Владимир Юровицкий - Денежное обращение в эпоху перемен
Самое главное, деньги потеряли анонимность. Раньше говорили – «деньги не пахнут». Теперь деньги стали «пахнуть», «пахнуть» своим владельцем.
Конечно, если вы придете ко мне в банк и спросите, сколько денег лежит на счете Иванова, я вам не скажу. Тайна счета священна. Но если мне прикажет суд, я выложу всю финансовую информацию об Иванове, и сразу станет ясно, где он брал деньги, у кого, когда и т. д. Финансовые преступления стали почти невозможны. И я, как банкир, могу сказать, что за несколько лет я встречался буквально с несколькими случаями, и то это было скорее баловство, чем что-то серьезное.
Ведь именно анонимность бумажных, и золотых тоже, денег была питательной средой экономической преступности. А как только всякий денек приобрел свое имя, так она попросту исчезла. Но кроме того, отрицание права человека на существование являлось моральным оправданием преступности. Теперь, когда право на существование воплощено в социальной стипендии, это моральное оправдание полностью исчезло.
Вот таким образом удалось одновременно решить сразу несколько проблем – совместить право на жизнь с правом на развитие общества, решить проблему эмиссии денег и уничтожить всю основу экономической преступности.
– Дядя Сайрус, вы говорили, что раньше деньги обесценивались. А сейчас это возможно?
– Это интереснейший вопрос, и над ним нашим финансистам пришлось попотеть. И решение оказалось ужасно простым. У нас в Солнечной системе есть высшее должностное лицо. Это Президент Высшего Совета Солнечной системы.
– О, я знаю, – воскликнул я. – Это Сикст Иванович Корзухин. Помнишь, мамочка, как мы были у него в гостях?
– О, я вам завидую. К сожалению, я не имел чести быть ему представленным лично.
Так вот, оклад Сикста Ивановича и всех его преемников на все времена установлен абсолютно жестко, он равен десяти социальным стипендиям, то есть три тысячи шестьсот пятьдесят деньков в год. И теперь, когда человек требует какую-то зарплату, то, естественно, ему указывают на оклад Сикста Ивановича. Это не значит, что никто не зарабатывает больше. Знаменитые певцы, модные модельеры, удачливые изобретатели могут иметь и больший заработок. Но этот жесткий оклад дает меру для зарплаты и, следовательно, для стоимости товаров и вообще меру ценности денег. Ведь именно отсутствие такой меры после утери золотого стандарта и являлось главной причиной инфляции в прежние времена.
– А куда деваются деньги с кассатора после смерти человека?
– Тут нет никакого общего правила. В принципе человек может завещать эти суммы родственникам. Но сейчас наиболее распространено оставлять их в дар обществу. Взамен Центральный общественный банк выдает родственникам грамоту с указанием полученной суммы. Обычно люди гордятся своими предками и, в частности, гордятся той суммой, которую подарил их родственник обществу. Ведь в сущности наследникам не нужны сами деньги покойного. У них есть собственные деньги, им интересно накопить деньги собственным трудом, умом, талантами. Ведь это же оценка полезности человека, пусть не всегда справедливая, но оценить человека ведь так трудно. И немудрено, что общество иногда ошибается. Спрашивается, а кто не ошибается?
Ну как, достаточно ли я доходчиво объяснял, малыш?
– По крайней мере я узнал ужасно много нового. Только одного я не понял. Что это за золотые и бумажные деньги, о которых вы говорили? Разве деньги на кассаторе были не всегда?
– Конечно, нет, малыш. Когда-то, очень давно, в качестве денег использовали желтые лепешки из золота. Это были золотые деньги. Они были первыми деньгами. Правда, раньше были всякие «случайные» деньги. Их использовали для обмена. В разных странах – свои. Где шкурки дорогих животных, где красивые раковины, где редкие камни. Но в конце концов оказалось, что наилучшим материалом для денег было золото. Золотые деньги зародили нашу техническую цивилизацию, благодаря им произошла первая промышленная революция в семнадцатом веке, была создана всемирная железнодорожная сеть.
Но к концу девятнадцатого века золотые деньги себя исчерпали. Почему? Деньги не пьют и не едят, это всего лишь информация. А золото было слишком дорогим носителем информации, поэтому золотая денежная система стала стоить человечеству слишком дорого. И в двадцатом веке мир перешел на бумажные деньги. Увы, в некотором смысле более плохих денег в истории человечества не существовало. Поэтому и весь двадцатый век – это век самых страшных в истории войн, самых ужасающих зверств, самый трагичнейший период во всей человеческой истории. Бумажку ведь каждый может напечатать и объявить деньгами. Чтобы это предотвратить, пришлось создавать гигантские государственные аппараты, мир разделился на большое количество самостоятельных, как говорили, суверенных государств. Преступность, убийства, терроризм, наркомания, угроза ядерного истребления – все это плоды бумажных дешевых неименных национальных денег. Но одновременно двадцатый век и ключевой век. Именно в этот век произошел прорыв человека в космос. Наверное, ты знаешь такое имя «Гагарин».
