Екатерина Останина - Трагические самоубийства
После смерти Ричарда она уже не была так жизнерадостна и легкомысленна, как когда-то. Нервы стали сдавать, и Далида все чаще срывалась, а в последние годы жизни совсем не могла себя контролировать. Певица все чаще стала прибегать к наркотическим средствам или алкоголю, чтобы снять депрессивное состояние, но с их помощью вряд ли можно добиться чего-то положительного. Депрессии становились более глубокими и продолжительными после каждого очередного алкогольно-наркотического загула. Далида пребывала в сумрачном состоянии месяцами, можно сказать, она убивала себя несколько лет.
Последние годы она провела в своем особняке на Монпарнасе, оставаясь в полном одиночестве и совершенно удалившись от людей. Лишь пара карликов, Петро и Лючия, скрашивали одиночество звезды, вернее, они только лишь помогали по хозяйству, не более. Но и с ними приключилась беда: в 1987 году они внезапно заболели неизвестной болезнью и вскоре умерли один за другим.
Видимо, эта двойная смерть оказалась последней каплей. Далида, отгородившись от всего мира, полагала, что ее никто не понимает, все любовники, которые у нее теперь появлялись, надолго не задерживались, а наркотики и алкоголь сильно подорвали здоровье. Правда, она делала попытки выйти в свет, последний раз ее видели в парижском зале «Олимпия». Это было за несколько дней до смерти. Она пела с Шарлем Азнавуром и выглядела как всегда ослепительно. Зрители были в восторге.
А затем в газетах появился некролог, сообщавший о том, что Далида покончила с собой: когда ее нашли, она лежала в изящной позе, в ослабевшей руке оставался недопитый бокал, а рядом белел кусок картона с последними прощальными словами певицы.
Глава 4
«Приглашение на казнь»
Иногда люди лишены возможности делать выбор между жизнью и смертью. Их заставляют совершать самоубийство, и они не противятся судьбе и не испытывают ненависти к окружающему миру. Возможно, лучше всех это состояние описал Ф. М. Достоевский словами одного из своих персонажей: «…Есть, пить и спать по-человеческому значит наживаться и грабить, а устраивать гнездо значит по преимуществу грабить (это метафора; речь идет не о бандитизме, здесь подразумевается капиталистический способ производства и распределения созданного продукта – ред. ). Возразят мне, пожалуй, что можно устроиться и устроить гнездо на основаниях разумных, на научно верных социальных началах, а не грабежом, как было доныне. Пусть, а я спрошу, для чего? Для чего устраиваться и употреблять столько стараний устроиться в обществе людей правильно, разумно и нравственно-праведно? На это, уж конечно, никто не сможет мне дать ответа. Все, что мне могли бы ответить, это: „чтоб получить наслаждение“. Да, если б я был цветок или корова, я бы и получил наслаждение. Но, задавая, как теперь, себе беспрерывно вопросы, я не могу быть счастлив, даже и при самом высшем и непосредственном счастье любви к ближнему и любви ко мне всего человечества, ибо знаю, что завтра же все это будет уничтожено: и я, и все счастье это, и вся любовь, и все человечество – обратимся в ничто, в прежний хаос. А под таким условием я ни за что не могу принять никакого счастья, – не от нежелания согласиться принять его, не от упрямства какого из-за принципа, а просто потому, что не буду и не могу быть счастлив под условием грозящего завтра нуля. Это – чувство, это непосредственное чувство, и я не могу побороть его. Ну, пусть бы я умер, а только человечество оставалось вместо меня вечно, тогда, может быть, я все же был бы утешен. Но ведь планета наша невечна, и человечеству срок – такой же миг, как и мне. И как бы разумно, радостно, праведно и свято ни устроилось на земле человечество, – все это тоже приравняется завтра к тому же нулю. И хоть это почему-то там и необходимо, по каким-то там всесильным, вечным и мертвым законам природы, но поверьте, что в этой мысли заключается какое-то глубочайшее неуважение к человечеству, глубоко мне оскорбительное и тем более невыносимое, что тут нет никого виноватого…
Так как, наконец, при таком порядке, я принимаю на себя в одно и то же время роль истца и ответчика, подсудимого и судьи и нахожу эту комедию, со стороны природы, совершенно глупою, а переносить эту комедию, с моей стороны, считаю даже унизительным – то, в моем несомненном качестве истца и ответчика, судьи и подсудимого, я присуждаю эту природу, которая так бесцеремонно и нагло произвела меня на страдание, – вместе со мною к уничтожению… А так как природу я истребить не могу, то истреблю себя одного, единственно от скуки сносить тиранию, в которой нет виноватого».
