Александр Хабаров - Тюрьма и зона
СУДЫ РЕВОЛЮЦИИ
Сначала на волю из тюрем хлынули "птенцы Керенского" мазурики, фармазоны, жиганы и уркаганы, выпущенные либеральным правительством по случаю падения 300летней монархии. А к власти в итоге пришли большевики, которые не знали никаких нравственных норм и законов, которые не останавливались ни перед чем, добиваясь своих целей.
С первых же дней новая власть стала очень широко применять смертную казнь, которая санкционировалась и судом и без суда. Расстрелу на месте без суда и следствия подлежали спекулянты, германские шпионы, контрреволюционные агитаторы, погромщики, хулиганы. Безграничные права предоставлялись ВЧК. Приговоры к смерти, без права обжалования, выносились "тройками", "пятерками" ЧК, которые должны были руководствоваться лишь "революционным правосознанием".
Уже в 1918 году была практически уничтожена "краса и гордость русской революции", расстреляны восставшие матросы. Физическому уничтожению подлежали дворяне и интеллигенция, студенты и промышленники, литераторы и мыслители, поддерживавшие в свое время и морально и материально всякого рода "борцов с деспотизмом" и укрывавшие их от преследования властей... По стране стала быстро расползаться сеть концентрационных лагерей.
Новая власть жестоко расправилась с ниспровергателями монархии, с "красой и гордостью революции" матросами, с красными латышскими стрелками, с либеральной интеллигенцией, революционным студенчеством и прочими борцами за свободу. Рабочие, ставшие на словах владельцами фабрик и заводов, превратились на деле в безропотных рабов, крестьяне, жаждавшие земли, получили ее в краях вечной мерзлоты... Впрочем, об этом много написано.
С первых же дней революции главной задачей большевиков было удержаться у власти и закрепить завоеванные позиции. Нужно было уничтожить всех возможных врагов, то есть тех, кто мог оказать реальное сопротивление новой власти. Образованный класс был приговорен изначально, уничтожению подлежали также военные, духовенство, помещики, зажиточные крестьяне... Для этого и была учреждена Чрезвычайная комиссия. О работе ЧК в первые годы после революции написано очень много как хвалебного, так и резко отрицательного. Массу потрясающих документальных свидетельств находим в воспоминаниях Н.Д. Жевахова.
В России каждый город имел несколько отделений ЧК.
1ю категорию обреченных чрезвычайками на уничтожение составляли:
1. Лица, занимавшие в царской России хотя бы скольконибудь заметное служебное положение чиновники и военные, независимо от возраста, а также их вдовы.
2. Семьи офицеровдобровольцев (были случаи расстрела пятилетних детей.)
3. Священнослужители.
4. Рабочие и крестьяне, подозреваемые в несочувствии советской власти.
5. Все лица, без различия пола и возраста, имущество которых оценивалось свыше 10 000 рублей.
Ставка на сволочь
По размерам и объему своей деятельности Московская Чрезвычайная ко
миссия была не только министерством, но как бы государством в госу
дарстве. Она охватывала собой буквально всю Россию, и щупальца ее прони
кали в самые отдаленные уголки русского государства. Комиссия имела це
лую армию служащих, военные отряды, бригады, огромное количество ба
тальонов пограничной стражи, стрелковых дивизий и бригад башкирской ка
валерии, китайских войск и т.п., не говоря уже о многочисленном штате
доносчиков и шпионов. Во главе этого учреждения стоял Феликс Дзержинский
с многочисленными помощниками. Во главе провинциальных отделений находи
лись подонки всякого рода национальностей китайцев, венгров, латышей,
эстонцев, поляков, освобожденных каторжников, выпущенных из тюрем мок
рушников. Это были непосредственные исполнители директив, получавшие
плату сдельно, за каждого казненного. В их интересах было казнить воз
можно большее количество людей, чтобы побольше заработать. Между ними
видную роль играли и женщины, которые поражали своим цинизмом и выносли
востью даже закоренелых убийц, не только русских, но даже китайцев. В
большинстве своем это были психи, отличавшиеся неистовой развращенностью
и садизмом. Чрезвычайка раскинула свои сети по пространствам всей России
и приступила к уничтожению населения, начиная с богатых и знатных и кончая неграмотным крестьянином.
В течение короткого промежутка времени было убито множество представителей науки, ученых, профессоров, инженеров, докторов, не говоря уже о сотнях тысяч всякого рода государственных чиновников, которые были уничтожены в первую очередь. Уже к концу 1919 года было уничтожено около половины профессуры и врачей.
