Николай Дорожкин - Путешественники
Свое первое самостоятельное путешествие П.К. Козлов совершил в качестве начальника Монголо-Тибетской экспедиции. В экспедиции 1899 года участвовали 18 человек, из них 14 – казаки конного конвоя. Маршрут начинался от почтовой станции Алтайской вблизи монгольской границы, шел по Монгольскому Алтаю, затем по Центральному Гоби и Каму – практически неведомой для ученых восточной части Тибетского нагорья.
В ходе экспедиции П.К. Козловым были сделаны подробные описания многочисленных физико-географических объектов – озера Кукунор окружностью 385 км, лежащего на высоте 3,2 км, истоков рек Меконг и Ялунцзян (притока Янцзы), ряда величайших гор, в том числе двух ранее неизвестных науке мощных хребтов в системе Куньлуня. П.К. Козлов назвал их именами Дютрейль-де-Рэнса (известного французского исследователя Центральной Азии, погибшего в этих местах) и Вудвиль-Рокхиль, английского путешественника.
Кроме того, П.К. Козлов дал блестящие очерки экономики и быта населения Центральной Азии, в том числе описание сложных ритуалов празднования цайдамскими монголами важнейших событий жизни от рождения до смерти. Он собрал огромную коллекцию фауны и флоры пройденных мест. Во время экспедиции казакам и путешественникам не раз приходилось вступать в сражения с вооруженными отрядами численностью до 300 человек, натравленными на иностранцев местными ламами. Почти два года экспедиция не могла сообщить о себе в Россию, что послужило на родине причиной слухов о гибели отряда Козлова. Экспедиция описана П.К. Козловым в двух больших книгах «Монголия и Кам» и «Кам и обратный путь». За это путешествие П.К. Козлову была присуждена Русским географическим обществом золотая медаль.
В 1907–1909 годах П.К. Козлов возглавил монголо-сычуаньскую экспедицию. Это пятое для него путешествие по маршруту из Кяхты на Ургу (Улан-Батор) и далее в глубь Центральной Азии принесло ему славу выдающегося археолога. Он открыл в песках Гоби мертвый город Хара-Хото, что дало археологический материал огромной ценности. Особое значение имеет обнаруженная при раскопках Хара-Хото библиотека в 2000 книг на неизвестном в то время тангутском языке. Обнаруженная там коллекция ксилографий (досок для печатания книг и культовых изображений) говорит о знакомстве Востока с книгопечатанием за сотни лет до появления его в Европе. До сих пор ни в одной из библиотек иностранных музеев (включая Британский музей в Лондоне) нет подобной по значению коллекции тангутских книг. Открытая в Хара-Хото коллекция печатных бумажных денег ХIII–XIV веков является единственной в мире. Раскопки в Хара-Хото дали также богатый набор статуй, статуэток и всевозможных культовых фигурок и более 300 буддийских изображений, писанных на дереве, шелке, полотне и бумаге. Все находки в Хара-Хото, характеризующие культуру и быт древнего тангутского государства Си-ся, имеют важное историко-культурное значение.
После открытия Хара-Хото экспедиция П.К. Козлова исследовала озеро Кукунор с островом Койсу и огромную территорию Амдо в излучине среднего течения реки Хуанхэ. Из этой экспедиции Козлов вывез многочисленные коллекции животных и растений, среди которых оказалось немало новых видов и даже родов. Пятое путешествие П.К. Козлова описано им в книге «Монголия и Амдо и мертвый город Хара-Хото».
Шестое путешествие П.К. Козлова проходило в 1923–1926 годах по небольшой территории Северной Монголии. В горах Ноин-Ула (130 км к северо-западу от Улан-Батора) он открыл 212 гуннских погребений 2000-летней давности. Это стало величайшим археологическим открытием XX века. В могильниках обнаружены многочисленные предметы, по которым можно восстановить экономику и быт гуннов тех времен – художественно исполненные ткани и ковры эпохи греко-бактрийского царства, которое существовало тогда в северной части современной территории Ирана, в Афганистане и северо-западной части Индии.
Завершив шестое путешествие, П.К. Козлов жил сначала в Ленинграде, а затем в 50 км от Старой Руссы (Новгородской области), в деревне Стречно. Там он организовал кружок юных натуралистов, которых обучал сбору коллекций, научному определению и препарированию добытых животных и растений.
Перу П.К. Козлова принадлежит свыше 60 произведений.
Свен Гедин
Свен Андерс Гедин (1865–1952), шведский путешественник. Исследовал Тибет, Синьцзян, Монголию, Восточный Туркестан (1893–1935). Открыл Гандисышань.
