Михаил Шойфет - Сто великих врачей
Употребив выражение «моя машина», Гийотен оговорился. Он хотел лишь сказать, что машину нужно будет ввести в употребление. Сам он не высказывал никакого плана подобного аппарата. Гийотен высказался лишь за обезглавливание посредством механического приспособления, ибо подобные инструменты давным-давно, в Средние века, использовались в Италии, Шотландии, Германии и самой Франции. Существует старинная немецкая гравюра, изображающая обезглавливание посредством подобного рода. Она относится к 1555 году. На ней изображена казнь орудием, называемым «mannaja». Однако его восклицание послужило неистощимой темой для шуток: инструмент, еще не изобретенный, был уже задолго окрещен в роялистском журнале именем «гильотина». Вначале гильотина носила другие названия: «Louisette» (по имени хирурга Луи) и «Mirabelle» (от Мирабо).
Итак, Гийотен действительно первым предложил Национальному собранию введение механического обезглавливания, но орудие для этой цели изобрели другие. За содействием в этом вопросе Национальное собрание обратилось к постоянному секретарю Хирургической академии (с 1764 г.) доктору Антуану Луи (Louis, 1723–1792), известному своими научными трудами по хирургии. Предполагалось, что если он умеет «резать» человека с целью сохранить ему жизнь, то, весьма вероятно, сможет придумать и нечто, быстро ее отнимающую. Профессор Луи обратился к немецкому механику и фортепьянному мастеру Тобиасу Шмидту, который по его чертежам построил гильотину.
17 апреля 1792 года в 10 часов утра произвели первое испытание машины. На маленьком дворе тюрьмы Бисетр присутствовали врачи: Пинель, Кабанис, Гийотен, хирурги Луи и Кульерье (принимавший самое активное участие в изготовлении машины), руководство тюрьмы, прокурор-синдик Парижской коммуны, многие члены Национального собрания и т. д. Потомственный палач Сансон положил труп умершего в тюрьме заключенного на то место, куда упадет нож, и нажал кнопку, соединенную веревкой с ножом, который опустился с быстротой мысли. Пока зрители поздравляли двух медиков, изобретение которых делало смертную казнь более быстрой и менее мучительной, старик Сансон прозорливо заметил: «Прекрасное изобретение, только бы им не злоупотребляли, благодаря легкому способу убивать людей». Изобретенным механизмом первая казнь была совершена 25 апреля 1792 года на Гревской площади. Жертвой стал убийца Польтье.
После закрытия Национального собрания Гийотен оставил политическую деятельность и предался врачебной практике. Он открыто порицал революционные эксцессы, решительно выказывал антипатию к виновникам террора. Гийотен старался защищать жертвы террора. Так, в интересах своих друзей, преследуемых революционерами, обращался с просьбами к коллеге Марату, но тщетно, тот был непреклонен. По словам Soucerotte, Гийотен доставлял жертвам террора яд, который освобождал их, по крайней мере, от мук эшафота. Неудивительно, что при таком отношении Гийотен сам попал в немилость и угодил в тюрьму. 8 октября 1795 года был выдан ордер на арест доктора Гийотена. Ордер можно встретить в музее парижской префектуры полиции. Он сам едва не стал жертвой того орудия, идею о котором внушило ему чувство человеколюбия. Спасло его от смерти 27 июля 1794 года — день падения Робеспьера.
Освобожденный из тюремных застенков, он снова занялся врачебной практикой и добился статуса «Medicin de bienfaisance de la Halle de ble». Огромная заслуга Гийотена в том, что он занялся объединением врачей оставшихся от расформированного революцией прежнего медицинского факультета, а также докторов других факультетов и основал Свободное ученое общество (cerle medical), задача которого заключалась в совместной работе на благо медицины и для поддержки достоинства врачебного сословия. Это Свободное медицинское общество явилось колыбелью современной Академии медицины. Нельзя не сказать и о том, что Гийотен был ревностным защитником Дженнеровского оспопрививания; он был избран председателем вновь образованного французского комитета для распространения нового метода и немало содействовал развитию оспопрививания во Франции.
Жозеф Гийотен своей общественной деятельностью, стремлением к медицинским реформам значительно содействовал прогрессу врачей и клинической медицины в целом. Он остался жив вопреки диким бурям своего времени и скончался не на гильотине, как многие его коллеги, а от банального карбункула. Это произошло 26 марта 1814 года на 67-м году жизни.
