Сергей Кучеренко - Рыбы у себя дома
Самое интересное в этих птахах было то, что они бесстрашно и свободно ныряли в стремительный поток реки, легко осиливали его напор, сильно гребя крыльями в оригинальном «полете» в воде. И были они при этом в таком густом бисере воздушных пузырьков, что казались серебристо-белым чудом.
С противоположного скалистого яра в речку падал тонкослойный, но широкий водопад, отсекающий тенистую нишу под каменной нависью. Оляпки играючи пронизывали этот водопадик и словно куда-то дальше улетали по невидимым нам коридорам. Но Федя пояснил: там гнездо…
Об этом я и сам догадался, но удивился сказанному Федей: «Где оляпка — там и харьюз, и ленок. А знаешь, почему? Да потому, что любят все они собирать на дне один и тот же харч — ручейников, рачков, улиток, малечков. И где этой мелюзги больше всего — там и оляпка, и ее водяные соседи-конкуренты… Ты посиди немного, я тем временем докажу, что правду говорю тебе, и только правду… Хотя и погода не для клева».
Через пару минут он уже забрасывал удочку. Крючок с наживкой умело проводил над дном. Вытаскивал его из воды и снова опускал. Отошел он от меня всего метров десять — и уже выдернул и бросил в котелок хариуса. Рядового, 10-дюймового. А пока я докуривал сигарету, в тот котелок шлепнулся восьмой — такой же 10-дюймовый. Уже на ходу спросил его: «Где же ленки?» Федя ответил откровенным удивлением: «Я же их не ловил, я забрасывал на харьюза. Ленок стоит в это время в других местах…» Мне стало немного неловко. Опять подумал: как же много знает этот нанаец по имени Федя Уза.
Вечером, пока он раздувал коптильню, я чистил хариусов, сдирая крепко сидящую чешую. Мой спутник стал настраивать сковородку на камнях, подсунув между ними немного угольков и прутиков. А когда зашкворчали на ней хариусы, продолжал просвещать меня: «Я как-то в мае рыбачил, хариус нерестился и не клевал. Спаровались они, играют — не до еды им… Знаешь, как интересно икру откладывают? А в ямки, где мелкая галечка с песком. Трутся, суетятся. А икру зарывают! Что маленькая кета! Даже икринки такие крупненькие, тяжеленькие и почти красные. И нерестятся-то там, где роднички бьют, но в затишках, чтоб не так сносило икру. А малечки выклевываются почти через месяц!.. Но что хочу сказать. К концу лета мелюзга уже с лезвие твоего скальпеля, и такие же блестящие, только в поперечных темных пятнышках. Стайками шныряют. И вот подсмотрел я как-то: налетел на такой табунок на мелком месте крупный харьюз, ударил хвостом, оглушил кой-каких и заглатывает. Я от возмущения камнем в него… А потом подобрал двух еще не оклемавшихся малявок и — на крючок их. И вытащил того разбойника. Поболее вчерашнего был. А пока он прыгал по косе, из него три таких харьюзеночка и выскочило».
Подумал я, подумал, посматривая на своего спутника, а тот на меня поглядывает, ожидая ответа. И я сказал:
«В мире животных жестокость — в наших оценках — часто целесообразна. Даже необходима. Мы еще многого не знаем. О том же хариусе — ведь его в этой речке еще хватает, может, даже излишек населения иногда появлялся, при котором срабатывают механизмы саморегуляции численности… Не исключено, что в таких вот стайках мальков от разбойного налета оглушаются самые слабые, которых природа всегда выбраковывает…»
Утром следующего дня я встал рано, но Федя опередил меня намного: он успел уже поймать трех великолепных ленков и дюжину хариусов… Уловив мое намерение рыкнуть: «Зачем рыбачил?», он набрал в руки золы и посыпал ею склоненную голову: «Прости, Петрович, нанайца… Ведь рыба с древности для нас — главное в жизни…»
Не мог я его ругать: всего в два дня сделал он меня грамотным харьюзятником и преклонил перед живым серебром хрустальных омутов.
Да, у каждого рыбака свои пристрастия, о горных районах, где нет карасино-сазаньих обителей, где все реки шумны и холодны, кого же еще любить, как не хариуса, ленка да тайменя! А харьюзятники после того похода с Федей мне симпатичны. Теперь я их узнал много, и все они с какой-то особинкой.
Сиг — холодолюб
Таинствен. Очень осторожен и скрытен. Строен, серебрист. Может жить лишь с чистейшей ледяной воде. Летом придерживается плесов горных рек и больших озер, с поздней осени до весны нагуливается в Амуре и низовьях других крупных рек. Нерестится в октябре по небольшим горным рекам. Растет медленно, взрослеет в 6–7 лет, набрав 600–800 граммов. Крупный сиг весит пару килограммов или немного больше. Мечта махальщика.
