Андрей Ильин - Школа выживания. Как избежать голодной смерти
Обзор книги Андрей Ильин - Школа выживания. Как избежать голодной смерти
Ильин Андрей А
"ШКОЛА ВЫЖИВАНИЯ. КАК ИЗБЕЖАТЬ ГОЛОДНОЙ СМЕРТИ"
Вступление
Наш предок не имел ничего и поэтому умел все. Для него не составляло проблемы с помощью только каменного топора и терпения добыть себе 15 000 кг мяса в виде среднего размера мамонта. Лично я даже с железным не берусь раздобыть в лесу килограмм зайчатины. Мой прапрапрадед не впал в отчаяние, застигнутый всемирным оледенением. Мы же теряемся, если в квартире отключили батареи центрального отопления. Он умел добывать огонь трением палочек друг о друга, ловить рыбу руками, по яркости звезд определить погоду на завтрашний день, каменным скребком выделывать шкуры и еще многое, многое другое. Мы затрудняемся развести костер даже с помощью спичек, не можем поймать окуня наиновейшим спиннингом, принимаем искусственный мех за натуральный и вздрагиваем, услышав страшное слово «мездра».
Мы, горожане, всецело зависим от тысяч неизвестных нам людей, которые где-то сеют пшеницу и пасут скот, греют воду и направляют ее в краны с обозначением «гор» в ванные и на кухни, выпускают электролампочки и шьют штаны. Все вместе мы можем всё. По отдельности — почти ничего.
Мы ничего не умеем — и живем хорошо.
Наш далекий предок умел все и жил плохо.
Давайте на минутку перенесемся на несколько тысяч лет назад.
Вот иду я по девственному, неприветливому лесу, сжимая в руках тяжелую сучковатую дубину. Я шарю по кустам глазами, выискивая потенциальную жертву — зайца, кабанчика, косулю, мышь или любую другую зазевавшуюся дикую тварь, годную в пищу.
Я иду, и мелкая дичь разбегается в страхе, признав во мне кровожадного хищника. А я такой и есть, потому что внутри меня громогласно урчит пустой желудок, а магазинов нет, и денег еще не изобрели, и даже карманов, в которые их складывать, пока не придумали. И единственная возможность не умереть с голоду — это кого-то убить и, простите, сожрать. Вот за тем я и иду по темному, доисторическому лесу.
А за мной на мягких подушечках лап крадутся рысь, тигр или медведь. Потому что им тоже кушать хочется и у них тоже под шкурой в животе урчит. И хотя я зовусь «охотник», для них я не более чем жертва, причем очень вкусная и очень удобная — когтей нет, клыков нет. Пороха древние хищники еше не нюхали и человека человеком не воспринимают, для них я та же скотинка, только на двух ногах.
Вот так мы и ходим, друг за другом охотимся, друг друга едим. Пищевой круговорот.
Я кушаю мелкую зверушку, меня кушает крупная, мои останки догрызает снова мелкая. На том древний мир и стоит.
Наконец я вижу сломавшего ногу и уже изрядно обессилевшего оленя. Воинствующими криками отгоняю сбившихся в стаю шакалов и стучу дубиной оленя меж рогов, пока он окончательно не затихает. Исполнив возле туши небольшой танец «Счастье охотника», я тащу оленя к стойбищу. «Вождю — сердце и заднюю ногу. Себе — вторую заднюю ногу, печень и шкуру, — размышляю я. — Мясо — охотникам. Потроха и жилы — женщинам».
Возле входа в пещеру в огромной грязной луже бродят дети, ищут червяков и жуков.
Выше по склону, в кустах, ползают на коленях женщины, собирают корешки. С утра до вечера первобытный человек занят только одним — добычей пищи. Все прочие заботы для него второстепенны.
Увидев олени, все бросают свои дета и долго поют и танцуют, восхваляя охотничью удачу. Heт счастья выше сытости! Приплясывая и подвывая в такт, тащим тушу оленя в глубь пещеры. Долго пробираемся вдоль влажных стен. Под каменными сводами гулом раскатываются крики, сопение, шлепанье голых ступней о землю.
Возле главного очага с помошью каменных ножей и заостренных палок в мгновение ока разделываем тушу. Утилизация полная, ворсинка не пропадет. Мясо — в пищу, жилы — на пошив одежды, шкуру — на каменную кровать вместо простыни, рога — на изготовление ножей, скребков, наконечников стрел, кости, предварительно обглодав и высосав из них мозг, — в дальний угол: наступит черный день — и они, измельченные, в пищу сгодятся. До вечера пируем. Все едим. едим, едим, пока животы пузырем не вздуются.
Первобытный человек запасы делать не умеет.
