Сунь-цзы - Искусство войны
К ним придавали также нестроевой состав – кашеваров, каптенармусов, конюхов, чернорабочих для подноски топлива и воды, всего 25 человек. Следовательно, они явно не предназначались для боя, по крайней мере для наступательных операций. Но в то же время они делались исключительно хорошо защищенными от стрел. В трактате У-цзы описывается, что их сверху донизу обивали кожами, прикрывали кожами колеса и т. д. (У-цзы, Введение). Поэтому, если во время похода легкие колесницы естественно шли впереди, а тяжелые сзади, то на стоянках легкие располагались внутри, тяжелые снаружи, образуя как бы укрепленный лагерь. Во время же боя тяжелые колесницы ставились позади фронта сплошной стеной и служили укрытием для своих солдат. Таким образом, когда Чжан Юй называет тяжелые колесницы оборонительными, он прав: это – большие, так сказать, бронированные обозные фургоны, используемые и как укрытие, и при обороне.
9
Комментаторы пробуют определять, чему равнялась та тысяча миль, о которой говорит Сунь-цзы, в мерах их времени. Если взять самого близкого к нам по времени комментатора (из старых, конечно), который затрагивает этот вопрос, – Сорая, то он исчисляет один чжоуский фут в 7,2 японских дюйма его времени, 8 чжоуских футов составляют 1 сажень, то есть 5 футов и 7,6 дюйма японских; одна миля равна З00 саженям, то есть 172 сажени и 8 футов японских, иначе 4 те и 48 кэн, 1000 миль, таким образом, равна 4800 японских те, то есть несколько более 133 японских миль. В переводе на европейские меры это будет около 450 км. Считаясь с тем, что чжоуский фут был в эпоху Чжоу не везде одинаков, Сорай допускает колебание этой цифры от 100 до 133 японских миль, то есть приблизительно от 350 до 450 км ( Сорай , цит. соч., с. 30). Впрочем, как об этом говорилось и в комментарии, вряд ли есть какая-нибудь надобность в этих точных вычислениях: текст Сунь-цзы не следует понимать в данном случае буквально, а принимать его выражение «1000 миль» за общее обозначение далекого расстояния.
10
О слове «князь» здесь и всюду ниже см. примечания к главе II.
В переводе текста главы II мною употребляется слово «князья». Так я передаю по-русски китайское обозначение «чжухоу». Такой перевод является обычным в китаеведческой практике, и я не нахожу нужным его менять. К тому же я считаю его правильным и по существу, так как русское слово «князья» может служить и служит общим обозначением владетелей представленных в истории различных типов государственных образований, за исключением носителей верховной власти, стоящей – номинально или фактически – над властью отдельных «князей». Именно такой смысл и имеет китайское чжухоу. В связи с этим предупреждаю, что всюду в дальнейшем у меня будет встречаться слово «князь». Этим общим наименованием я позволяю себе передать все те титулы владетельных князей, которые существовали в период Чуньцю. Как известно, это – титулы «гун», «хоу», «бо», «цзы и «нань». Конечно, в этих разных титулах отражается известная градация в положении (по крайней мере, в «юридическом» смысле) правителей отдельных владений того времени, но мне кажется, что отразить эту градацию в переводе следует только тогда, когда переводится текст, где эта градация играет существенную роль. Когда же этого нет, всех этих владетелей можно обозначать общим словом «князья», тем более что такое общее обозначение их существует и в китайской истории: это – слово «чжухоу», то есть как раз то, которое в этой главе и дано. При этом как в русском слове «князья» один из титулов служит обобщающим обозначением всех прочих, так и в китайском «чжухоу» в качестве обобщающего обозначения взят также один из титулов – «хоу».
Я употребляю русское «князь» для обозначения владетелей времен Чуньцю, входящих в общую категорию «чжухоу», но не для обозначения чжоуских правителей, титул которых был, как известно, «ван». Этот титул я передаю русским «царь». Конечно, это возможно только для тех времен, но не для позднейших, когда «ван» получило значение «князь», «принц». Для передачи еще одного титула, встречающегося в памятниках того времени, титула «ди», я сохраняю принятый перевод «император». Поясняю, что во всех этих случаях я говорю о переводческой передаче китайских обозначений; вопрос об историческом существе той власти, которая обозначалась каким-либо из этих титулов, совершенно особый.
11
Слово «чжун-юань» я перевожу здесь русским «страна». Собственно говоря, этим словом обозначалась центральная равнинная часть территории Китая, расположенная по течению Хуанхэ, особенно земли, составляющие ныне провинции Шаньдун и Хэнань. Некоторые комментаторы так и считают, прибегая в связи с этим к крайне искусственному толкованию этого места трактата, как это делает, например, Сорай. Основой такого их толкования служит соображение, что Сунь-цзы, находившийся в княжестве У, не мог назвать так территорию своего княжества: оно было расположено к югу от Янцзы-цзяна по нижнему течению этой реки. Однако не нужно забывать, что это же слово получило значение «страны» вообще. Поэтому вполне возможно, что в таком смысле оно и здесь употреблено.
