Надежда Ионин - 100 великих замков
Одно время в Шлиссельбурге находилась в заточении Евдокия Федоровна Лопухина — первая жена Петра I. Сосланная первоначально (1698) в суздальский Покровский монастырь, она была насильно подстрижена в монахини под именем инокини Елены. Но бывшая царица не хотела подчиняться монастырскому режиму, носила светское платье и называла себя прежним именем. Она находилась тогда в полном расцвете красоты и здоровья, ей было 25 лет, и она жаждала любви и власти. Когда в Суздаль по делам службы приехал генерал-майор Глебов, между ними случился роман, за который они оба поплатились. Генерал-майора предали «лютой казни» (посадили на кол), а Евдокию Федоровну сослали под строгий надзор в Ладожский монастырь. Екатерина I, вступив на престол, видела в ней опасную соперницу, и поэтому строптивую узницу перевели в Шлиссельбург, где содержали «в самом тесном заточении».
Одновременно с Евдокией Федоровной в Шлиссельбурге томилась царевна Мария Алексеевна, дочь царя Алексея Михайловича. Вся ее вина состояла в том, что она состояла в переписке с Е.Ф. Лопухиной, когда та еще находилась в суздальском заточении.
При Бироне в Государевой тюрьме пытали и казнили четвертованием князей Долгоруких, при Елизавете Петровне здесь были заточены раскольники, а потом и сам Бирон с семейством, и наконец несчастный Иоань Антонович.
Перед смертью импратрица Анна Иоанновна подписала манифест передаче престола трехмесячному Иоанну VI, на который он номинально вступил в октябре 1740 года. Когда в результате дворцового переворота к власти пришла Елизавета Петровна, Иоанн Антонович был обречен на вечную ссылку, а потом и на пожизненное заключение. Под именем Григория его увезли в далекую Архангельскую губернию, где секретно и под особым караулом держали 12 лет.
В марте 1856 года его привезли в Шлиссельбургскую крепость и заключили под именем «безымянного колодника» в особый секретный каземат. Условия его содержания определялись специальной инструкцией, и тайна, которой было окружено его заточение в Шлиссельбурге, была так велика, что даже комендант крепости не должен был знать, кто же такой этот таинственный узник. Надзор за Иоанном Антоновичем поручался трем офицерам, которым предписывалось соблюдать в строжайшей тайне все, что относилось к узнику. Под страхом смертной казни они не должны были никому говорить, «каков арестант: стар или молод, русский или иностранец» и т. д. Офицерам строжайше было запрещено отвечать на его вопросы, да и сам он не должен был знать, где находится, — «далеко ли от Петербурга или от Москвы».
Иоанн Антонович не получил никакого образования, так как запрещалось учить его чему бы то ни было. Однако еще в Холмогорах один из тюремщиков сжалился над несчастным ребенком и обучил его грамоте, но и это не доставляло ему радости, так как книг для чтения в Шлиссельбурге у него не было. Однако, несмотря на все принятые меры, Иоанн Антонович знал о своем происхождении и называл себя государем.
Петр III, вступив на русский престол после смерти Елизаветы Петровны, подписал указ, сыгравший роковую роль в жизни узника. Этим указом охрана обязывалась при попытке его освобождения или захвата «противиться сколько можно и арестанта живого в руки не давать». Когда поручик Я.В. Мирович, находясь в карауле, попытался освободить его, царственного узника застрелили.
Печальная участь Иоанна Антоновича чуть было не постигла самого Петра III. Свергнув мужа с престола, Екатерина II решила заточить его в Шлиссельбургскую крепость, для чего уже было приготовлено специальное помещение. Но оно не понадобилось, так как в угоду новой императрице А. Орлов и князь Барятинский собственноручно задушили бывшего императора.
Если с царственными узниками обходились так жестоко, что было говорить о простых смертных. «Исключение» составляет только раскольник Круглый, но и поступили с ним исключительно: замуровали вход в его «тесную палату», оставив только небольшое отверстие, в которое подавали хлеб и воду. Но «подлый» арестант избавил тюремщиков и от этой заботы, уморив себя голодом.
