Надежда Ионина - 100 великих музеев мира
Сейчас первый этаж Дворца отведен Национальному музею испанско-мусульманского искусства. Лучшим его экспонатом является знаменитая ваза, описанная во всех альбомах, справочниках и учебниках по искусству. А второй этаж Дворца занимает Музей изящных искусств провинции Гранада. Во Дворце располагается и Археологический музей, а в патио часто даются концерты, потому что здесь великолепная акустика.
Дворец испанского короля с его пилястрами, барельефами и строгими геометрическими формами совершенно не похож на архитектуру Востока. Он представляет собой другую эпоху, другие вкусы, совсем иную систему эстетических и нравственных ценностей и потому выглядит несколько чужеродно среди других зданий Альгамбры. Американский писатель Вашингтон Ирвинг даже сравнивал его с «высокомерным и непрошенным гостем».
В этом посетитель убеждается уже при осмотре зала Мешвара — «места совета, совещания». Так часто назывались дворцы и площади, а иногда и целые кварталы городов, где решались дела управления, выслушивались просьбы подданных, и вершился суд.
Синь, зелень, пурпур украшавшей стены майолики и позолота на резьбе по гипсу дают представление о роскоши зала. В 1629 году испанский король Филипп IV превратил зал Мешвара и относящуюся к нему Золоченую комнату в часовню. Возможно, это было сделано в знак торжества христианства в Испании, потому что незадолго до этого были окончательно изгнаны последние мориски, обвиненные в тайной приверженности исламу. Золоченая комната когда-то была частью мечети Альгамбры, и до наших дней в ней сохранился богато украшенный михраб.
Миновав внутренний дворик Мешвара, посетитель оказывается в Серале — бывшей личной резиденции султанов. Трудно подобрать слова, чтобы описать узорные ковры, в которые превращены стены этого башнеобразного помещения. Квадратное внизу, оно переходит в высокий восьмигранник и завершается куполом Восьмигранный шатер, разбитый на тысячи свисающих сталактитов, похожих на звездочки, он как бы растворился в нарядных узорах и стал легче.
Центр Сераля занимает знаменитый Миртовый дворик. Иногда его еще называют патио Бассейна, потому что вся площадь этого прямоугольника залита водой. Водная гладь как бы заменила землю отраженным небом, лишь узенькие проходы оставлены между краями бассейна и зелеными полосками подстриженных мирт.
Особенно красив его северный фасад; он, помимо орнаментального убранства аркады, украшен еще разноцветной майоликой и позолотой, центральной зубчатой аркой и 45-метровой громадной башней. Зелень обрамляет две аркады — одну настоящую, реальную, другую — иллюзорную, отраженную в воде. Архитектура аркад такая невесомая и легкая, что кажется волшебным миражем, способным от дуновения ветерка разрушиться так же быстро, как от малейшего всплеска исчезает отражение в воде.
Вода и зелень — неотъемлемые части арабской архитектуры. «И пусть соединятся растения и воды с созданием людским, как часть одной природы, воздвигнутой рукой великого Аллаха», — так наставляли богословы арабских зодчих.
Через северный фасад Миртового дворика туристы попадают в «Зал лодки». Некоторые исследователи объясняют это название сходством росписи потолка зала с килем корабля. Но испанский автор Карлос Паскуаль возводит этимологию слова «барка» к арабскому «барака» — «благословение, благодать», и это кажется более правдоподобным.
Самым обширным в Альгамбре является зал Послов. Это тронный зал султанов Гранады, он и предназначен был для приема иноземных гостей, государей и послов. Это еще и самая историческая часть Альгамбры, хотя некоторые исследователи не до конца уверены, что именно здесь происходили некоторые действительные события. Например, предания утверждают, что в этом зале султан Боабдиль сдал Гранаду католическим королям Испании, и здесь же королева Изабелла принимала Колумба.
Трудно передать ощущение, когда попадаешь в другой — Львиный двор Альгамбры. Кажется, что законы тяжести здесь иные, чем везде, и ваше собственное тело становится каким-то легким, невесомым, будто вот-вот готово оторваться от земли. Посетитель теряет представление о весе аркад, потому что их колонны напоминают скорее точеное дерево, чем камень. К тому же тоненькие вертикальные струйки фонтанов, поблескивающие кое-где между ними, как бы говорят: «Зодчий мог бы опереть свою кружевную аркаду и на нас, на наши водные струи». Соединяясь со струями, тонкие, гибкие, переплетающиеся линии создают ласкающую душу «музыку». Недаром старинная легенда говорит, что многие песни Андалузии навеяны Альгамброй.
