Андрей Кобяков - Русская Доктрина
Глава 6. “ИМПЕРИЯ НЕ УМИРАЕТ. ОНА ПЕРЕДАЕТСЯ”
Катехон начал переходить к Москве задолго до падения Царьграда
Россия никогда ничего не имела общего с остальною Европою… история ее требует другой мысли, другой формулы.
А.С. Пушкин
Две функции Катехона отражены через фигуры Октавиана Августа и Константина Великого. Харизму последнего киевляне опознали еще в великом князе Владимире, его апостольской миссии. В то время как забота о Церкви была свойственна русским правителям, начиная с княгини Ольги, цивилизаторская миссия Катехона не стала очевидной для них даже к концу XIV века. Константинопольскому патриарху Антонию IV приходилось доказывать Василию I органическое единство Империи и Церкви. В дипломатической переписке Московской Руси император Август начинает упоминаться лишь со 2-й половины XVI века.
Сколько убийственного сарказма досталось от историков первому царю Руси Иоанну Грозному за то, что тот посмел зачислить в свой род римского кесаря Октавиана! Но смешного тут не больше, чем в обращении христиан к Аврааму, Исааку и Иакову как к собственным праотцам, которое пронизывает многие церковные молитвы. Включение Августа в Государев родословец обозначает новую эру в самосознании России. К тому моменту страна приобрела абсолютно новую конфигурацию.
“Империя не умирает. Она передается”, – записал некогда Федор Тютчев. Такой взгляд позволяет рассматривать государства – носители имперской парадигмы как этапы развития единой линии. События за 3–4 столетия до гибели Восточного Рима напоминают запуск программного трансфера. Ухудшение политического положения Царства Ромеев в конце XI–XII вв. происходило параллельно с расширением влияния православной греческой культуры далеко за рубеж. Балканы, Болгария, Русь… Беспрецедентный посев Благой Вести особенно поражает сравнительно с X веком, когда Империя достигла пика могущества, но ничего похожего не наблюдалось.
Перенос оборонительной функции Катехона на Русь имеет точку отсчета в 1164 году. Вектор истории проявил себя через синхронность двух побед: императора Мануила Комнина над сарацинами и великого князя Андрея Боголюбского над волжскими булгарами. Обе победы буквально озарялись вспышками света, исходившими от чудотворных икон, взятых в поход русскими и греками. По обоюдному согласию Ромейская Империя и Владимирское Великое княжество установили тогда праздник 1 августа (14-го по новому стилю), известный в народе как Первый Спас. С этим же днем в церковной традиции принято связывать событие Крещения Руси в 988 году.
В отличие от Сербии и Болгарии Русь никогда не рассматривалась как потенциальная часть Второго Рима. Тем более удивительны серьезные усилия, прилагавшиеся митрополитами-греками к укреплению Киевского, а затем Московского государства. Москва находилась на особом счету у Константинополя уже с середины XIV века, когда ее преимущество перед Тверью или Рязанью не слишком бросалось в глаза. А накануне катастрофы 1453-го8 греческие император и патриарх подолгу утрясали проблемы, связанные с последствиями унии и будущим русской митрополии… В 1497 г. на печати Иоанна III впервые возникает символ двуединой духовной власти Ромейского царства – двуглавый орел. Вне сомнения, он связывал Великого князя с константинопольским патриархом (до сих пор владеющим этой эмблемой), а не с Габсбургами, династическим претензиям которых на Руси не придавали особого значения.
Правда, если забота Константинопольской патриархии о дочерней церкви еще поддается рациональному объяснению, то массовый переход служилых людей с запада и востока под начало московского князя в конце XIV – начале XV в. является подлинной загадкой. Историки даже не пытаются разрешить ее, списывая на “медленный, но неуклонный подъем экономики”, “успехи в объединительной политике”, “географическое преимущество”. Любой, знакомый с реальными обстоятельствами правления Василия I или Василия II Темного, широко улыбнется. Московское княжество после Куликовской битвы представляло собой парализованную структуру, измотанную войной, с нулевой экономической базой и практически отсутствующим правовым механизмом (трудно счесть таковым боярские “кормления” или ордынские “выходы”). Судоходство по реке Москови даже в лучшие времена близко не стояло рядом с Великим волжским путем или новгородской системой судоплавания.
