Виталий Ситников - Как написать сочинение. Для подготовки к ЕГЭ
Осязаемость минут подчеркивает неуловимость жизни, абсолютно неподвластной героям: «А жизнь знай себе проходит» (Лопахин); «Да, жизнь в этом доме кончилась…» (Варя); «Жизнь-то прошла, словно и не жил…» (Фирс). Внутренний сюжет пьесы – то, что не случилось, не произошло. Что значит утрата имения по сравнению с прожитой жизнью, которую «не заметил», словно и не жил! Ситуация встреч в доме и прощаний в бесконечности отражается в глубинном конфликте пьесы – это вечный конфликт человека с уходящим временем. Конфликт со временем неизбежен, и перед ним равны все – и побежденные, и победители. Время стало не только сюжетообразующим фактором, но и неуловимо-материальной опорой философского подтекста пьесы.
Особая природа конфликта потребовала от Чехова новых способов организации сценического действия. Внутренняя свобода драмы от движения событий обусловила ее зависимость от настроения, неуловимого и не мотивированного логикой причинно-следственных отношений. «Сюжет настроения» строится как ассоциативный ряд «подробностей чувств» персонажей. Чехова интересуют их переживания, не декларируемые в монологах (по словам К. С. Станиславского, герои «чувствуют не то, что говорят»). Эти переживания маскируются в одежды «случайных реплик» и уходят в подтекст – «подводное течение» пьесы. Основа подтекста – разрыв между прямым значением реплики, диалога, ремарки и смыслом, который они приобретают в контексте эпизода, группы эпизодов и всего произведения.
Действующие лица в пьесе Чехова, в сущности, «не действуют». Динамическая напряженность создается другими средствами, прежде всего подтекстом. Подтекст – источник важнейших психологических характеристик героев. Например, один из хозяев вишневого сада – Гаев – болтлив, беспечен, легкомыслен. Аура тонкого юмора и щемящей грусти окружает этого человека. Его «автопортрет» создается преимущественно в пространных монологах и репликах «невпопад». Лейтмотивная жестовая ремарка – «кладет в рот леденец» – в контексте диалога, звучащего во втором действии, приобретает трагикомическое звучание, обнаруживая в Гаеве скрытый внутренний конфликт.
Герои «Вишневого сада» погружены в сферу чувств, о которых чаще всего не могут говорить прямо. «Пять пудов любви» «Чайки» в последней пьесе Чехова ушли глубоко в подтекст. На протяжении всей пьесы ситуация неслучившегося замужества Вари обсуждается как дело почти решенное. Диалог персонажей во втором действии после появления Прохожего, построенный на несовпадении словесного и подразумеваемого смысла реплик, раскрывает психологическую природу происходящего:
Варя (испуганная). Я уйду… я уйду… Ах, мамочка, дома людям есть нечего, а вы ему отдали золотой.
Любовь Андреевна. Что же со мной, глупой, делать! Я тебе дома отдам все, что у меня есть. Ермолай Алексеич, дадите мне еще взаймы!..
Лопахин. Слушаю.
Любовь Андреевна. Пойдемте, господа, пора. А тут, Варя, мы тебя совсем просватали, поздравляю.
Варя (сквозь слезы). Этим, мама, шутить нельзя.
Лопахин. Охмелия, иди в монастырь…
Гаев. А у меня дрожат руки: давно не играл на бильярде.
Лопахин. Охмелия, о нимфа, помяни меня в твоих молитвах!
«Слушаю» Лопахина в ответ на восклицание Раневской выражает не только согласие. Это и недоумение, и приближение к решению важного вопроса. Искаженная литературная реминисценция открывает новую смысловую перспективу. Провинциальный «Гамлет» решает загадку судьбы: «быть или не быть» их браку с Варей. Однако в подтексте уже прозвучало: «Варе никогда не быть женой Лопахина». И совсем немного остается до «быть» новому хозяину вишневого сада. Заключительная реплика Лопахина, не связанная с предшествующими словами Вари, звучит как последнее предупреждение, почти угроза: «Думайте!..» Однако, в сущности, все уже решено: в следующий раз Лопахин появляется уже в качестве хозяина вишневого сада.
В сюжетной линии Варя – Лопахин есть своя роль и у Раневской. Именно она пытается устроить судьбу Вари. Это часть внешнего сюжета комедии, в глубине которого развивается тема безответной любви-восхищения Лопахина «великолепной» Любовью Андреевной. Признание состоялось уже в первом действии, но его не расслышали или не захотели услышать.
