Публий Вергилий - Буколики. Георгики. Энеида
Старца-отца и меня, которую звал ты супругой?"
Так причитала она, чертог оглашая стенаньем.
680 Тут изумленным очам явилось нежданное чудо:
Юл стоял в этот миг пред лицом родителей скорбных;
Вдруг привиделось нам, что венцом вкруг головки ребенка
Ровный свет разлился, и огонь, касаясь безвредно
Мальчика мягких волос, у висков разгорается ярко.
685 Трепет объял нас и страх: спешим горящие кудри
Мы погасить и водой заливаем священное пламя.
Очи воздел родитель Анхиз к созвездьям, ликуя,
Руки простер к небесам и слова промолвил такие:
"Если к мольбам склоняешься ты, всемогущий Юпитер,
690 Взгляд обрати к нам, коль мы благочестьем того заслужили,
Знаменье дай нам, Отец, подтверди нам эти приметы!"
Только лишь вымолвил он, как гром внезапно раздался
Слева,[473] и, с неба скользнув, над нами звезда пролетела,
Сумрак огнем разорвав и в ночи излучая сиянье.
695 Видели мы, как она, промелькнув над кровлею дома,
Светлая, скрылась в лесу на склоне Иды высокой,
В небе свой путь прочертив бороздою огненной длинной,
Блеск разливая вокруг и запах серного дыма.
Чудом таким убежден, родитель, взор устремляя
700 Ввысь, обратился к богам и почтил святое светило:
"Больше не медлю я, нет, но пойду, куда поведете,
Боги отцов! Лишь спасите мой род, мне внука спасите!
Знаменье вами дано, в вашей власти божественной Троя.
Я уступаю, мой сын: тебе я спутником буду".
705 Так промолвил Анхиз. Между тем доносился все громче
Пламени рев из-за стен и пожары к нам зной приближали.
"Милый отец, если так, – поскорей садись мне на плечи!
Сам я тебя понесу, и не будет мне труд этот тяжек.
Что б ни случилось в пути – одна нас встретит опасность
710 Или спасенье одно. Идет пусть рядом со мною
Маленький Юл и по нашим следам в отдаленье – Креуса.
Вы же наказы мои со вниманьем слушайте, слуги:
Есть за стеной городской пригорок с покинутым храмом
Древним Цереры; растет близ него кипарис, что священным
715 Слыл у отцов и лишь тем сохранен был долгие годы.
С вами в убежище то мы с разных сторон соберемся.
В руки, родитель, возьми святыни и отчих пенатов;
Мне их касаться грешно: лишь недавно сраженье и сечу
Я покинул, и мне текучей прежде струею
720 Должно омыться".
Вымолвив так, я плечи себе и склоненную спину
Сверху одеждой покрыл и желтой львиною шкурой,
Поднял ношу мою; вцепился в правую руку
Маленький Юл, за отцом поспешавший шагом неровным;
725 Шла жена позади. Потемней выбираем дорогу;
Я, кто недавно ни стрел, летевших в меня, не боялся,
Ни бессчетных врагов, толпой мне путь преграждавших, —
Ныне любых ветерков, любого шума пугаюсь:
Страшно за ношу мою и за спутника страшно не меньше.
730 Вот и ворота видны; я думал, путь мой окончен —
Но показалось мне вдруг, что до слуха доносится частый
Шорох шагов. И родитель, во тьму вперившийся взором,
Крикнул: "Беги, мой сын, беги: они уже близко!
Вижу: щиты их горят и медь мерцает во мраке".
735 Тут-то враждебное мне божество (не знаю, какое)
Разум похитило мой, помутив его страхом: покуда
Я без дороги бежал, выбираясь из улиц знакомых,
Злая судьба у меня отняла супругу Креусу:
То ли замешкалась где, заблудилась ли, села ль, уставши, —
740 Я не знаю досель, – но ее мы не видели больше.
Я ж оглянулся назад, о потерянной вспомнил не раньше,
Чем на священный холм к старинному храму Цереры
Мы добрались. Пришли сюда все – одной не хватало;
Мужа, и сына, и слуг ожиданья она обманула.
745 О, кого из богов и людей в тот миг, обезумев,
Я не винил? Что видал я страшней в поверженной Трое?
Юного сына, отца Анхиза, троянских пенатов
Я поручаю друзьям, укрыв их в изгибе долины,
Сам же в город стремлюсь, облачившись доспехом блестящим.
750 Твердо решаю опять превратности боя изведать,
Трою пройти до конца средь смертельных опасностей снова…
Прежде спешу я к стене и к воротам, откуда я вышел,
Тем же путем возвращаюсь назад и во тьме озираюсь:
755 Жутко повсюду душе, сама тишина устрашает.
К дому – может быть, здесь, быть может, сюда воротилась? —
Я подхожу, но в чертог уже проникли данайцы.
