
Летите мимо берегов Этрурии;
Манит нас всех Океан, омывающий землю блаженных,
Найдем же землю, острова богатые,
Где урожаи дает ежегодно земля без распашки,
Где без ухода вечно виноград цветет,
Завязь приносят всегда без отказа все ветви маслины
И сизым плодом убрана смоковница;
Мед где обильно течет из дубов дуплистых, где с горных
Сбегают высей вод струи гремучие.
Без понуждения там к дойникам устремляются козы,
Спешат коровы к дому с полным выменем;
С ревом не бродит медведь там вечерней порой у овчарни,
Земля весной там не кишит гадюками.
Многих чудес благодать нас ждет: не смывает там землю.
Дождливый Евр струями непрестанными,
И плодоносных семян не губит иссохшая почва:
Все умеряет там Царь Небожителей:
Не угрожают скоту в той стране никакие заразы,
И не томится он от солнца знойного.
Не устремлялся в тот край гребцами корабль Аргонавтов,
Распутница Медея не ступала там;
Не направляли туда кораблей ни пловцы-финикийцы,
Ни рать Улисса, много претерпевшего.
Зевс уготовил брега те для рода людей благочестных,
Когда затмил он золотой век бронзою;
Бронзовый век оковав железом, для всех он достойных
Дает — пророчу я — теперь убежище.