Гай Катулл - 33 стихотворения

Аррий всех веселил, говоря вместо «гения» — «хений»,
Вместо «героя» — «херой», вместо «герани» — «херань».
Сам он себя считал знатоком изысканной речи:
«Ты, — говорил он, — херой, ты у нас хений, браток!»
Я полагаю, что так и в семье у него говорили:
Бабка по матери, мать, вольноотпущенник-дед…
Словом, после того, как Аррий был в Сирию послан,
Для утомленных ушей отдых желанный настал,
Снова им стало легко, опасенья и страхи исчезли…
Вдруг долетела до нас страшная, черная весть:
Это случилось, едва он достиг Ионийского моря.
Греции больше нет. Хрецией стала она.

Я ненавижу тебя. Я люблю тебя. Как так? Не знаю.
Знаю, что это так, — и худо мне, как на кресте.

Квинтию многие чтут красавицей. Я не согласен.
Правда, она стройна, и высока, и бела —

Да, по частям хороша! Но в целом в ней нет обаянья,
Вроде бы все и при ней — только изюминки нет.

Лесбия — вот идеал красоты гармоничной, прелестной,
Соединившей в себе всю красоту всех Венер.[2]

Цезарь, мне безразлично, черный вы или белый,
И уж совсем все равно — нравлюсь я вам или нет.

Если безмолвные тени слышат наши рыданья
И благодарны живым за непритворную боль,

За нежеланье смириться с утратой, за верную память,
Где оживают друзья и воскресает любовь, —

Верю, что ранняя смерть для Квинтилии стала не горем,
Но утешением, Кальв, — ибо ты любишь ее.

Хрен пытается влезть на Пимплейскую гору, но тщетно:
Музы его как спихнут вилами вниз головой!

Авфиллена! Достойных подруг нельзя не восславить:
Сколько назначат — берут, что обещали — дают.

Ты же вечно берешь и уходишь, не выполнив долга —
Это обман и грабеж, равных которому нет.

Честная держит слово, а скромная не обещает.
Но обещать и не дать, деньги вперед получив —

Это уж полный разврат! Такое гнусное блядство
Может позволить себе только последняя блядь.[3]

Авфиллена! Жить с одним-единственным мужем —
Это, конечно, пример самый достойный из всех;
Но и ложиться под каждого встречного все-таки лучше,
Чем рожать детей — дяде и братьев — себе.[4]