Род сигов среди рыб видами один из самых многочисленных, самых многообразных и к тому же, пожалуй, самый малоизученный. До сих пор точно не известно, сколько же видов и форм сигов существует. А все потому, что они необычайно изменчивы: что ни озеро или река — то своя форма. Из-за этого ученые лет 30–40 назад выделяли множество видов сигов и в десятки раз больше форм. Теперь их число крепко подсократили, и тем не менее систематика сиговых еще ждет своего разрешения. К данному роду в настоящее время относят ряпушек, омулей, пелядь, чира, муксуна… Есть проходные сиги, сиг-пыжьян, сиг-хадары…
Наш амурский сиг — именуемый издавна еще и уссурийским — один из членов этого рода сигов и семейства сиговых (прежде входил в семейство лососевых).
Внешностью и обычными размерами взрослые схожи с горбушей-серебрянкой, только они более аккуратны, даже нежны. Как крупная тихоокеанская сельдь или очень большой хариус.
Сиг строен и подвижен, тело немного сжато с боков и пропорционально высокое — в одну пятую длины. Голова умеренно маленькая, аккуратный рот на самом ее конечном заострении, верхняя челюсть немного нависает над нижней. Спина, вычерчивающая плавную линию, слегка выгнута, но вот брюшко чуток провисает.
Окраска бело-серебристая. Среднеразмерная чешуя лишь по спине с серовато-голубым отливом, а на слегка забронированном брюшке — как старательно протертое зеркало. И глаза серебристы. Верхние плавники, в том числе и жировой, как водится у большинства рыб, цвета спины, нижние желтоваты. Брачную раскраску сиг не признает.
Освоил он Нижний и Средний Амур, встречается по нему и несколько выше. Обычен в Зее с Селемджой, Бурее, Тунгуске с Куром и Урми, Уссури и Ханке… Чем ниже по Амуру и севернее — тем его больше: сиг — рыба холодноводая. А чаще всего он встречается в лимане и низовьях Амура, в Амгуни и в системе нижнеамурских озер Удыль, Кизи, Орель, Чля. Обычен в Эвороне и Чукчагире.
Сиг довольно хорошо приспособлен к различным местам обитания, но он очень требователен к кислородному режиму, а кислорода, как известно, в воде тем больше, чем она холоднее и, разумеется, — чище. Потому-то он летом обосновывается в горных реках, а неполовозрелая мелюзга добирается до самых их ледяных истоков, Но вместе с тем эта рыба шумных потоков не любит и гремучим перекатам предпочитает тихие плесы между ними. По той же причине она в теплые сезоны поселяется и в чистых глубоких озерах, однако держится в них близ устьев горных рек, пропахших хвоей, смолой и кислородом.
С похолоданием постепенно спускается в Амур, в низовья его крупных притоков, а также в большие озера, где бодро жирует все холодное время года — с ноября по апрель — май. А с весенним потеплением и освобождением рек от ледяного плена вновь устремляется в холодные края.
В этих сезонных миграциях сига еще не все выяснено. Известно, что он способен выходить из реки в море, но как далеко? Летом он иногда попадается в заездках Амурского лимана. Значит, не все особи уходят в горные реки, часть из них остается в холодноструйных местах?
Как истый холодолюб, сиг в тепле вял, а в разгар лета питается очень скромно и редко. Долго постится, пробавляясь в основном легкодоступными всевозможными растительными остатками, личинками, ручейниками, червями, крошечными моллюсками и рачками. Рыбку иногда вроде с удовольствием проглотил бы, да нет бодрости ее поймать. Бодрость приходит с похолоданием — в некотором роде — как у налима. Ну а зимой ему рыбок только подавай. Мелких — рот у него маловат: гольянов, пескарей, востробрюшку, чебачка, синявку, малую корюшку… К чебачкам страсть особая. Вообще-то сиг — типичный бентофаг, но в Амуре он больше хищник.
Нерестится сиг в октябре, а в Приморье — даже в ноябре. В стадах половозрелых сигов, как у ленков, на две самки приходится один самец, что помогает поддерживать численность. Мелкая желтая икра откладывается в ямки или просто на грунт. В зависимости от возраста одна самка мечет ее от 20 до 90 тысяч, в среднем — 50–60.
После икромета, изрядно измотавшись и отощав, сиги сплавляются если и не в Амур, то во всяком случае к нему поближе. Обосновываются обычно в умеренно глубоких заводях и заливах, неподалеку от впадения горных ключей. И начинают усиленно кормиться. Силы восстанавливать.
А как же потомство? А оно обходится без родительского участия и забот, как у большинства рыб. Выклюнувшиеся личинки сплывают по течению в Амур, где оседают в заводях, заливах, протоках с чистой водой. Питаются главным образом всякими микроорганизмами. В мае они уже в стадии мальков размером в тоненький лучик длиной сантиметр-полтора, а за лето подрастают до 5–8 сантиметров.
