Лайза Пикард - Викторианский Лондон
«Вращение цилиндра» было столь же бессмысленной работой, но тюремные власти усматривали в ней пользу: ее можно было делать в камере, не нарушая изоляции, в которой находился узник. Еще в тюрьме имелся рычаг, вращавший барабан с комплектом черпаков внутри, которые забирали песок и опустошались по мере хода. За восемь часов можно было совершить, как предполагалось, 10 000 оборотов. В качестве работ вне тюрьмы производилась «тренировка с ядром» каждый день по часу или больше. Первый из стоявших в ряду людей поднимал тяжелое пушечное ядро и передавал его соседу, тот бросал ядро на землю, поднимал его и передавал по цепочке следующему… Когда ядро доходило до конца ряда, производимые действия совершались в обратном направлении.
Обычным принудительным трудом в тюрьмах было щипание пакли, которым занимались как женщины, так и мужчины, не только в тюрьмах, но и в работных домах. Разница состояла лишь в том, что приговоренный к тяжелой работе имел ежедневную норму в 6 фунтов, что втрое превышало норму остальных. Но это, по крайней мере, не было бессмысленной работой, пагубно воздействовавшей на душу. Щели в деревянных корпусах плавательных средств приходилось конопатить, и лучшим материалом для этого служили старые, раздерганные на волокна веревки — пакля.
* * *К 1861 году смертные приговоры выносились лишь в отношении лиц, совершивших убийство или особо тяжкое преступление. Количество убийц, казненных через повешение, было невелико. В 1854 году на виселицу были отправлены только пятеро. Годовой показатель составлял от 9 до 16 человек.[882] Привычные для предыдущего века «шествия к Тайберну» (близ Марбл-арч) с присущими им буйным весельем и разнузданностью были упразднены, но казни оставались публичными и проводились по месту заключения преступника. В 1849 году супругов Маннинг повесили на Хорсмонгер-лейн близ «Слона и замка». Тридцать тысяч народу собрались посмотреть на казнь, в их числе и Чарльз Диккенс. «За весьма скромную плату в 10 гиней мы получили возможность обозревать все происходившее сверху из окна кухни на верхнем этаже [дом находился напротив тюрьмы]». Поведение пьяной толпы в эту ночь сопровождали «всякого рода бесчинства и непристойные выходки…».[883]
После казни четы Маннинг Диккенс выступил на страницах «Таймс» с требованием, чтобы впредь казни не были публичными, однако эти жуткие зрелища продолжали демонстрироваться на протяжении последующих двадцати лет. Диккенс также предлагал обязать палача Калкрафта «воздерживаться от недостойного балагурства, грубых шуток, святотатства и пьянства». По крайней мере, «дни повешения» были перенесены с понедельника на среду, поскольку значительное количество рабочих уже привыкли брать отгул, «святой понедельник», чтобы присутствовать на казни. По случаю казни миссис Маннинг надела черное атласное платье, и это привело к тому, что «в этом сезоне в обществе перестали носить платья из черного атласа».[884] Диккенс передал ужасающие подробности сцены казни: «два силуэта тел повешенных выделялись на фоне ворот [тюрьмы]; один выглядел как обвисший, свободно болтающийся мужской костюм, словно его владелец выскользнул из него; женский имел четкие очертания, будучи затянут в корсет и искусно наряжен, так что, когда тело медленно раскачивалось из стороны в сторону, его вид нисколько не менялся».[885]
Глава 22
Религия
В 1851 году представители среднего класса Англии пережили потрясение. В первый — и последний — раз была проведена «религиозная перепись населения»; она преследовала невыполнимую задачу: определить современное состояние религиозности, подсчитав число присутствующих на богослужении в одно конкретное воскресенье (30 марта), чтобы проверить, достаточно ли в храмах мест для прихожан. Результаты переписи произвели сенсацию и разошлись в количестве 21 000 экземпляров. Выводы развеяли представление викторианцев о себе как о верных богобоязненных членах Церкви Англии. Менее половины англичан вообще посещали какую-либо церковь и менее половины из них — англиканскую. Составитель отчета Хорас Манн мрачно заметил, что «огромная часть англичан, к прискорбию, постоянно пренебрегает церковными обрядами».[886] В бедном округе Бетнал-Грин на востоке Лондона с населением более 90 000 человек какую-либо церковь посещали только 6024. Где же были остальные?
