Сборник - Древний Египет. Сказания. Притчи
Выше уже отмечались некоторые характерные черты, присущие литературному стилю и языку Древнего Египта, в том числе стремление к аллитерации, ритму и созвучию. Египтян увлекала игра слов. Не могут не тронуть сложные обороты, пышные метафоры, многочисленные и не всегда понятные сравнения. Но у древних египтян была своя, отличная от нашей эстетика, и ее следует учитывать.
Действительно, современному читателю может показаться непонятным, что увлекало обитателей долины Нила и в эпоху Среднего Царства (2100–1750 гг. до н. э.), и столетия позже – в эпоху Нового Царства в сказке о «Красноречивом крестьянине». Сюжет ее предельно прост, а речи героя полны сложными сравнениями и пышными эпитетами.
Время Среднего Царства уже сами египтяне считали «золотым веком» языка и литературы. В ту пору складываются основные формы художественного творчества, вырабатывается литературный стиль, которому подражали поколения писцов.
Называть героя сказки «крестьянином» можно только условно. Теперь это скорее дань традиции. В действительности он промышлял сбором и продажей лекарственных и иных трав, шкурами животных, различными птицами и т. п. Наименование «крестьянин» произошло от слова «сехти», которое обозначает не только земледельца, но и жителя оазиса.
Сюжет сказки весьма несложен. У обитателя одного из прилегающих к долине Нила оазисов приближенный знатного вельможи отобрал двух ослов с поклажей. В длинных и цветистых речах, произнесенных перед этим вельможей, а затем и перед самим фараоном, пострадавший добивается правосудия. Так как речь потерпевшего нравится тем, для кого она предназначалась, то его бьют, чтобы вынудить его произнести новые, еще более красноречивые жалобы. В конце концов, вдосталь насладившись ими, фараон восстанавливает справедливость.
В последние десятилетия эпохи Среднего Царства, около 1750 года до н. э., народные волнения охватили всю страну. Об этих событиях известно главным образом из двух литературных произведений, возникших в стане тех, кто с нескрываемой злобой относился к взявшемуся за оружие народу. Одно из них – «Пророчество Ноферти» (или, как читали прежде, Ноферреху) – сохранил папирус эрмитажного собрания № 1116 В, другое – «Речения Ипусера» (прежнее чтение Ипувера) – Лейденский папирус № 344.
Начало «Пророчества Ноферти» несколько напоминает сказку о фараоне Хуфу и чародеях. Мудрец Ноферти – «превосходный муж, у которого добра больше, чем у ему подобных», призванный, чтобы развлечь скучающего царя, предрекает ему будущее. Он «содрогаясь» описывает грядущее восстание, когда «владельцы лишатся своего имущества, а посторонние будут удовлетворены», когда «нижнее станет верхним».
«Речения Ипусера», сохранившиеся, к сожалению, далеко не полностью – начало и конец утрачены, а в середине имеются многочисленные лакуны, – состоят из семи стихотворных отрывков и нескольких прозаических. Стихотворения построены по принципу, обычному для египетского стихосложения: каждый стих начинается одним и тем же вводным словом – рефреном. В первом стихотворении рефреном служит слово «воистину», во втором – «смотрите» и т. д.
Считалось, что «Речения Ипусера» лишены какой бы то ни было реальной исторической основы. Их относили к произведениям мессианистической литературы, считали то диалогом-поучением, то религиозной мистерией. Однако академик В. В. Струве, сравнивая настоящий текст с ритуалами древнеегипетских мистерий, не нашел между ними никакого ни внешнего, ни внутреннего сходства. Еще в 1917 году он пришел к выводу, что «Речения Ипусера» представляют собою политический памфлет, отображающий идеологию ущемленной восстанием знати, и что ближайшие аналогии подобного рода нетрудно отыскать в книгах иудейских «пророков» VIII–VII вв. до н. э., сохраненных Библией. Им же тогда была опровергнута принятая многими европейскими учеными датировка этого памятника, относившая время его возникновения к периоду Древнего Царства. На основании тщательного исторического анализа академик В. В. Струве показал, что «Речения Ипусера» возникли значительно позже – в XVIII в. до н. э. Впоследствии вновь опубликованные документы подкрепили его выводы. И все же Лейденский папирус, наряду с некоторыми поучениями и «Пророчеством Ноферти», остается одним из старейших памятников политической полемической литературы.
Сохранились и сатирические произведения. В «Наставлениях писцу» приведен отрывок из «школьной» рукописи, очень образно и с едким юмором рисующий поведение нерадивого писца, предающегося развлечениям и пренебрегающего наукой.