«Я ухожу отсюда, приговоренный вами к смерти». СократДревнегреческий философ Сократ (469–399 до н. э.) родился в бедной семье афинского каменотеса Софроникса и повитухи Финареты. В Афинах в это время отмечали один из многочисленных праздников – знаменитые фаргелии, посвященные рождению Аполлона и Артемиды. Согласно преданию, богиня Лето родила их на острове Крит, в местечке Делос, под пальмой. По афинской культовой традиции в фаргелии город занимался искупительным очищением. Родиться в такой день считалось знаменательным событием, поскольку покровителем новорожденного становился высоко почитаемый в Афинах бог муз, искусств и гармонии Аполлон.
Рождение под «знаком Аполлона» действительно предопределило судьбу Сократа. Известно, что надпись на Дельфийском храме Аполлона гласит: «Познай самого себя». Именно философскому познанию Сократ и посвятил всю свою жизнь. Более того, он расценивал занятие философией, которая была для него высочайшим из искусств, как служение дельфийскому богу. Недаром оракул Аполлона в Дельфах провозгласил Сократа мудрейшим из греков.
В дошедших до наших дней источниках правда нередко переплетается с вымыслом, но из множества древних текстов все же можно почерпнуть некоторые достоверные сведения, касающиеся первой половины жизни великого философа.
СократСократ был в семье вторым ребенком. Старшего брата звали Патрокл. Согласно одной из биографических легенд, по принятому в те времена обычаю, после рождения Сократа Софроникс отправился к оракулу и задал ему вопрос о том, как следует обращаться с сыном и каким образом его воспитывать. Оракул изрек следующее божественное наставление: «Пусть сын делает то, что ему заблагорассудится; отец не должен его к чему-то вынуждать и от чего-то удерживать. Отцу лишь следует молиться Зевсу и музам о благом исходе дела, предоставив сына свободному проявлению своих склонностей и влечений. В иных заботах его сын не нуждается, так как он уже имеет внутри себя на всю жизнь руководителя, который лучше тысячи учителей и воспитателей».
Под внутренним руководителем имелся в виду даймоний (демон) Сократа, т. е. его гений, внутренний оракул, голос, предостерегавший от дурных поступков. На суде Сократ скажет о своем демоне: «Со мною приключается нечто божественное или чудесное… Началось у меня это с детства: возникает какой-то голос, который всякий раз отклоняет меня от того, что я бываю намерен делать, а склонять к чему-нибудь никогда не склоняет. Вот этот-то голос и возбраняет мне заниматься государственными делами».
Так же как и все афинские дети, Сократ получил общедоступное начальное образование, целью которого было физиче‑ ское и духовное формирование члена полиса (города-государства), его будущего преданного и полноправного гражданина. Обучение в афинских гимназиях происходило по двум направлениям – мусическому и гимнастическому. К мусическому воспитанию относились все искусства: поэзия, музыка, театр, изобразительное искусство, скульптура, искусство счета, речи и философия. Дети получали зачатки знаний во всех этих областях.
Достигнув 20-летнего возраста, Сократ на протяжении некоторого времени обрабатывал камни, так же как и его отец. Многие древние историки приписывают ему авторство скульптуры из трех одетых харит, которая выставлялась у Афинского акрополя.
Одно из преданий гласит, что однажды на одаренного молодого человека обратил внимание философ Архелай, который освободил его от работы каменотеса и сделал своим учеником. Так, писатель Ион Хиосский сообщает о том, что Сократ вместе с Архелаем не раз посещал остров Самос. Согласно другой версии, деньги на обучение Сократу дал его друг Критон, покоренный душевными качествами молодого человека. Именно благодаря Критону он получил возможность совершенствовать свои знания в области философии.
Как бы то ни было, Сократ очень быстро завоевал славу умного и находчивого собеседника в философских спорах, наделенного необыкновенным даром красноречия. Он выбирал политического деятеля или просто известного в городе человека, после того как тот прочитал речь, и начинал задавать свои знаменитые вопросы. Сначала Сократ хвалил собеседника, говорил, что он умный человек, поэтому ему не составит труда ответить на один элементарный вопрос. Сократ задавал свой вопрос, который действительно был настолько элементарным, что собеседник легко давал на него ответ. Тогда Сократ задавал следующий вопрос, касавшийся той же темы, собеседник снова отвечал. Так, вопрос следовал за вопросом до тех пор, пока оппонент своим последним ответом полностью не противоречил первому. Доведенный до исступления, оратор спрашивал Сократа, известен ли ему самому ответ на этот вопрос, на что Сократ отвечал, что он не знает ответа, и удалялся.