Кит Харрисон - Странности нашей эволюции
К сожалению, такое восприятие эволюции в корне своем неверно. Эволюция – это не лестница. Каждый существующий ныне вид эволюционировал столько же времени, сколько и любой другой; каждый существующий вид – победитель в борьбе за выживание (он же существует) и настолько интеллектуально развит, насколько это нужно для его выживания. Было бы ошибкой считать, что другие виды эволюционировали, как и мы, а потом вдруг остановились на какой-то ступени, не дойдя до вершины. Каждый вид следовал своим эволюционным путем. Невозможно сравнивать мозг собаки с мозгом кита. Собака настолько умна, насколько это нужно собаке в ее среде обитания, а кит настолько умен, насколько это нужно киту в его среде обитания. Сравнивать их между собой все равно что задавать вопрос: «Что лучше, дуб или селедка?» Лучше для чего? Они эволюционировали по-разному и по-разному приспосабливались к различным условиям. Это не сравнение подобного с подобным, и те, кто занимается таким делом, демонстрируют свое непонимание эволюции и в конечном итоге природы вообще.
Что не принадлежит сфере разума
Во второй главе я сказал, что два основополагающих принципа познания мира человеком – это логика и интуиция и что наука отражает логический подход, а религия – интуитивный. Вообще-то второй подход охватывает нечто большее, чем интуиция и религия; к нему относится и наше представление о морали, которое часто вступает в противоречие с научным подходом. Наука задает вопросы типа «Можно ли?..» («Можно ли создать атомную бомбу?», «Можно ли прожить, не употребляя в пищу мяса?», «Можно ли клонировать людей?»). Ненаучная сторона человеческой психики задает вопросы типа «Нужно ли?..». По существу, это гораздо более важный вопрос. Люди отличаются, как вид, не столько способностью манипулировать природой, сколько способностью задавать вопрос «А нужно ли нам это делать?».
Мы можем спокойно направлять все наши знания и ресурсы на то, чтобы отправить зонд к Марсу, тогда как в другой части света дети умирают от нехватки чистой воды и от легкоизлечимых инфекций. Мы допускаем это, потому что они не наши дети и они умирают не у нас на глазах. Мы, конечно, понимаем, что их положение крайне незавидное и что лучше бы они не умирали, но предпочитаем ничего или почти ничего не делать для их спасения. Своими техническими достижениями мы уверяем себя в своей разумности, но наши практические поступки редко оправдывают это высокое самомнение.
Тем не менее, говоря о себе как о «виде в целом», мы вспоминаем прежде всего о гуманности, то есть «человечности», выделяющей нас на фоне остальных видов, но эти слова не отражают нашу разумность. Похоже, что мы предпочитаем определять себя не по результату деятельности мозга, а по испытываемым нами чувствам.
Если далее рассуждать в этом ключе, то можно заметить, что мы называем Эйнштейна очень умным человеком, но о выдающемся художнике Рембрандте говорим, что он был талантливым. Получается, что мы не считаем умение рассуждать таким уж важным качеством для людей искусства. (Я не утверждаю, что художники лишены мыслительных способностей, просто говорю, что мы не требуем от них особого ума.) Такое противопоставление науки и искусства кажется очень глубоким. Оно, опять-таки, отражает различные грани нашего понимания того, что значит быть человеком. О произведении искусства мы говорим, что оно «отображает чувства», «заставляет биться сердце» или «волнует душу», но мы не говорим, что оно «очень умное» или «говорит о развитом мозге автора». Что же касается души, то это ускользающее понятие чаще идет в паре с сердцем, чем в паре с мозгом. Может, разумность – это всего лишь умение оперировать знанием?
Знание и разум
Если задуматься о людях, которых мы называем умными, то окажется, что мы редко называем умными тех, кто не обладает обширными знаниями хотя бы в какой-то отдельной области. Одни обладают академическими познаниями в ядерной физике, другие в практических вопросах, вроде дипломатов, пытающихся предотвратить войну. Похоже, какой-то объем знаний необходим для того, чтобы человека назвали умным. С другой стороны, даже очень большой объем знаний еще не предполагает разумности. Даже самый большой компьютер в мире пока нельзя назвать разумным, как и нельзя назвать особо умным человека, знающего наизусть почтовые индексы всех населенных пунктов Норвегии (возможно, среди своих знакомых он прослывет просто чокнутым).
