Т. РЕВЯКО - УБИЙЦЫ И МАНЬЯКИ
…Поняв, что "дело пахнет керосином", ублюдок поспешил скрыться. Органами милиции был пойман в начале марта. Виновным признал себя частично, уповая на то, что был пьян. Последнее обстоятельство, как известно, вину усугубляет. О случившемся не сожалеет.
("Частный детектив", 1995, N 20)
ДЕРЕВЕНСКИЙ ДЕТЕКТИВ: Я ТЕБЯ ПОРОДИЛ, Я ТЕБЯ И УБЬЮ…
УАЗик дважды подбросило на колдобине, и после часовой езды он, противно скрипнув тормозами, остановился. Участковый показал на третий дом справа, и мы вышли, разминая затекшие от долгой езды ноги.
— Странно, нигде никого не видно, — кивнул головой в сторону улицы прокурор Александр Смаль. Действительно, при подобных происшествиях на селе всегда собираются люди — соседи, родные и просто любопытные. А там, напротив, на скамейке возле забора сидело двое мужиков, которые молча встали при нашем появлении и махнули рукой в сторону нужного нам дома.
Никто не вышел навстречу. Но сени открыты. Старший оперативно-следственной группы, начальник ляховичской милиции, шагнул через порог.
В маленькой передней комнате сидело несколько женщин, а возле печки стояли двое мужчин. Увидев вошедших, зашевелились. Определить, кто же здесь хозяйка или хозяин, было трудно: ни одной слезинки ни у кого на глазах, не говоря уже о воплях и причитаниях, обычных при таких случаях.
Убитый лежал на железной койке, застланной черным байковым одеялом и создававшим резкий контраст с обнаженным торсом мертвеца.
От того, что никто из присутствующих не поднялся навстречу с какими-либо объяснениями, члены опергруппы как-то неловко затоптались у входа. И прокурор вынужден был СПРОСИТЬ:
— Кто здесь хозяева?
Головы присутствующих, как по команде, повернулись в сторону женщины лет 55, в сереньком платьице, сидевшей на скамейке возле окна:
— Я мать.
— Что произошло? Кто его убил и где отец?
— Не трогайте отца! Я не знаю, где он, но знаю одно: отец не виноват. Он это заслужил, — опустив голову, произнесла женщина. Под «он» подразумевался погибший, ее сын.
Оперативники подошли к трупу. Грудь развалена одним сильным ударом, нанесенным, видимо, с нечеловеческой силой. Из раздробленных ребер со сгустками запекшейся крови виден желудочек сердца с черным рубцом… Жуткое зрелище.
— Закройте простыней, — поморщился прокурор. Милиционеры направились к выходу.
Во дворе ждали розыскники и участковый. Посовещавшись, каждый занялся своим делом.
Примерно через час недалеко от дома нашли первую и основную улику — окровавленный топор. Мужчина-сосед рассказал, что около семи часов утра видел отца убитого, который пошел в сторону кладбища. Без топора. Он его бросил, совершив страшный самосуд. Закончив составлять протокол осмотра места происшествия, начальник милиции дал команду собрать как можно больше местных жителей и приготовиться к прочесыванию леса, так как сельчане предположили, что отец-убийца пошел вешаться. И тут шофер-милиционер позвал к радиостанции.
До райцентра километров сорок. Захлебывающийся от волнения старший опер Никитюк прокричал:
— Отец-убийца не в лесу, а… сидит у нас в кабинете!
Оказалось, дед приехал ранним автобусом и заявил дежурному по райотделу:
— Арестуйте меня, я убил сына…
…Галина Семеновна и Адам Михайлович Белькевичи прожили нелегкую жизнь в селе, все это время проработали в здешнем колхозе. Вырастили четырех сыновей и дочь. Хорошие, здоровые дети, да, как говорят, в семье не без урода. Им оказался старший, Андрей. Исколесил полреспублики, работ поменял дюжину, а потом и вовсе на дармовые родительские харчи свалился, как снег на голову. Приехал из Молодечно — последнего пристанища и безапелляционно заявил:
— Остаюсь жить здесь.
Живи, кто против. Родители в годах, хворают, хоть сын по хозяйству поможет.
Однако сынок к таким "трудовым подвигам" был не склонен, так как смысл своей дальнейшей жизни видел в регулярных пьянках, разборках с родителями. Они терпели. Однако всегда спокойный хозяин дома все чаще и чаще стал раздражаться. Как-никак, и теперь еще на деревне дети-пьяницы — позор для родителей. К тому же 27-летний балбес нигде не работал.