Свен Гедин родился в Стокгольме, в богатой семье, где царил матриархат – главой была мать, сильная волевая дама. Такими же были и старшие сёстры Свена. Правда, сильные характеры не мешали матери и сёстрам во всём потакать единственному ребёнку мужского пола. Женское семейное покровительство сопровождало Гедина долгие годы. Мечта его – стать путешественником – поддерживалась родными. Юный Свен, готовя себя к дальним странствиям, укреплял тело физкультурой и спортом, а дух – изучением географии и картографии, иностранных языков, в том числе русского и персидского, и чтением биографий великих путешественников. По убеждению Гедина, любое путешествие – это вызов судьбе. И во всех своих странствиях отважный до безрассудства швед доказывал это на деле. С 1893 по 1897 годы он прошёл и проехал огромные расстояния по России и Азии. Как выяснилось при подготовке настоящего издания, книга шведского путешественника «В сердце Азии. Памир – Тибет – Восточный Туркестан» вышла в нашей стране ещё в 1899 году. К сожалению, в наши дни она практически недоступна, и поэтому информация о странствиях знаменитого шведа достаточно скупа.
Гедин писал: «Вспоминая совершенное мною путешествие, я вижу целый ряд русских военных, ученых и частных лиц, перед которыми нахожусь в неоплатном долгу благодарности. Министерства Иностранных дел и Военное оказали мне с самого же начала столько сердечной и реальной помощи… Мне предоставили возможность нанять себе на службу русских казаков, беспошлинно ввести свой багаж в Россию… Ни одному русскому путешественнику не могло быть оказано большего содействия… нежели мне. Повсюду меня встречали, точно я был русским подданным… В Императорском Географическом Обществе, членом которого я уже имел честь состоять, я также нашел покровителей и друзей».
Поездка на поезде от Санкт-Петербурга до Оренбурга заняла четыре дня. Позади остались 2257 км пути по европейской части России. В Оренбурге паровая тяга сменилась конной. Это было 14 ноября 1893 года. «Покидая Оренбург, разом расстаешься со всякой цивилизацией и, углубляясь на восток, оказываешься всецело предоставленным самому себе». В песках Кара-Кум лошадей в тарантасе заменили беговые верблюды. Преодолев еще 2198 км, 4 декабря Гедин въехал в Ташкент. «В Ташкенте я пробыл около семи недель… Генерал-губернатор барон Вревский принял меня с безграничным радушием, я был его ежедневным гостем и имел случаи завязать у него знакомства, которые весьма пригодились мне для моего путешествия по Памиру».
Покинув гостеприимный Ташкент, Гедин с конным караваном 23 февраля достиг долины Исфайрамы. Дальше началось высокогорье. Подъем по северным склонам Алайского хребта вывел к перевалу Тенгиз-бай (3850 м), который в зимнее время бывает невозможно преодолеть. «В ночь на 26 февраля мы послали 8 киргизов с заступами, топорами и кирками вперед проложить дорогу, а затем ранним утром выступил и караван. Около Кара-Кии встретилось первое трудное место, где все еще возились наши киргизы, вырубая ступеньки во льду… Я… совсем изнемог. Поднялись мы на высоту 2850 м. Ночью дала себя знать «горная болезнь»; страшная головная боль и сердцебиение продолжались и весь следующий день…» На перевале было не легче: «…снег… лежал в два метра глубины. В сугробах была протоптана узкая глубокая тропа; идти по ней было все равно, что по узкой перекладине через трясину. Один неверный шаг в сторону – и лошадь совсем погружалась в снег…». После перевала дольше дня длился спуск до Дараут-Кургана в Алайской долине. «Кто знает, что было бы с моим караваном, если бы мы вышли днем раньше и попали под лавину, или днем позже, и нас застал бы ураган».
После дневного привала в Дарауте 2 марта экспедиция продолжила путь на восток по Алайской долине. 6 марта переправились через реку Кизыл-су и свернули на юг. Алай остался позади, впереди высился Памир. «После десятичасового перехода мы сделали привал среди этого царства смерти и холода, где не видно ни былинки, ни следа жизни… Мороз стоял 26°… Поздно вечером была, наконец, разбита юрта… Только в час утра в лагере… водворилась тишина. Набилось нас… как сельдей в бочонок, и все-таки температура в юрте понизилась к утру до –24°…».
При подъеме на Заалай остановились на дневку в урочище Бордоба. «Утром 9 марта все мои киргизы пали на колени в снег, вознося Аллаху мольбы о счастливом перевале через опасный Кызыл-арт… Но мы счастливо достигли гребня (4271 м)… На самом перевале… киргизы мои опять упали на колени и возблагодарили Аллаха…». Два мартовских дня экспедиция Гедина провела на льду огромного горько-соленого озера Каракуль, лежащего к югу от Заалайского хребта. 18 марта отряд Гедина спустился в долину реки Мургаб: «В некотором расстоянии виднелось небольшое русское укрепление; на северо-западной башне развивался русский флаг «на крыше мира». Мы приблизились; 160 солдат и казаков выстроились на стене и приветствовали нас громким ура. Около ворот меня сердечно встретил комендант, капитан Зайцев с шестью офицерами». Это был Пост Памирский – самый передовой форпост Российской империи в Средней Азии. Сейчас там, в восточной части Горного Бадахшана, таджикский город Мургаб.