Robert Carroll - Соварь скептика, том 1 редакция 2 (2012 год)
Перевод Евгения Волкова
ПСИХОАНАЛИЗ
"В действительности я не ученый, не наблюдатель, не экспериментатор, не мыслитель. По темпераменту я не кто иной, как конквистадор — искатель приключений, если хотите перевести это — со всем любопытством, дерзостью и настойчивостью, свойственной людям этого сорта" (Зигмунд Фрейд, письмо Вильгельму Флиссу, 1 февраля, 1900).
"К 1950–м и 60–м годам предупреждения учителя были затоплены в шуме возбужденных голосов. Психоаналитики и психиатры могли лечить даже шизофрению, самую пугающую психическую болезнь. Они заявляли, что могли делать это, просто беседуя со своими пациентами (Dolnick, 12).
Лучше подвергается психоанализу тот, кто, не важно в чем, несостоятелен в текущий момент, но в своей основе или потенциально является сильной личностью. Этот человек, возможно, уже достиг удовлетворенности — с друзьями, в браке, на работе или посредством особых интересов и хобби, но, тем не менее, значительно подавлен продолжительным воздействием таких симптомов, как депрессия или тревога, сексуальная или физическая несостоятельность, или чувствует физическое недомогание без очевидных, лежащих в основе физических причин. Кто‑то может быть измучен тайными ритуалами, навязчивостями, или повторяющимися мыслями, которых больше никто не осознает. Другой может жить ограниченной жизнью в изоляции и одиночестве, неспособный чувствовать близость к кому‑либо. Жертвы детского сексуального насилия могут страдать от неспособности доверять другим. Некоторые люди начинают анализ из‑за повторяющихся неудач в работе или в любви, приводящие к саморазрушительным стереотипам поведения. Другие нуждаются в анализе потому что способ, которым они живут — их характер — значительно ограничивает их выборы и их удовольствия." (Американская Психоаналитическая Ассоциация)
Зигмунд Фрейд (1856–1939) считается отцом психоанализа, который может быть дедушкой всех псевдонаучных методов психотерапии, уступая только Саентологии, как чемпиону по количеству ложных и вводящих в заблуждение заявлений о разуме, психическом здоровье и психических заболеваниях. Например, шизофрению и депрессию психоанализ считает не мозговыми расстройствами, а нарциссическими. Аутизм и другие заболевания мозга не проблемы мозга, но материнские проблемы. Эти заболевания не требуют фармакологического или поведенческого лечения. Они требуют только терапии «разговором». Аналогичные способы предлагаются для нервной анорексии и синдрома Туретта (Hines 1990: 136). Есть ли научные доказательства верности психоаналитического лечения этих заболеваний? Нет.
Современный психоанализ может быть научно обоснован, но работы Фрейда были основаны на воображении и личных выводах из работы с пациентами. Это не доказывает эффективность текущего психоаналитического лечения. Речь идет о Фрейде и некоторых из его ранних последователях.
Фрейд думал, что он понял природу шизофрении. Это не заболевания головного мозга, но нарушение в бессознательном, вызванное нерешенным чувством гомосексуализма. Тем не менее, он утверждал, что психоанализ не будет работать с шизофрениками, поскольку такие пациенты игнорируют их терапевта и устойчивы к лечению (Dolnick 1998: 40). Последователи психоанализа утверждали с равной убежденностью и равным отсутствием научно доказанных оснований, что шизофрения вызвана подавляющим материнством. В 1948 году, Фрида Фромм–Рейхман, например, ввела термин «шизофреногенная мать», для обозначения матери, чей стиль воспитания является причиной развития у ребенка шизофрении (ibid. 94). Другие аналитики поддержали это мнение анекдотами и интуитивными постижениями и около 20 последующих лет многие следовали ее ошибочному примеру.