С другой стороны, некоторых людей можно назвать умными, несмотря на недостаток познаний. Дети-вундеркинды еще не прожили достаточно, чтобы накопить много знаний, но в своей сфере они поистине демонстрируют чудеса разума. Правда, специализация у них часто бывает очень узкой. Вундеркинды обычно преуспевают в таких дисциплинах, как математика, музыка или шахматы. Это составные дисциплины, требующие понимания того, как взаимодействуют несколько слоев простых конструкций. Математика, по существу, это умение складывать и вычитать, и даже вычитание представляет собой складывание наоборот. Шахматы – это небольшое количество фигур, каждая из которых передвигается строго определенным образом. Главная трудность этих дисциплин заключается в том, что простые элементы складываются в бесконечное количество сочетаний, дающих разные результаты. Это все равно что дать опытному каменщику множество одинаковых кирпичей с раствором и попросить его построить дом. Разнообразие исходных материалов ограниченно, но искусство заключается в том, чтобы уметь создавать из них разные конструкции. Вундеркиндов бывает мало в таких областях, как медицина, архитектура, машиностроение и множество других, потому что они требуют знаний – обширного свода исходных данных. Шестилетний ребенок еще не приобрел такие знания. Вундеркинды легко осваивают некоторые предметы, потому что их мозг работает быстрее по сравнению с мозгом некоторых других людей, но у них нет времени на то, чтобы накопить достаточно знаний для демонстрации удивительных способностей в других областях.
Итак, разум до некоторой степени связан с накоплением знаний и информации об окружающем мире, но само по себе знание это не вполне то, что подразумевается под разумом и умением мыслить.
Любознательность и разум
Пожалуй, мы единственный вид, задающий себе вопросы «Как образовались звезды?», «Как устроен атом?» и «Как континенты двигаются по поверхности твердой Земли?». Это проявление заложенного в нашем виде любопытства, иначе говоря – любознательности, стремления узнавать новое. Любознательность сама по себе опасная штука, и еще более опасной была в диком мире наших предков, но преимущества она дает значительные. Это форма получения знаний. Когда мы слышим, как некто задает вопрос «Почему?», мы называем это умным вопросом не потому, что любознательность это форма разума, а потому, что мы подсознательно проводим связь между знанием и разумом, подтверждая точку зрения, согласно которой разум – это способ получения знаний.
Язык и разум
Мы можем задавать вопрос «Почему?», так как освоили развитый устный, а в недавнее время и письменный язык. Философы любят повторять, что развитие языка – это прежде всего показатель нашей разумности, но имеет ли такое высказывание смысл, мы поймем только после того, как решим: что же такое разумность и что же такое язык (еще одна проблема, связанная с определениями слов)? Большинство видов имеет средства коммуникации. Собака, воющая от боли, производит звук, имеющий определенное значение для других представителей ее вида, а также и для некоторых других видов. То же самое касается скуления, лая и ворчания. Разве это не язык?
Собака использует звуки для передачи своего эмоционального состояния. Другие виды используют язык для передачи информации. Мы, конечно, делаем это чаще остальных, но мы далеко не единственные в своем роде. Собаки также могут научиться понимать слова вроде «обед», «гулять», «кошка» и «сидеть». Эти слова передают не эмоции, а информацию. И не только млекопитающие общаются таким образом. Пчелы, нашедшие хороший источник нектара, возвращаются в улей и говорят другим рабочим пчелам, куда нужно лететь. Они сообщают эту информацию своими движениями и ориентацией тела во время движений. Таким образом, можно сказать, что они общаются посредством танца. После этого рабочие пчелы, не знавшие маршрута до цели, летят и добывают нектар там, где нужно. Таково преимущество языка, который передает факты, над языком, который передает эмоции.
Для большинства животных знание – это результат личного опыта (который подразумевает также наблюдение за другими животными). С развитием языка появилась возможность получать знания на основе опыта других. Нам больше не нужно самим наблюдать за чем-то, чтобы узнать об этом побольше. Мы знаем, что электричество опасно, и мы знаем, что нельзя хвататься за провода без изоляции, потому что нам об этом рассказали. Нам вовсе не обязательно испытывать на себе электрошок, чтобы продемонстрировать свою разумность и не хвататься за голый кабель.