Каждый из участников диалога ведет свою речевую партию. Раневская либо молчит, либо прячется под маской благодетельницы Вари – это ее ответ на мольбы героя. Лопахин более не дерзнет изливать свои чувства, а будет действовать. Покупка вишневого сада обернется для него окончательным разрывом с тем миром, к которому он так и не смог приблизиться: «Значит, до весны. Выходите, господа… До свиданция!..» В этой иронически-вульгарной фразе персонажа – трагедия непонимания и комедия горького шутовства.
«Подводное течение», незримо, но энергично врывающееся в чеховскую пьесу, открывает в ней потенциально скрытые смыслы. Автор размышляет о конфликтности, присущей человеческой душе, о неразрешимости многих внутренних конфликтов, о невозможности заменить алгебру психологического арифметикой социального.
В классической драме действующие лица совершают поступки, побеждают или погибают. Персонажи Чехова лишены героического ореола, парадоксальны и непредсказуемы. Драматурга интересуют не столько их характеры или поступки, сколько чувства, настроения. В его пьесах нет главных и второстепенных действующих лиц. Например, Епиходов столь же важен автору, как и Гаев, а Шарлотта интересна не менее Раневской. Даже случайный Прохожий, появляющийся в финале второго действия, – лицо эпизодическое с точки зрения традиционной драмы, – необходим для того, чтобы за внешним, событийным, обнаружить внутренний, психологический, смысл происходящего. Внесценические персонажи также наделены важной функцией: к ним сходятся многие смысловые линии комедии, они становятся незримыми партнерами участников сценического действия: («парижский любовник» Раневской, ярославская бабушка, Дериганов, Дашенька).
Чеховские персонажи, как правило, раскрываются не в поступках, а в монологах-самохарактеристиках. Нюансы, возникающие в этих монологах, Чехов подчеркивает стилевой разноплановостью отдельных реплик. Эмоциональный «сбой» обычно обозначается авторской ремаркой, уничтожающей однозначность эмоции, демонстрирующей несовпадение явной и скрытой тем высказываний. Признания героев – одна из множества возможных точек зрения на них, которой автор не ограничивается. Представление о каждом герое возникает на пересечении различных точек зрения, выраженных в их собственных монологах, в оценках героев другими действующими лицами, а также в авторских комментариях, содержащихся в ремарках.
В драматургических произведениях, написанных до Чехова, как правило, был центр – событие или персонаж, вокруг которых развивалось действие. В пьесе Чехова такого центра не существует. На его месте оказался центральный образ-символ пьесы – вишневый сад. В этом образе сопрягаются конкретное, даже исторически достоверное («и в «Энциклопедическом словаре» упоминается про этот сад»), и вечное, абсолютное (сад, «прекрасней которого ничего нет на свете»), – молодость, воспоминания, красота и счастье.
Восприятие персонажами вишневого сада – основа внутреннего, психологического сюжета. Все персонажи вступают с садом в своеобразный диалог – он звучит в подтексте пьесы. У каждого из них «свой сад». Безмолвный символ заставляет их душу заговорить, обнаружив в слове отношение к прошлому и настоящему, понимание будущего. В саду не живут, его не созидают – им грезят, его созерцают, с умилением вспоминая о прошлом (Раневская, Гаев, Аня), мечтая о будущем (Аня и Петя Трофимов), не выходя за пределы настоящего (Лопахин).
Лирико-философская тема вишневого сада – вариация заветной чеховской темы о красоте, трагически обреченной жить среди пошлого и повседневного. Сад в пьесе – словно прекрасная, нежная Дульцинея, идеальная «дама сердца», в которую, кажется, влюблены все. Но – вопреки этой любви – ее поработила грубая и кичливая Альдонса, воплощенная пошлость, явившаяся в облике несостоявшегося «Дон-Кихота» и пародийного «Гамлета» Ермолая Лопахина. Вишневый сад – грустная жертва, убранная перед закланием, приготовленная к своей последней встрече с неумолимым врагом – пошлостью с топором в дрожащих от нетерпения руках.
Образ-символ вишневого сада, вставший в один ряд с «вечными» символами искусства, выдвинул на первый план философскую проблематику пьесы. На фоне многоликого, преданного, убиваемого пошлостью вишневого сада Чехов показал будничный трагизм своих никем не любимых героев: они одиноки и несчастны в вечном круговороте жизни. Но смысл пьесы этим не исчерпывается. На заре нового века писатель пророчески предостерег: вырубая прошлое – «вишневый сад», невозможно всерьез думать о будущем, о России, которая должна стать «нашим садом». Как дачи на месте вырубленного сада не смогут заменить «гнезда», Дома, так пошлые, расчетливые новые «дачники» не заменят неравнодушных, преданных своей земле и своему «саду» Хозяев.