Назначив перепись на воскресенье, власти проигнорировали 20 000 лондонских евреев. Но самую многочисленную категорию отсутствовавших составили представители рабочего класса.[887] В отличие от конторских служащих, принадлежавших к среднему классу, рабочий день городских низов начинался в шесть утра и продолжался двенадцать часов, не считая субботы, когда все больше работодателей гарантировало своим сотрудникам наполовину сокращенный рабочий день. По субботам рабочий ходил за покупками с женой, а остаток дня использовал для развлечений и отдыха. Всего раз в неделю он мог вернуться домой поздно вечером, так как на следующий день ему не надо было подниматься до рассвета.
По воскресеньям ему было трудно преодолеть искушение понежиться в постели. Воскресный обед был священной семейной традицией. Хозяйка дома все утро хлопотала на кухне, готовя свои коронные блюда. А для мужчины наступало время заглянуть в парикмахерскую, чтобы побриться и обсудить последние новости. Во время утренней церковной службы пабы были закрыты, но если кому-нибудь хотелось выпить или опохмелиться, то за три пенса можно было купить у парикмахера рюмку бренди или целебного рома со специями.
«Если рабочий, по одежде которого видно, что он рабочий, зайдет в церковь, ему предложат бесплатное место… тогда как хорошо одетому человеку предложат сесть на скамью со спинкой». Впрочем, за удобное место «хорошо одетый человек» мог и платить. Плата за церковные места составляла значительную часть приходского дохода. В 1865 году леди Фредерик Кавендиш с мужем поселились недалеко от церкви Сент-Мартин-ин-де-Филдс. «Так как служба велась достойно и проповедь была хорошей, мы решили приобрести места в нашем будущем приходе для себя и наших слуг… и были неприятно поражены торгашеским поведением священника, со всей очевидностью обнажившим одиозность продажи церковных мест».[888]
Некоторые священники упорно пытались убедить рабочих посещать церковь, даже в рабочей одежде, но чувство нежелательности своего присутствия было нелегко преодолеть. В 1849 году конгрегационалистский священник дал уничижительное описание церковных нравов:
Здесь, в Великобритании мы приносим классовые различия в дом Господень… бедняку дают понять, что он беден, а богачу, что он богат… отгороженное место в церкви, возможно, с ковром и занавесками, и далее скамьи различного достоинства, бесплатные места, если они вообще существуют, сохраняют разделение между классами… мы выделяем особые места для бедных, так как патологически боимся нищеты…[889]
Хорас Манн, верный приверженец англиканской церкви, был вынужден с этим согласиться. Как у среднего, так и у высшего класса «регулярное посещение церкви считается одним из признаков благопристойности… легко заметить, что доля представителей низших классов в приходе ничтожно мала».[890]
* * *Прежняя приходская организация Лондона, когда люди в обязательном порядке посещали свой церковный приход, исчезла. Для тех, кто решил посетить англиканскую службу, Церковь Англии предлагала смущающее разнообразие богослужений, свободно группирующихся вокруг так называемых широкой, высокой и низкой церквей, к которым позже присоединились приверженцы обрядности.[891] Крайст-Черч на Лиссон-Гроув в Марилебоне являла собой пример широкой церкви. Там и сейчас хорошо одетые прихожане из среднего класса удобно сидят на скамьях с высокими спинками и безмятежно предаются размышлениям или сну, вдали от посторонних глаз, не опасаясь вторжения чужаков или бедных — кто знает, что они замышляют? — под знакомые звуки англиканской службы, плывущие над их головами. У аристократов с Беркли-сквер тоже есть неподалеку своя церковь, также широкая по своему вероучению, но только для высшего класса. Часовня Сент-Джеймс в Марилебоне, тоже принадлежащая широкой церкви и вмещающая 1500 человек, по воскресеньям была заполнена до предела. (Слово «часовня», обычно обозначающее место нонконформистских богослужений, здесь не имеет этого значения.) Любые религиозные сомнения можно было устранить, прочитав 39 статей в конце Книги общей молитвы, составленной во времена Тюдоров и подтвержденной Карлом II после возвращения на престол. Знакомый язык авторизованного перевода Библии и Книги общей молитвы местами был непонятен, но общий смысл всегда оставался ясным.