Пламя жадное вверх до высокой взвивается кровли,
Ветер вздувает огонь, и пожар до неба бушует.
760 Дальше иду: предо мной Приамов дворец и твердыня;
Храма Юноны пусты колоннады – только отборных
Двое стражей стоят: Улисс проклятый и Феникс[474],
Зорко добычу храня. Сюда несли отовсюду
Трои казну и престолы богов, из горящих святилищ
765 Взятые дерзко врагом, золотые чаши литые,
Груды одежд. И тут же, дрожа, вереницею длинной
Матери, дети стоят.
Даже голос подать я решился в сумраке ночи,
Улицы криком своим наполнил и скорбно Креусу
770 Снова и снова к себе призывал со стоном, – но тщетно.
Так я искал без конца, вне себя по городу рыскал;
Вдруг пред очами предстал печальный призрак Креусы:
Тень ее выше была, чем при жизни облик знакомый.
Тотчас я обомлел, и голос в горле пресекся.
775 Мне сказала она, облегчая заботы словами:
"Пользы много ли в том, что безумной предался ты скорби,
Милый супруг? Не без воли богов все это свершилось,
И не судьба тебе спутницей взять отсюда Креусу:
Не дал этого нам властитель бессмертный Олимпа!
780 Долго широкую гладь бороздить ты будешь в изгнанье,
Прежде чем в землю придешь Гесперийскую,[475] где тихоструйный
Тибр лидийский[476] течет средь мужами возделанных пашен.
Ты счастливый удел, и царство себе, и супругу
Царского рода найдешь; так не плачь по Креусе любимой!
785 Мне не придется дворцы мирмидонян или долопов
Гордые видеть и быть у жен данайских рабыней. —
Внучке Дардана, невестке Венеры.
Здесь удержала меня богов Великая Матерь.
Ныне прощай и храни любовь нашу общую к сыну!"
790 Слезы я лил и о многом сказать хотел, но, промолвив,
Призрак покинул меня и растаял в воздухе легком.
Трижды пытался ее удержать я, сжимая в объятьях,
Трижды из сомкнутых рук бесплотная тень ускользала,
Словно дыханье легка, сновиденьям крылатым подобна.
795 Ночь на исходе была, когда вновь друзей я увидел.
Тут, удивленный, нашел я толпу огромную новых
Спутников: к нам, что ни час, стекалися матери, мужи,
К нам молодежь собралась – поколенье изгнанников жалких!
Шли отовсюду они, и сил и решимости полны
800 В землю любую со мной отплыть, куда захочу я.
Тою порой Люцифер[477] взошел над вершинами Иды,
День выводя за собой. Охраняла данайская стража
Входы ворот. Наши силы уже не крепила надежда.
На плечи взял я отца и безропотно двинулся в горы".
КНИГА ТРЕТЬЯ
"После того, как был истреблен безвинно Приамов
Род по воле богов, и в поверженном царстве Азийском
В прахе простерлась, дымясь, Нептунова гордая Троя,
Нас же в изгнанье искать свободных земель побуждали
5 В знаменьях боги не раз, – корабли мы начали строить
Возле Антандра[478], в лесах, у подножья Иды Фригийской,
Стали людей собирать, хоть не знали, куда понесет нас
Рок и где позволит осесть. Весна наступила,
Вверить судьбе паруса приказал Анхиз, мой родитель.
10 Гавань, и берег родной, и поля, где Троя стояла,
Я покидаю в слезах и в открытое море, изгнанник,
Сына везу и друзей, великих богов и пенатов.
Есть земля вдалеке, где Маворса широкие нивы
Пашет фракийцев народ, где царил Ликург беспощадный.
15 Были пенаты страны дружелюбны пенатам троянским
Встарь, когда Троя цвела. Прибыв туда, у залива
Стены я заложил – хоть рок был враждебен – и дал им
Имя свое, назвав Энеадой первый мой город.
Правя у моря обряд, я мать молил Дионею,[479]
20 С нею бессмертных других, чтобы нам даровали удачу
В новых трудах, и быка приносил Юпитеру в жертву.
Рядом пригорок стоял. На его вершине разросся
Куст кизила и мирт, ощетинивший сучья густые.
Только, поднявшись на холм, я куст попробовал вырвать,
25 Чтобы покрыть алтари зеленой листвой и ветвями, —
Страшно сказать – явилось очам небывалое чудо:
Стоило первый росток мне из почвы вытащить, – тотчас
Черная кровь из корней разорванных стала сочиться,
Землю пятная вокруг. Холодным ужасом схвачен,
30 Весь задрожал я, и кровь, леденея, застыла от страха.
Снова попробовал я лозину гибкую вырвать,
Чтобы чуда причин доискаться, глубоко сокрытых,