Каждая арка заключена в узорную раму, в орнамент которой вплетена вязь арабских букв. «Нет бога, кроме Аллаха, и Мухаммед — посланник его» — эти слова повторяются несчетное число раз.
Львиный дворик невелик. Хотя Коран запрещает изображения живых существ, властители Альгамбры соблюдали далеко не все заповеди пророка. Посреди двора мраморную чашу фонтана поддерживают двенадцать львов. Все они изваяны из какого-то особого полудрагоценного мрамора и расставлены, как лучи звезды.
Число львов не случайно. Согласно легенде, именно 12 львов поддерживали трон царя Соломона. Об этом султану Мухаммеду аль-Гани рассказал его визирь ибн-Нагрелла, еврей по происхождению. Он же и посоветовал украсить фонтан фигурами львов. Дотошные исследователи относят и эту историю к легендам, так как львы у фонтана появились будто бы вообще только в XVI веке — уже после падения Гранады.
Как бы там ни спорили историки и искусствоведы, но в одном они сходятся: в этом дворике живет сама тишина, нарушаемая только журчанием водяных струй, к узорам которых добавляются узоры орнамента.
Для арабского здания фонтаны, ручьи, водопады не менее характерны, чем колонны для греческого. Они подчеркивают сходство архитектуры с миражем. Не случайно на Львином фонтане сохранилась надпись: «Смотри на воду и смотри на водоем, и ты не сможешь решить, спокойна ли вода или струится мрамор».
В Зал Абенссерхав посетители входят с невольным трепетом, ибо опять же древняя легенда гласит, что здесь был предан казни целый род знатнейших гранадских рыцарей ибн-Сарраджей.
Напротив этого зала расположился обширный Зал двух сестер. В нем томились две сестры-христианки, умершие от тоски по разлученным с ними любимым. Об этом напоминают две мраморные плиты в центре зала.
Сталактитовые потолки Альгамбры напоминают медовые соты… Грациозные колонны с нарядными капителями скорее декоративно заполняют пространство, чем несут какую-либо тяжесть. Края изгибов многочисленных арок настолько изрезаны, что кажутся легкими спадающими кружевами. И все это переливается и сверкает в мерцающих бликах светотени.
Когда строилась Альгамбра, в Испании завершалась реконкиста — многовековая борьба испанцев против арабских завоевателей. В упорной борьбе испанцы вытесняли со своего полуострова мавров, одним из последних оплотов которых как раз и оставалась Гранада.
Перешагнув порог Альгамбры, властитель Гранады хотел оставить свои горькие мысли, не вспоминать об опасностях, междоусобицах, изменах и не тревожиться о том, что принесет завтрашний день. Здесь до сих пор царит безмятежность, сладкая и манящая мечта, все здесь подчиняется изощренной и необузданной роскоши.
Альгамбра, столь подробно исследованная и изученная многими поколениями историков и искусствоведов, по-прежнему остается таинственной и загадочной. В ней по-настоящему начинаешь понимать восточные сказки «Тысячи и одной ночи», которые здесь рассказаны без слов, но не менее образно и увлекательно…
Торжественно державный Кремль
В 1147 году в имении первого владельца Москвы боярина Кучки состоялась встреча двух русских князей — Юрия Долгорукого и Святослава Ольговича. С этого события и ведет Москва свою писанную историю.
А через девять лет, в 1156 году, на высоком холме у впадения речки Неглинки в Москву-реку, близ того места, где сейчас стоит Боровицкая башня, застучали топоры и запели пилы. Здесь по приказу Юрия Долгорукого был заложен маленький деревянный «детинец» — передовая крепость Ростово-Суздальского княжества, в которое входила тогда Москва. Эта крепость впоследствии и стала московским Кремлем. Другие русские князья тоже принимали самое деятельное участие в строительстве и укреплении Кремля.
Зимой 1339–1340 годов князь Иван Данилович обнес город Москву-Кремль дубовыми стенами, истлевшие остатки которых попадались в земле при постройке новых зданий в последующие века. Возведение стен было необходимо еще и потому, что после пожара 1337 года Москва почти вся погорела. Великие пожары от злых людей или от несчастных случаев повторялись в первой Москве почти каждые пять лет. Быстро уничтожал огонь жилища и имущество горожан, но также быстро они вновь устраивались.