Условия тюремного содержания в Шлиссельбурге постоянно менялись в зависимости от настроений, которые господствовали в правительстве в тот или иной момент. Но всякий раз эти условия были такими, что не надо было никаких пыток в духе испанской инквизиции. Камеры были выкрашены в черный цвет, окна почти не пропускали дневного света через матовые стекла, и нельзя было бросить через них взгляд на волю. Ни книг, ни письменных принадлежностей узникам не давали, койка в камере даже у больных открывалась только ночью, днем спать запрещалось не только на полу, но даже сидя за столом. Все болели самыми разнообразными болезнями, но общим уделом были туберкулез и ревматизм, у всех — сплошная цинга, неизбежная при постоянном недоедании. Неудивительно, что многие узники подчас добровольно выбирали смерть, поэтому сюда и заключали самых опасных и неугодных людей, чтобы заживо похоронить их, скрыть от людских взоров и медленно сгноить в сырых казематах крепости. Имена заключенных держались в тайне и внутри самой крепости, даже память о них должна была умереть. В рапортах запрещалось упоминать фамилии и имена заключенных, которые фигурировали только под номерами.
Самым страшным было повальное безумие, которое в той или иной степени, в той или иной форме овладевало заключенными. И сколько доведенных до сумасшествия было замуровано в этих камерах!
По делу Южно-Русского Рабочего Союза был приговорен к смертной казни Н.И Щедрин, но потом ее заменили вечной каторгой. По пути на каторгу, в Иркутской тюрьме, он узнал, как бесстыдно обращается с политкаторжанками местный тюремщик, и решил вступиться за оскорбленных женщин. Улучив подходящий момент, Н.И. Щедрин ударил его по лицу в присутствии всех арестантов и тюремной стражи. Новый судебный процесс снова вынес смертный приговор, но и на этот раз его заменили вечной каторгой, дополнив прежний: «Приковать к тачке». А потом Н.И. Щедрина перевели в Алексеевский равелин Петропавловской крепости — вместе с тачкой.
Равелин он вынес, после чего его перевели в Шлиссельбург, где долгие годы одиночного заключения оказались сильнее железной воли Н.И. Щедрина. Целых 15 лет провел он душевнобольным «арестантом № 3». Его камеру заполнили жуткие призраки-чудовища, которые его «жалили и мучали»… Дикие вопли неслись из камеры Н.И. Щедрина, но о переводе его в какую-нибудь больницу не было и речи. Одна из характерных особенностей Шлиссельбурга в том и заключалась, чтобы здоровых и больных держать вместе. Вместо лечения «нарушающих тишину и порядок били смертным боем», и, глядя на сумасшедших, здоровые видели свою страшную судьбу.
Главной из навязчивых идей Н.И. Щедрина стала ненависть к жандармам, у которых он ничем не хотел одалживаться: пищу приносит жандарм — он не будет ее есть; одежду приносит жандарм — он не будет ее носить и останется голым. Со временем его увлекла мысль издавать в Шлиссельбурге газету «Эхо» и на доход от нее начать новую жизнь. Впоследствии он стал воображать себя то лордом, то «царем царей»; потребовал английского консула, чтобы заявить цивилизованному миру о своей судьбе и потребовать немедленного вмешательства международной дипломатии.
Проходят годы, десятилетия… В соседней камере томится другой сумасшедший — Конашевич, приговоренный на вечное тюремное заключение по делу об убийстве. Богатырского здоровья, он попал в Шлиссельбург 20-летним юношей, но тюрьма быстро сломала и его. Сначала Конашевича стали посещать зрительные галлюцинации, потом слуховые… Жандармы боялись его силы и не применяли к нему рукопашных методов усмирения. Они воспользовались страстью больного писать записки и даже приносили ему бумагу и карандаши.
Дни и ночи Конашевич писал записки и прошения, заполненные изобретениями, алгебраическими и геометрическими формулами или… требованием немедленно созвать Земский собор. Он требовал обо всех своих записках «немедленно докладывать государю императору», так как ему нужно строить величественный собор и дворец, а злые враги беспрестанно гипнотизируют его, отчего строительство может затянуться.
Идут долгие годы, а Сагайдачный (так Конашевич стал называть себя в Шлиссельбурге) жалобно воет и все пишет свои прошения: он «изобрел металлический дом» — очень дешевый и удобный для крестьян, а также «металлическую дорогу сквозь земной шар». Он разработал проект машины, которая будет делать другие машины простым поворотом ключа… Он открыл способ, как доить овец и свиней салом, для чего изобрел снаряд, который, выдавливая сало из овцы, не будет лишать ее жизни…
В 1869 году Шлиссельбург превратился в военно-исправительные арестантские роты, а еще через 10 лет — в дисциплинарный батальон. Все содержавшиеся там политические заключенные были вывезены и распределены по центральным тюрьмам России. Однако в начале 1880-х годов было решено вновь превратить Шлиссельбург в политическую тюрьму для особо важных государственных преступников.