Незадолго до случившегося все же пришла в дом радость — приехал в двухмесячный отпуск младший, Витя — моряк подводного флота. Родители втайне надеялись:-вдруг благоприятно повлияет на старшего. Соскучившегося по родному дому и земле подводника братец встретил своеобразно — отнял форменные брюки-клеш. В знак признательности и благодарности «взял» на танцы. А старики, закрывшись, легли спать.
В полночь, услышав стук, бтец поднялся, открыл дверь и впустил заявившегося с гулянки старшего. В стельку пьяного.
— А где Виктор? — спросил старик.
— А я его повесил в сарае, иди посмотри, — послышался издевательский ответ, сопровождаемый потоком матерных слов. — Если еще живой — добью.
— Ты что, совсем очумел? — опешил Адам Михайлович. — Надо в милицию заявить.
— Я тебе покажу милицию, старый дурак, — разъярился сынок и схватил со стола нож. Дед отшатнулся, посеменил в другую комнату, где спала жена, и закрыл дверь.
— Не скроешься! Я тебя ночью убью! — послышалось пьяное бормотание сына через неплотно закрытую дверь.
Такие скандалы бывали дома почти ежедневно, но это окончательно вывело из себя Адама Михайловича. Он попробовал лечь спать, но сон никак не приходил. "За что нам с женой такие мучения, сколько можно терпеть?" — лезли в голову неотвязные мысли. — А эти постоянные угрозы всех поубивать? Или вот еще выдумал: "Повесил брата". Дед встал с кровати, глянул на будильник. Пять утра. Походил еще по комнате, затем открыл дверь, осторожно ступая по деревянным половицам, подошел к кровати сына. Тот храпел, отравляя окружающий воздух густым водочным перегаром.
И тут, как потом рассказывал Белькевич, странное чувство охватило его. Мгновенно, горячей волной в голову ударила ярость от обид, унижений и страданий, причиненных этим бесчувственным спящим человеком, именуемым сыном, который совсем недавно грозился его убить. Его — отца, давшего ему жизнь! И убьет, убьет, ведь не пожалеет. "Сейчас или никогда. Господи, прости меня!". Он уже не помнит, как, повинуясь какой-то неведомой силе, вышел во двор, заглянул в сарай — вдруг и впрямь повесил Виктора? К счастью, это была лишь скотская шутка, последняя для «шутника». Дед взял из-под навеса для дров топор. Вернулся назад и, не глядя, с размаху ударил. Прямо в сердце. Сын только коротко всхрапнул…
Так же отрешенно вышел из хаты, постоял на пороге и, повернувшись, пошел через задворки в сторону кладбища. Топор кинул за огородом во ржи…
("Частный детектив", 1995, N 18)
ОТЦОВСКАЯ МЕСТЬ
Юлия потупилась и отвела глаза в сторону. Надо было что-то отвечать, а урок опять не выучила.
— Завтра пусть в школу придут родители. А сейчас дай дневник, — распорядилась учительница.
Стоило ей открыть первые страницы дневника, как долларовые купюры веером рассыпались перед очумевшим педагогом. Девочка от неожиданности ахнула и закрыла лицо руками.
— Что это? — учительница поправила на переносице очки, словно хотела получше рассмотреть содержимое.
— Отец дал на магнитофон, — прозвучал невинный ответ.
— Садись. В школу завтра придешь с родителями. Девятиклассница Юля в знак согласия склонила голову.
Восьмилетку девочка закончила на «хорошо», росла прилежной, послушной. Убрать в квартире, помочь со стиркой или погулять с младшими братьями — пожалуйста: Причем без напоминаний. И вдруг в начале нового учебного года что-то начало с ней твориться. Это «что-то» учителя вначале обозначили не иначе, как переходный возраст. Мама трактовала по-другому, мол, влюбилась Юлька, ничего, все через это прошли. До отца же, вечно занятого добыванием хлеба насущного для многодетного по нынешним временам семейства, коррективы в поведении дочери не доходили вообще.
— Похудела ты, Юлька, — как-то раз вскользь обронила мать.
— Есть надо больше, — заметил отец.
На том и порешили.
После злосчастного школьного дня домой Юля возвращалась не в духе. Даже мама, всегда такая занятая хозяйством, заметила перемену.
— Контрольная была? — поинтересовалась.
— Нет, — Юлька отрешенно смотрела на дымящуюся тарелку супа, потом отодвинула ее. — Что-то не хочется. Пойду прогуляюсь.
Сначала она медленно шла вдоль подъездов, потом, убедившись, что скрылась из виду матери, резко повернула в другую сторону и быстрее зашагала в знакомом направлении…
Следующим утром Юля первым делом заглянула в учительскую. Тамара Антоновна, ее «мучительница», разговаривала с кем-то по телефону.