12
Выражение «цюню» одни понимали как «волы, поставляемые сельскими общинами», другие – как «большие волы», основываясь на том, что слово «цю» может значить «большой». Я ставлю по-русски просто слово «волы», считая в то же время, что предыдущий текст совершенно ясно указывает, что здесь речь идет о волах, поставляемых общинами. Оснований для того, чтобы считать слово «цю» в сочетаниях «цюи» и «цюню» различным по смыслу, нет никаких, тем более что речь все время идет об одном и том же. Кроме того, нигде во всем трактате нет ни одного случая употребления иероглифа «цю» в значении «большой». Поэтому толкование Ли Цюаня, к которому с некоторыми оговорками присоединяется и Сорай, должно быть безусловно отвергнуто.
13
Я позволил себе на место китайских «чжун» и «дань» поставить русские «фунт» и «пуд». Конечно, это не соответствует действительным весовым соотношениям этих мер. Кроме того, китайские «чжун» и «дань» – меры сыпучих тел, а не веса, и по-русски следовало бы взять что-либо вроде «четверти» и «гарнца». Но дело здесь не в точных мерах. Сунь-цзы просто указывает на то, что известное количество провианта и фуража, полученное на месте, по своему значению во много раз превышает то же количество, доставляемое издалека, или, иначе говоря, экономически гораздо выгоднее получить то, что нужно, на месте, чем возить издалека. Так как в данной фразе Сунь-цзы единственно важна именно эта мысль, я и позволил себе, чтобы сразу сделать ее ясной для русского читателя, на место ничего не говорящих русскому слуху названий древних китайских мер подставить знакомые русские слова. О реальной величине «чжун» и «дань» сведения дают все комментаторы. Кода в переводе на современные японские меры исчисляет один чжун в шесть коку и четыре то, один дань – в 20 коку ( Кода, Оба , цит. соч., с. 81). Это составляет 32,7 бушеля (1 чжун) и 99,2 бушеля (1 дань).
14
Сорай дает совершенно иное толкование этому месту II главы. По его мнению, Сунь-цзы здесь говорит о том, чтобы передать отнятые от противника колесницы самим же сдавшимся неприятельским воинам, именно тем, кто первыми изъявил покорность. Иначе говоря, Сорай предполагает, что захват колесниц противника происходит путем сдачи воинов противника. Таким образом, можно воздействовать на психологию сдавшихся и привлечь их на свою сторону, а с другой – подействовать и на прочих, побуждая их к сдаче. Однако на всякий случай следует принимать и некоторые меры предосторожности, а именно: на колесницах вперемежку со сдавшимися следует рассадить и своих воинов или же сдавшихся раньше и уже проверенных, рассадить так, чтобы из троих воинов, составлявших команду колесницы, один или двое были вполне надежными.
Такое понимание основано на толковании одного слова текста – указательного местоимения «ци», которое в этом абзаце встречается два раза. Сорай считает, что это местоимение должно указывать на одно и то же. В первый раз оно встречается в словосочетании «отдай в награду тем, кто первым…» и т. д., во второй раз – в словосочетании «перемени на них (собственно: «те») знамена». Так как во втором случае совершенно ясно, что местоимение «те» указывает на знамена, находящиеся на отнятых колесницах, то и в первом случае «тем» должно относиться к противнику, то есть фраза должна иметь смысл «отдай их в награду тем, кто первым сдался» ( Сорай , цит. соч., с. 45).
Эта аргументация вполне основательна, но все же принять толкование Сорая нельзя. Ведь если следовать его толкованию, то слово «дэ» нужно будет понимать как «сдаваться», в то время как оно означает «овладевать». Могут сказать, что это чисто словарный подход к делу. Вряд ли это, однако, правильно: в знаменитом приказе У-цзы перед битвой при Си-хэ, приведенном в VI главе его трактата, именно этот глагол употреблен в приложении к колесницам, и именно в смысле «захватывать». «Командиры и солдаты, – говорит этот полководец, – каждому из вас предстоит встретиться – кому с колесницами противника, кому с его пехотой, кому с его конницей. Помните, что, если каждая колесница не захватит («дэ») колесницы противника, каждый всадник не захватит его всадника, каждый пехотинец не захватит его пехотинца, пусть мы и разобьем его армию, все равно заслуг не будет ни у кого». Совершенно ясно, что этот глагол применяется именно в смысле захвата трофеев. Поэтому понимание его как «сдаваться» представляет исключительную натяжку. Далее, если следовать Сораю, то глагол «перемешивать» следует отнести к солдатам: «перемешай солдат на колесницах – своих с только что захваченными». Но грамматически ясно, что в словосочетании «чэ цза» этот глагол относится к колеснице, других слов в этом сочетании нет и не может даже подразумеваться, так как последующий знак свидетельствует, что мысль словосочетания закончена. В таком случае получается вполне реальный смысл: перемешать, смешать захваченные колесницы со своими, то есть включить их в состав своих сил. Два же одинаковых местоимения можно отнести к колесницам противника и перевести всю фразу так: «раздай (их) в награду тем, кто первым их захватил, и перемени на них знамена».