– Ба, дядя Сайрус, да кто его в Системе не знает? У нас даже в садике висит его портрет. Такое красивое лицо с фантастически красивой улыбкой. В садике даже конкурс проходит на «улыбку Гагарина».
– Но и не только. Радио, телевидение, электронные вычислительные машины, авиация, все это было создано в двадцатом веке. Совершенно удивительный век. Когда подумаешь, как в нем уживались улыбка Гагарина и Освенцим, Хиросима и Эйнштейн, великие изобретения и две самые истребительные в истории мировые войны прямо, диву даешься. Удивительный век и непонятные люди. Но этот век и подготовил переход на электронные деньги, на которые произошел переход в начале двадцать первого века, этим самым решив проблемы функционирования денег и одновременно и множество экономических, социальных и иных проблем, они объединили человечество в единую семью, что открыло пути к широкому освоению всей Солнечной системы силами не отдельных стран и героев, а всего человечества.
– А я люблю смотреть фильмы и картины из жизни двадцатого века. Мне даже иногда жаль, что я не родился в нем. Я ведь мог бы стать одним из первых космонавтов или шпионом, как Джеймс Бонд или Штирлиц. Не правда ли, мама?
Мама улыбнулась и потрепала меня по голове.
– А вы, дядя Сайрус, мне ужас как много рассказали. И все как в самом захватывающем фильме.
– Молодой человек, мне пришлось вложить почти университетский курс политической финансии в часовой рассказ на языке детского сада. И если я удачно справился с этой задачей, то лишь благодаря тому, что ты, малыш, невероятно для своих лет хороший слушатель и оппонент.
Мама расцвела от такого комплимента в мой адрес. Она была ужасно горда.
– Мам, я наверное, за это путешествие поумнею на целых пять лет, – сказал я.
– Фома, пока я тебе запрещаю вести такие умные разговоры. Три дня никаких умных бесед и расспросов. Твой мозг должен отдохнуть и переварить услышанное.
Я и сам устал от этих бесед.
И мы распростились с банкиром Сайрусом Нахикусом.
Глава YYY. О чем мы продолжали разговаривать с банкиром Сайрусом Нахикусом
Как я и обещал маме, три дня я не вел умных разговоров. Один день был заполнен праздником Гелиоса, второй день я провел в саду, кормил обезьянок и купался и наперегонки плавал с Ивонной и еще одним дядей Окатом Кусарой. Вот это, я вам скажу, фигура. Небольшой, но все мышцы как мышки под кожей, прямо аж остолбенел от такой красивой фигуры, когда он разделся. Купались мы все обнаженными совсем, сейчас так принято, раньше, мне бабушка говорила, юноши и девушки и мальчишки и девчонки обязательно скрывали хоть что-то друг от друга. Но я считаю, что это совсем чепуха.
Нам уже в садике рассказывают, как устроен человек, и мальчик, и девочка. И на картинках можно всегда увидеть. Так что какой смысл что-то прятать и купаться в одежде, которая стесняет движения, а потом мокрая…, бр-р, ужас как не люблю мокрой одежды, как будто грудной малыш описанный ходишь. Так что, я думаю, сейчас люди стали умней и догадались, что лучше всего купаться и загорать совсем голенькими. Ну а то, что люди рассматривают друг друга, – само собой, люди всегда рассматривают друг друга и в одежде, и без одежды. Я, например, ужасно люблю рассматривать людей. И когда они в одежде, я смотрю, как они одеты, если хорошо – то любуюсь. И когда они голые, я тоже люблю рассматривать, и если красивые фигуры, то так засматриваюсь и любуюсь, что иногда даже мне мама или Ивонна замечания делают, мол, неприлично это. Но я просто люблю людей, они мне кажутся такими красивыми и разнообразными, что ни человек – то что-то особенное. Вот животных, и Попу, и Густу, и Брысю, и Корсара, и Гладиатора и, в общем, всех я люблю. Но все-таки они однообразней, чем люди. Люди все-таки интересней любых животных. Может быть, это уже взрослые и доказали, но я сделал это открытие сам и горжусь им.