Вы бы стали лечить сломанную ногу или диабет «разговорной» терапией или интерпретацией снов пациента? Конечно, нет. Представьте реакцию диабетика, которому сказали, что его заболевание спровоцировано «мастурбационным конфликтом» или «вытесненным эротизмом». Пациенту с равным успехом можно сказать как то, что он одержим демонами, так и дать психоаналитическое объяснение его физическому заболеванию или расстройству. Какая разница между изгнанием демонов шаманом или священником и изгнанием детского опыта психоаналитиком? Так почему же некоторые до сих пор поддерживают мнение о том, что нейрохимические или другие физические расстройства вызваны подавленным или сублимированным сексуальным травматическим детским опытом или принимающими желаемое за действительное фантазиями? Вероятно, по той же причине, что и теологи не прекращают тщательно разрабатывать концепции, которые перед лицом непреодолимых доказательств являются не более чем обширными метафизическими паутинами. Они добиваются множества институциональных подкреплений для своих социально созданных ролей и идей, большинство из которых не может быть подвергнуто эмпирической проверкой. Если их идеи не могут быть проверены, они не могут быть опровергнуты. Что не может быть опровергнуто и также имеет поддержку влиятельного учреждения или истеблишмента, может длиться века и быть уважаемым и достоверным, невзирая на свою фундаментальную пустоту, недостоверность или способность нанести вред.
Самой фундаментальной концепцией психоанализа является понятие бессознательного как хранилища подавленных воспоминаний травматических событий, которые непрерывно влияют на осознанные мысли и поведение. Научно доказанных фактов для подтверждения идеи существования бессознательного подавления недостаточно, однако достаточно данных о том, что сознательные мысли и поведение находятся под влиянием неосознаваемых воспоминаний и процессов.
Связаны с этими сомнительными предположениями психоанализа и два в равной степени спорных метода исследования мнимых воспоминаний, скрытых в бессознательном: свободные ассоциации и интерпретация снов. Ни один из методов не поддается научной формулировке или эмпирической проверке. Оба являются пустыми метафизическими идеями, на которых спекулируют без какой‑либо возможности проверить их в реальности.
Научные исследования процессов работы памяти не подтверждают психоаналитическую концепцию существования бессознательного как хранилища подавленных сексуальных и травматических воспоминаний детского или подросткового возрастов. Здесь, однако, достаточно доказательство, что существует тип памяти, которой мы не осознаем, но в котором есть воспоминания. Этот вид памяти ученые обозначают имплицитной.
Имеется достаточно доказательств, что для того, чтобы иметь воспоминания, требуется обширное развитие фронтальных долей, которого недостаточно у младенцев и маленьких детей. Так же, чтобы воспоминания надолго сохранялись, они должны быть закодированы. Если кодирование не доступно, то впоследствии развивается амнезия, как в случае многих наших снов. Если же кодирование слабое, то всего лишь фрагментарные и имплицитные воспоминания могут быть всем тем, что остается от непосредственного опыта.
Таким образом, вероятность младенческих воспоминаний жестокого обращения или чего‑либо другого в этом роде, сводится к нулю. Имплицитные воспоминания грубого обращения возникают, но не при условиях, которые являются основой для подавления. Имплицитные воспоминания насилия формируются, когда личность находится под их неосознаваемым длительным воздействием и не может закодировать этот опыт очень глубоко. Например, жертва изнасилования может не помнить, что было изнасилование. Нападение произошла на кирпичной тропе.
Слова «кирпич» и «тропа» впечатываются в ее уме, но она не связывает их с изнасилованием. Она становится очень расстроенной, когда возвращается к месту изнасилования, хотя и не помнит, что здесь произошло (Schacter: 232). Маловероятно, что гипноз, свободные ассоциации или любой другой терапевтический метод поможет вспомнить жертве, что с ней произошло.
У нее нет точного воспоминания, потому что она была неспособна глубоко закодировать травму насильственного нападения, которое явилось причиной потери осознанности. Самое большее, что может сделать психоаналитик или другой терапевт, придерживающийся концепции вытесненных воспоминаний, — это создать ошибочное воспоминание у жертвы, причиняя боль еще раз.
Существенно связанным с психоаналитическим взглядом на репрессию является предположение, что характер обращения родителей с детьми, особенно материнское воспитание, есть первопричина многих, если не большинства, проблем взрослых людей — от личностных расстройств до эмоциональных проблем и психических заболеваний. Мало сомнений в том, что если детей жестоко воспитывали в детстве, то их взрослая жизнь будет находиться под сильным влиянием такого обращения.
Большим концептуальным скачком является (умозаключение) от этого факта к идее, что все сексуальные переживания в детстве являются причиной проблем в дальнейшей жизни, или, что все проблемы в дальнейшей жизни, включая сексуальные проблемы, возникают благодаря детскому опыту. Научных подтверждений этому нет.