Факт налицо: когда давление Орды ослабло, ее наиболее активные представители стремятся принять православие, вливаясь в русское войско. Этот ряд открывается племянником Бату-хана, крестившимся и прославленным Церковью как св. Петр, царевич Ордынский (живописец Дионисий – один из его потомков). Начиная с Василия I этот процесс становится массовым, необратимым. Словно по мановению руки в Восточной Европе возникает небывалая по могуществу держава, быстро восстанавливающая геополитические масштабы Киевской Руси времен Святослава. Даже в XVII веке резкое возвышение Москвы вызывало ассоциации с сотворением мира ex nihilo, “из ничего”. Так выглядело снаружи то, что внутренне являлось перемещением макроса государственности на иную почву. Освоив среду, через три столетия Катехон берет реванш, заняв площадь гораздо большую, чем та, которой когда-либо ранее располагала Римская Империя.
Массовый переход служилых людей с запада и востока под начало московского князя в конце XIV – начале XV вв. является подлинной загадкой. Историки даже не пытаются разрешить ее… А когда давление Орды ослабло, ее наиболее активные представители стремятся принять православие, вливаясь в русское войско. Начиная с Василия I этот процесс становится массовым, необратимым. Словно по мановению руки в Восточной Европе возникает небывалая по мощи держава.
Русские государи обладали редкой чертой, напрочь отсутствовавшей как у католических, так и у православных властителей Европы, – смирением. Стихи Евангелия “…есть последние, которые будут первыми, и есть первые, которые будут последними” словно служили для них девизом. Если болгарские или сербские властители требовали от Царьграда все более высоких чинов, присваивая в обход закона царские регалии, мечтали о захвате Константинополя, то московские князья, даже спустя полвека после гибели Нового Рима, не торопились провозглашать себя его преемниками. Явным диссонансом на фоне такой позиции воспринимается назойливость Папы, предлагавшего короновать московского царя, или провокационная лесть западных дипломатов, напоминающих Москве о “константинопольской вотчине”. Когда Иоанн Грозный объясняется с папским легатом Антонио Поссевино, кажется, что они жители разных планет. Быть, а не производить впечатление стало историческим кредо Третьего Рима.
По дипломатическим контактам с Европой хорошо видно, как тоскливо, шаг за шагом та мирилась с неприятной данностью, что статус русского царя по юридическим параметрам был тождествен римскому императору. Начиная с Венского конгресса9 вплоть до начала Первой мировой войны Россия уже непосредственно служила гарантом европейского баланса, осью мировой политики. Ее ослабление словно выдернуло ступицу из колеса цивилизации, закрутив стремительный водоворот уничтожения, приостановленный Победой 1945 года, а с развалом СССР потихоньку набирающий новые обороты.
Русские государи обладали редкой чертой, напрочь отсутствовавшей как у католических, так и у православных властителей Европы, – смирением. Быть, а не производить впечатление, стало историческим кредо Третьего Рима.
Глава 7. ПОТЕНЦИАЛ РУССКОЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ
Россия синтезировала “римскую” и “греческую” формы Удерживающего
После расстрела императора Николая II среди православных арабов Палестины, Сирии и Ливана прокатилась волна самоубийств – они думали, что наступает конец света10.
В иудаизме, христианстве и исламе присутствует общее представление о силах вселенского хаоса, Гоге и Магоге, изгнанных Александром Македонским за стену Мировой Империи. Так же как Катехон, Гог и Магог не имеют постоянной историко-географической характеристики. Это не раса и не конгломерат раз и навсегда заклейменных этносов, а еще одна личина главного врага цивилизации – варварства. С Гогом и Магогом невозможно договориться, ибо там отсутствует понятие о договоре: варваров можно либо подчинить, либо оградиться от них. “Хотя они получают деньги, тем не менее они совершают набеги, – писал в VI веке Прокопий Кесарийский. – Ибо нет никакого иного средства заставить любых варваров хранить верность римлянам, кроме страха перед военной силой”. История Второго Рима – это история обороны от дикарей с запада, с севера, с востока. Царство Христиан служило надежной оградой, благодаря которой могли развиваться другие цивилизованные страны. Если бы не Ромейское царство, то бескрайние просторы Евразии имели твердый шанс вернуться к первобытному, “присваивающему” хозяйству.