Как уже отмечалось, пока неизвестны литературные памятники, которые по древности и разнообразию форм могли бы сравниться с литературными произведениями Древнего Египта. Но древностью обусловлены и многие их особенности. Однако нельзя не отдать должного чувствам, которые воодушевляют героев, или мыслям, которые они высказывают. Прежде всего это любовь к своей стране. Ею диктуются поступки потерпевшего кораблекрушение, Синухета, Унуамона. Все они, вынужденные по той или иной причине находиться на чужбине, тоскуют по Египту. И нет для них большего счастья, чем возможность возвращения на берега Нила. Недаром Нилу посвящен гимн, полный благодарности великой реке – кормилице и благодетельнице всего живого. Ведь Египет в подлинном смысле слова, по образному выражению Геродота, является «даром Нила». Это прекрасно сознавали и сами египтяне, восклицавшие, обращаясь к Нилу:
Весь Египет – твоя земля!
Ты радеешь о бедняках,
Наполняешь зерном закрома
И просторные житницы.
В равной степени характерна и привязанность египтян к семье, к близким. Лучше всего это выражено в словах доброго змея – владыки чудесного острова, на который попадает герой сказки «Потерпевший кораблекрушение»: «Если ты мужествен, овладей собой! Будь смел, и ты обнимешь своих детей, ты поцелуешь свою жену, ты увидишь свой дом, – а что может быть лучше этого?»
Но этим далеко не исчерпывается значение древнеегипетской литературы. Большая часть ее – древнейшее свидетельство художественного творчества человека. В древнеегипетской литературе впервые встречаются многие литературные приемы, и притом довольно сложные, которые применяются и поныне во всех литературах мира. Например, «рамка» с самостоятельным сюжетом, которая позволяет объединить в единое целое несколько не связанных между собой отдельных произведений. Эта «рамка» объединяет вместе сказки о фараоне Хуфу и чародеях. В сказке о Сатни-Хемуасе мир реальный сливается с миром фантазии. Это сделано чрезвычайно искусно, и читатель почти до самого конца остается в полном неведении, что развивающиеся события происходят во сне, а не наяву.
Наконец, многие сюжеты, разрабатываемые в фольклоре и литературе почти всех народов мира, впервые получили литературное оформление в древнеегипетских сказках. Тому можно привести сотни примеров. Достаточно указать, что сказка «Рампсинит и неуловимый вор» имеет параллели в сказках немецких, датских, английских, русских, кипрских, тибетских, индийских, китайских, осетинских, арабских, чешских, бретонских, сицилийских и т. д. Сказка о «Потерпевшем кораблекрушение» перекликается со «Сказкой о Синдбаде-мореходе» из «Тысячи и одной ночи», а басня «Лев и мышь» чрезвычайно близка басне древнегреческого баснописца Эзопа. Это не означает, что Египет вообще является родиной сказки, но более древних сказок, чем египетские, пока неизвестно.
Настоящий сборник избранных литературных произведений Древнего Египта – первый опыт их перевода для массового читателя. Это значительно усложняло работу переводчиков. О трудностях, сопряженных с изучением древнеегипетского письма, говорилось выше. Правда, мы располагаем теперь словарями и грамматиками, но само изучение языка древних египтян началось относительно недавно, и значение многих слов еще окончательно не выяснено. Кроме того, неповрежденный папирус представляет собой большую редкость. От одних дошли только отдельные страницы без начала и конца, другие изобилуют пропусками. Если упомянуть о ряде недоразумений, возникающих в связи с ошибками и описками, то получится ясная, но далеко не полная картина тех трудностей, с которыми сталкивается каждый переводчик древнеегипетских текстов.
До сих пор произведения древнеегипетской литературы переводились преимущественно текстуально. Такого рода переводы представляли интерес главным образом для специалистов. Настоящий сборник ставит перед собой иные задачи. Переводчики стремились познакомить читателя с древнейшими памятниками мировой литературы как с художественными произведениями. Стараясь сохранить максимальную точность перевода, они исходили прежде всего из требований, предъявляемых к художественному переводу вообще. Поэтому данный перевод не является обычным лингвистическим подстрочником, принятым в египтологии. В целях соблюдения художественной целостности недостающие части отдельных произведений были восполнены по восстановлениям крупнейших египтологов – Г. Масперо, Ф. Гриффитса, А. Гардниера, В. Шпигельберга, а также Г. Эберса, с некоторыми изменениями как стилистическими, так и смысловыми, которые переводчики сочли необходимым внести.