С первых дней революции стали производиться массовые обыски, якобы для выявления скрытого у населения оружия, затем аресты, заключение в тюрьму и смертная казнь в подвалах чрезвычайки. Террор был так велик, что ни о каком сопротивлении не могло быть и речи, никакое бегство из городов, сел и деревень, оцепленных красноармейцами, было немыслимо.
На первых порах практиковались розыски якобы скрытого оружия, и в каждый дом, на каждой улице, беспрерывно днем и ночью являлись вооруженные до зубов солдаты в сопровождении агентов чрезвычайки и открыто грабили все, что им попадалось под руку. Никаких обысков они не производили, а имея списки намеченных жертв, уводили их с собой в чрезвычайку, предварительно ограбив как сами жертвы, так и их родных и близких. Всякого рода возражения были бесполезны, и приставленное ко лбу дуло револьвера было ответом на попытку отстоять хотя бы самые необходимые вещи. Грабили все, что могли унести с собой. И запуганные обыватели были счастливы, если такие визиты злодеев оканчивались только грабежом.
Допросы
Чрезвычайки занимали обыкновенно самые лучшие дома города и помещались в наиболее роскошных квартирах. Здесь заседали бесчисленные "следователи". После обычных вопросов о личности, занятии и местожительстве начинался допрос о политических убеждениях, о принадлежности к партии, об отношении к советской власти, к проводимой ею программе и прочее, затем под угрозой расстрела требовались адреса близких, родных и знакомых жертвы и предлагался целый ряд других вопросов, совершенно бессмысленных, рассчитанных на то, что допрашиваемый собьется, запутается в своих показаниях и тем создаст почву для предъявления конкретных обвинений. Таких вопросов предлагалось сотни, ответы тщательно записывались, после чего допрашиваемый передавался другому следователю.
Этот последний начинал допрос сначала и предлагал буквально те же вопросы, только в другом порядке, после чего передавал жертву третьему следователю, затем четвертому и т.д. до тех пор, пока доведенный до полного изнеможения обвиняемый соглашался на какие угодно ответы, приписывал себе несуществующие преступления и отдавал себя в полное распоряжение палачей. Шлифовались и вырабатывались методы, дошедшие в смягченном виде и до наших дней. Впереди были еще более страшные испытания, еще более зверские истязания.
Людей раздевали догола, связывали кисти рук веревкой и подвешивали к перекладинам с таким расчетом, чтобы ноги едва касались земли, а затем медленно и постепенно расстреливали из пулеметов, ружей или револьверов.
Пулеметчик раздроблял сначала ноги, для того чтобы они не могли поддер
живать туловища, затем наводил прицел на руки и в таком виде оставлял
висеть свою жертву, истекающую кровью... Затем он принимался снова
расстреливать до тех пор, пока живой человек не превращался в бесформенную кровавую массу, и только после этого добивал ее выстрелом в лоб. Тут же любовались казнями приглашенные "гости", которые пили вино, курили; им играли на пианино или балалайках.
Часто практиковалось сдирание кожи с живых людей, для чего их бросали в кипяток, делали надрезы на шее и вокруг кистей рук и щипцами стаскивали кожу, а затем выбрасывали на мороз... Этот способ практиковался в харьковской чрезвычайке, во главе которой стояли "товарищ Эдуард" и каторжник Саенко.
В Петербурге во главе чрезвычайки стоял латыш Петерс, переведенный затем в Москву. По вступлении своем "в должность" он немедленно же расстрелял свыше 1000 человек, а трупы приказал бросить в Неву, куда сбрасывались и тела расстрелянных им в Петропавловской крепости офицеров. К концу 1917 года в Петербурге оставалось еще несколько десятков тысяч офицеров, уцелевших от войны, и большая половина их была расстреляна Петерсом, а затем Урицким.
В изданной Троцким брошюре "Октябрьская революция" он хвастается несокрушимым могуществом советской власти.
"Мы так сильны, говорит он, что если мы заявим завтра в декрете требование, чтобы все мужское население Петрограда явилось в такой-то день и час на Марсово поле, чтобы каждый получил 25 ударов розог, то 75% тотчас бы явились и стали бы в хвост и только 25% более предусмотрительных подумали запастись медицинским свидетельством, освобождающим их от телесного наказания..."