Нашлась еда — ест «от пуза», пока по швам не затрещит. Кончилась — зубы на каменную полку складывает.
Вот такая жизнь нелегкая.
Конечно, это мои предположения, но вот что пишут очевидцы, своими глазами наблюдавшие последние очаги первобытного общества. «Главное их питание составляют коренья двух или трех видов, и они ищут их по всей земле; коренья им очень плохие, и люди, которые их едят, от них пухнут. Перед тем, как есть коренья, их высушивают в течение двух дней, но многие все равно остаются горькими, к тому же собирать их очень трудно. Но так велик голод у индейцев в тех землях, что без кореньев они не могут обойтись, и в поисках их проходят две или три миги. Иногда они убивают несколько оленей, временами ловят рыбу, но это случается так редко, а голод среди них так силен, что едят они и пауков, и муравьиные яйца, и червяков, и разных ящериц, и змей, даже ядовитых, укус которых смертелен для человека: едят они и землю, и дерево, и все, что у них есть, даже олений навоз и еще другое, о чем я не буду рассказывать, но думаю, однако, что если бы в этой земле были камни, то и их бы индейцы, наверное, ели.
Они сохраняют кости и другие остатки от рыб и змей, которых едят, а потом их смалывают и едят полученную муку».
Так описывал свои впечатления испанский конкистадор, искатель золота и приключений Кабеса де Вака, живший в начале XVI века.
А вот что пишет Вильгельм Фольц об обитателях Суматры — дикарях племени кубу:
«Все свое время и силы они тратят на поиски пищи. Питаются фруктами, ягодами, корнями и клубнями, которые откапывают острыми палками. С удовольствием едят и ящериц, лягушек, гусениц, личинок жуков. Чтобы наполнить свои желудки, им нужно долго и напряженно заниматься собиранием пищи. Если пищи много, они едят до отвала, до изнеможения, но нередко ложатся спать натощак…»
Цивилизация стремительно развивалась, и только наука выживания пребывала все в том же изначально первобытном состоянии.
Спасение погибающих оставалось исключительно делом рук самих погибающих. Каждый защищал свою жизнь в меру собственных сил и умения. Одни умудрялись приспособиться к природным условиям, в которых оказались, и «выживали» неделями и даже годами. Достойный подражания образ такого «приспособленца» описал Даниель Дефо в романе «Робинзон Крузо». Другие приспособиться не могли и погибали в течение часов или суток. О них, естественно, никто не писал.
Наиболее трагические страницы в историю чрезвычайных происшествий вписала эпоха Великих Географических Открытий.
Сотни тысяч малоподготовленных к существованию на лоне дикой природы авантюристов, движимых в подавляющем своем большинстве материальной заинтересованностью, ринулись стирать белые пятна на далеких материках. Естественно, аварийность среди подобных «диких» групп была невероятно велика. Но даже хорошо снаряженные «официальные» экспедиции нередко попадали, мягко выражаясь, в затруднительные положения.
Гибель половины состава участников плавания или перехода в те дни была в порядке вещей, если не самой удачей. Ведь многие экспедиции и вовсе бесследно исчезали.
Дневники как самых великих, вписавших свои имена в крупномасштабные карты мира, так и рядовых искателей приключений той, не столь уж далекой, эпохи сплошь испещрены стенаниями по поводу голода, жары, холода, болезней, повального мора и тому подобных напастей.
Приведу для примера лишь два свидетельства. Первое — воспоминания Антонио Пигафетта, историографа первого кругосветного плавания Магеллана.
«В продолжение трех месяцев и двадцати дней мы были совершенно лишены свежей пищи. Мы питались сухарями, но то уже не были сухари, а сухарная пыль, смешанная с червями, которые сожрали самые лучшие сухари. Она сильно воняла крысиной мочой.
Мы пили желтую воду, которая гнила уже много дней. Мы ели также воловью кожу, прикрывающую гротрей, чтобы ванты не перетирались; от действия солнца, дождей и ветра она сделалась неимоверно твердой. Мы замачивали ее в морской воде в продолжение четырех-пяти дней, после чего клали на несколько минут на горячие уголья и съедали ее. Мы часто питались древесными опилками. Крысы продавались по полдуката за штуку, но и за такую цену их невозможно было достать.
Однако хуже всех этих бел была вот какая.
У некоторых из экипажа верхние и нижние десны распухли до такой степени, что люди не в состоянии были принимать какую бы то ни было пищу, вследствие чего и умерли. От этой болезни умерло девятнадцать человек, в том числе и великан, а также индеец из страны Верзин. Из числа тридцати человек экипажа переболело двадцать пять. Кто ногами, кто руками, кто испытывал боль в других местах, здоровых оставалось очень мало. Я, благодарение Господу, не испытывал никакого недуга».