Марат (1743–1793)
Жан-Поль Марат известен как выдающийся деятель Французской революции, вождь якобинцев, блистательный оратор, замечательный писатель. Мало кто знает, что он был великолепным врачом, ученым-физиком. Его отец Жан-Батист Мара, католический священник, предки которого были выходцами из Испании, в 1740 году переселился из Сардинии в Швейцарию и перешел из лона католической церкви в протестантизм. Но не для того, чтобы из аббата превратиться в пастора, а чтобы стать художником и рисовальщиком на фабрике, производящей ситец. На этом его превращения не заканчиваются, далее он занялся химией, стал учителем языков, наконец, медиком. Тогда же, в 1740 году, он женился на дочери ремесленника Луизе Каброль из французской протестантской семьи, вынужденной из-за религиозных преследований покинуть Лангедок, то есть южную Францию.
Жан-Поль родился уже в Швейцарии, в городке Будри, княжестве Невшатель — фладении прусского короля Фридриха II. Он появился на свет 24 мая 1743 года вторым ребенком, за ним родились еще пятеро детей — четыре сына и три дочери. Один из братьев, Давид, под именем Будри переселился в Россию, где служил в Царскосельском лицее преподавателем французского языка. Александр Сергеевич Пушкин тепло вспоминал о нем.
Марат окончил школу в Будри, а затем коллеж Невшателя. Он легко одолел французский, английский, итальянский, испанский, немецкий и голландский языки. С раннего возраста Жан-Поль проявлял большое стремление к знаниям. Вот как он сам сообщает об этом в 1793 году в своей легендарной газете «Друг народа»: «Благодаря редкой удаче я получил очень тщательное воспитание в отцовском доме, избежав всех вредных привычек детства, растлевающих и унижающих человека, всех промахов юности, и достигнул зрелости, ни разу не отдавшись пылу страстей: в двадцать один год я был девственником и уже в течение долгого времени предавался размышлениям».
Огромное честолюбие и чрезвычайно своенравный характер отличали его от сверстников. Впоследствии он напишет о себе: «С ранних лет меня пожирала любовь к славе, страсть, в различные периоды моей жизни менявшая цель, но ни на минуту меня не покидавшая. В пять лет я хотел быть учителем, в пятнадцать — профессором, писателем — в восемнадцать, творческим гением, а в двадцать — великим ученым. Единственная страсть, пожиравшая мою душу, была любовь к славе, но это был еще только огонь, тлевший над пеплом». При прочтении декларации Марата о его всепоглощающем стремлении к славе приходит мысль об отсутствии скромности у трибуна революции. Однако если в наш лицемерный век честолюбие обычно прячется за напускной скромностью, то во времена Марата такая откровенная манера была характерна для поклонников Ж.-Ж. Руссо, а Марат им был.
В 16-летнем возрасте, посчитав себя вполне готовым к самостоятельной жизни, Жан-Поль покинул семью и уехал во Францию. К своей исконной фамилии Мара Жан-Поль прибавил букву «т» и отныне стал носить французскую фамилию Марат. Так поступали многие эмигранты. Услышав, что французское правительство снаряжает астрономическую экспедицию в Тобольск, он подал прошение присоединиться к ней. Получив отказ, вероятно, по возрастным мотивам, Жан-Поль в течение трех лет жил в Бордо, где работал воспитателем в семье богатого сахарозаводчика и судовладельца Поля Нэрака.
Непомерное честолюбие не давало покоя Марату, не позволяло засиживаться в роли гувернера. Его воображение будоражил Париж — город больших возможностей, так, во всяком случае, он его себе представлял. В 1762 году, 19-летним юношей, он отправится в Париж, город своей мечты, где обессмертит свое имя. Но пока Марат усердно занимается самообразованием, изучает естественные науки, философию и медицину (обучение не закончил). Марат все больше склоняется к медицине как наиболее верному пути к достижению славы. Разве исцеление неизлечимых больных — не доказательство всемогущества? К концу пребывания в Париже он уже активно лечит больных. Враги Марата позднее станут утверждать, что он занимался продажей подозрительных «магических» лекарств на ярмарках — словом, был бродягой-шарлатаном, каких тогда встречалось немало. Однако эти обвинения не получили подтверждения.
В 1765 году Марат переехал в Великобританию, где в течение 11 лет занимался обширной врачебной практикой в Ньюкасле, Эдинбурге, Дублине и Лондоне. В Лондоне он живет в квартале Сохо и практикует в больницах, в тюрьмах, и рабочих казармах. Научно-медицинские интересы Марата касались преимущественно проблем венерических заболеваний, офтальмологии и электротерапии. На посту городского врача Ньюкасла он принял энергичные меры по борьбе с эпидемиями инфекционных болезней, за что был удостоен звания почетного гражданина этого города.
